Вадим Чекунов - Пластиглаз Страница 33

- Нравится? - приподнял плечо Черкасов. - Хочешь такую? Гриня из второй роты за блок «Явы» забацает только так!

- Да не, не надо... Мамка просила, когда в армию уходил, не делать. А то, говорит, как уголовный будешь... У нас, посмотришь, полсела кто сидит, кто вышел тока...

Оглянувшись по сторонам, ефрейтор расстегнул две верхних пуговицы и сунул пилотку за ремень. Взмокшие белобрысые волосы его прилипли ко лбу.

Черкасов на ходу нагнулся и вытянул, е едва слышным скрипом, стебелёк колосянки. Сунул сочный кончик в уголок рта.

- Это с каких же это пор славный город Орёл селом у нас стал? Разжаловали, что ли? Как меня из сержантов!.. - Черкасов хохотнул.

Нечаев растерянно провёл ладонью по лбу.

- Да ладно, зёма, какие проблемы!.. Ты думаешь, поверил я, что ты городской? - Черкасов метнул травинку в кусты. - У тебя, ты не обижайся только, слово «колхоз» на лбу написано!

Нечаев совершенно машинально снова потёр лоб. Черкасов заржал так, что даже остановился, и согнувшись, хлопнул себя по коленям. Отсмеявшись, потёр заблестевшие глаза, распрямился и покачал головой:

- Ну ты и артист, тёзка!.. Ну, блин, ты даёшь!.. Ну, ладно. Пойдём, не дуйся! Чего ты, в натуре, как баба, обидчивый такой?!

Ефрейтор сник, будто из марьиной цистерны помоями окатили его.

«Скорей бы уж дойти,» - с жалостью вдруг какой-то к себе, до спазма в горле, подумал Нечаев, идя по соседней колее и разглядывая синюю голову барса. Барс, при шевелении плеча, казалось, шире распахивал пасть, грозно глядя на конвоира

Едва слышно пахнуло навозом. Тропинка взбиралась на холм.

- Ну и почему же? - спросил вдруг Нечаев.

- А? - не понял Черкасов.

- Почему я и Тищенко зёмы тебе? Ты же, вроде, с Ленинграда сам?

Черкасов шутливо замахнулся ладонью:

- Иззз!! Изз Ленинграда! Из Питера я! Тёзка, бить буду! Учись правильно говорить, чернозём! Да не обижайся, - видя, что Нечаев замедлил шаг, примирительно поднял руки Черкасов. - Я же так... А зёмы почему... зёмы потому что мне все хорошие люди с планеты Земля! Вот так-то! Всего и делов... Усёк?

Нечаев кивнул.

Кустарник закончился, они будто вынырнули из него и очутились на лысой верхушке холма.

Тропа, стекая в низинку, расползалась и терялась среди выгоревшей желтой травы. С минуту, переводя дух, солдаты разглядывали рассыпанные по низинке убогие строения - подсобное хозяйство. Низкий, с горбатой крышей коровник, загон для свиней и деревянный курятник. Поодаль, у пыльных, настеж распахнутых теплиц, скособочился домик хозобслуги. За теплицами неровной серой полосой тянулся бетонный забор части с линиями ржавой «колючки» поверху. Два огромных сарая прижались к подножию холма. Из коровника раздалось короткое взмыкивание.

- Блядь, спину жжёт, - Черкасов взглянул, морщась, на солнце и накинул китель на плечи.

Пыля сапогами, начали спускаться по холму. Из домика их заметили, скрипнула дверь и на крохотное крылечко вышел дочерна загорелый, а может, перепачканный с головы до ног, в одних лишь сапогах и галифе солдатик.

- Э-э! Чумаход! Гостей встречай! - закричал Черкасов, покрутив в воздухе обеими руками. - Хорош коров ебать!

Солдатик испуганно передёрнул плечами и юркнул обратно.

- Ефрейтор Нечаев! - Черкасов вытянул руку в направлении домика. - Приказываю открыть огонь на поражение! За неуважение к высокой делегации! Расстрелять эту халупу к ебене матери! За родину, за Сталина! Тра-та-та-та-та! - вытянув указательные пальцы обеих рук и сложив их наподобие автомата, Черкасов побежал вниз, взбивая ногами клубы пыли. Нечаев припустил следом.

На крылечке вновь показался чумазый солдатик, на этот раз с эмалевой кружкой в руках. С опаской протянул её подбежавшему Черкасову. Заглянув в кружку, тот сделал несколько глотков и, вытирая губы ладонью, передал её Нечаеву.

Молоко, жёлтоватое и густое, отдавало горчинкой. Нечаев допил кружку, и возвращая её солдатику, поинтересовался:

- Это «утренник» у тебя?

- Не-е... - протянул подсобник. - Вечерней дойки. А може, и «утренник» туды влили. Не я, Остапчук на коровах...

- А ты на чём? - насмешливо спросил Черкасов.

- Я на курах, - охотно пояснил чумаход. - А Гуськов на свинарнике и кобыле. Тока он в столовке ща, на отходах.

- Ха! Я погляжу, ты лучше всех устроился! - подмигнул ему Черкасов.

Подсобник непонимающе моргал.

- Ну как же, - продолжил Черкасов. - Смотри сам. Друзья твои, как их там... Один на дембель на корове поедет, другой одной ногой на кобыле, другой на свинье! Как в цирке прямо! А ты - другое дело! Белая кость. Гордость «люфтваффе»! Ас-истребитель! На самой лучшей курице-несушке домой полетишь! И яйцами по штабу и «губе» отбомбиться не забудь!

