Георгий Злобо - Румбо Страница 35

— Это прямо как в фильме! — усмехнулся Румбо.

— Что еще за фильм?

— Ну, лабуда голивудская… фантастика, «Румбоид» называется. Там главный герой борется с бесами. Нудно так борется… через 5 минут надоедают эти его потуги… И ты меня, что ли с этим сравнить хочешь?

— Не смотрел я это кино, — развернулся старик, вырывая кольцо гранаты и хватая Румбо за руку, — а ну, как теперя мне жить расхотелося? Может, я сам себе не по плечу пришелся? Держись, Румбубей, сейчас ты смерть свою увидишь!

— Ты чего, дед… охуел?! — Румбо сорвал захват, отскочил в сторону.

— Чего ж ножом меня не ударил? — дед разжал пальцы, граната провалилась ему за шиворот и застряла под рубашкой; он шагнул навстречу своему прошлому с распростертыми объятиями… нет!

— Нет! — Румбо припустил вдоль могильной ограды, — Нет! Нет! Неыы!!! — он выл и бежал, сбивая ноги.

Рыбкой нырнул вбок за ограду, пребольно разбив колено о камень.

Воздух разодрал взрыв.

Жалость к себе накатила солёной волною.

Лежал и выл:

— Бляди!.. Все, все бляди! Сегодня блядь в цене, а не герой!.. блядям раздолье мутною порой…

Маленький кусочек седого скальпа сползал кровавой соплёй по щеке.

Наконец, спустя неясный промежуток времени, успокоился, приподнялся и распрямился, отряхиваясь. Могила рядом была знакома: словно он был здесь совсем недавно. Но бежал-то он совсем в другую сторону! Опять deja-vu… и кто в ней похоронен? Эге, да это же 3оин старший брат Гаврила, о котором она ему говорила.

Румбо мучительно попытался вспомнить, что именно — и главное когда — рассказывала ему о Гавриле 3оя, но ни единого связного сюжета не всплыло в его покореженной памяти, представлявшей из себя сплошные flotsam & jetsam.

Он отворил калитку и прошел за ограду.

Вот что странно: могильный камень напоминал люк. Сходство усиливалось, благодаря небольшому отверстию в массивной металлической крышке. Очевидно, своеобразная конструкция склепа. В копне усохших венков Румбо заметил багор, предназначавшийся для вполне очевидных целей. Он взял его, сунул крюк в отверстие, зацепил, приподнял и