- Так они ж не летают! - удивился подсобник.

Черкасов загоготал. Указывая на солдатика, обернулся к Нечаеву:

- Зёма, бля буду! Этот похлеще тебя будет! Вам вместе выступать надо! Два сапога пара! Чего ты в карауле делаешь, только страдаешь зря. Иди к ним на подсобку, не пожалеешь!

Черкасов присел на узкую лавочку под небольшим навесом слева от крыльца. Закинул ногу на ногу и привалился спиной к стене. Зажмурился, задрав голову. Не открывая глаз, позвал:

- Иди, тёзка, присаживайся. В теньке-то получше...

Нечаев посмотрел на подсобника:

- Передай Остапчуку своему, чтоб за коровами лучше следил. Они у него подорожников наелись, молоко и горчит. А чтоб две дойки в один бидон сливать... Он вообще, дурак что ли?..

- Не, а може, и не сливал. Я не знаю, я ж на курах... - как-то жалобно, по-собачьи, взглянул на него солдатик.

- Гнать его надо, так Полищуку и скажи. Как не скисло-то... - ефрейтор махнул рукой и сняв с плеча автомат, подошёл, волоча его за ремень, к лавочке. Присев рядом с Черкасовым, сунул оружие между колен. Потёрся лопатками о сухое, шершавое дерево стены. Скудная тень навеса не спасала от тяжкого дыхания жары. Нечаев ослабил ремень и сдвинул подсумок на спину.

Казалось, Черкасов так и уснул с запрокинутой головой. Но стоило Нечаеву, повозившись, устроиться, губарь, не открывая глаз, со вздохом произнёс:

- А дома-то, матушка написала, дожди вторую неделю.... И не верится как-то... - Черкасов помолчал. - Город дождей.... Вторая столица, между прочим. Мойку-то вспучило, наверное, опять... Я ж на ней, на Мойке живу...

Нечаев молчал.

- Ты-то, тёзка-зёма, небось думаешь, что Мойка - это трактор грязный, и кишка резиновая от колонки идёт, поливать чтобы, значит?.. Нет, братуха, это речечка такая. А Фонтанка! А Нева... Господи ты боже мой! Слова-то, названия какие! Блин, заплачу сейчас!.. Гостиный, Невский! Какие девки там чумовые! Ты бывал на Невском, хоть раз, а, тёзка? Неужели нет?!

В курятнике раскудахтались куры - будто затарахтел неисправный двигатель - что-то скрежетало и поскрипывало.

- Раз не бывал, считай, жизнь прожил зря! - Черкасов открыл глаза и огляделся.

Чумаход выжидательно топтался на месте.

Черкасов изменил позу - вытянул ноги вперёд, внимательно рассмотрел пыльные носки сапог, и зыркнув на подсобника, небрежно обронил:

- Чумаход, подь сюда!

Солдатик нерешительно сделал пару шагов.

- Да не ссы ты! - скривился Черкасов. - Солдат ребёнка не обидит. Полищук-то ваш где? Куда дели тело убиенного вами прапора? Свиньям скормили, что ли?

Подсобник непонимающе замер.

- Блядь, ты чего тупой такой, воин?! - поразился Черкасов. - Слышь, зёма, - повернулся он к Нечаеву. - Растолкуй, будь другом, своему брату по разуму, что мы хотим от него, а то он меня выводить уже начал...

- Это... - кашлянул Нечаев. - Прапорщик Полищук должен указать объём работ на сегодня для арестованного рядового Черкасова. Вот... По распоряжению начальника караула капитана Ходаковского, - добавил неожиданно довольный собой Нечаев.

- Эка ты навострился! - в свою очередь удивился Черкасов. - Младшего тебе давать пора. Чего в ефрейторах засиделся?..

- Не справлюсь я... - смутился Нечаев. - Командовать... это... Да ну... Напряг один.

- Это ты точно заметил. Я, вон, видишь, покомандовал чуть-чуть, да и бросил это дело на фиг, - Черкасов показал подбородком на не выгоревшие ещё тёмные полосы на погонах. - А вот Тищенко, тому по кайфу! Сам знаешь - хохол без лычек, что хуй без яичек! - хохотнул бывший сержант. - Так где Полищук? - вспомнив о чумаходе, спросил того Черкасов.

- Дак пьяный он. Вчера запил. Теперь до среды, не раньше... - чумаход виновато поглядел на солдат. - Сказал, что вас приведут сегодня, навоз убирать. Дак я сам убрал уже, чего там... Я ж понимаю...

«Что ж делать тогда?» - задумался Нечаев.

Солнце заливало всё вокруг болезненным белым светом. Даже короткие тени казались едва серыми, расплывчатыми.

– Слушай, тёзка! - наклонился Черкасов к самому лицу ефрейтора и заглянул ему в глаза. - Дело на сто рублей!...

Лицо его было так близко, что Нечаев мог разглядеть начинающую прорастать на его щеках щетину, и даже крохотные точки вокруг тонких и чуть неровных шрамов на подбородке и лбу. Ефрейтор попытался отстраниться, но упёрся спиной в нагретую стену. Словно только и ожидая этого прикосновения, спина начала зудеть и покалывать. С наигранным безразличием принялся разглядывать угол коровника. Помедлив, всё же спросил: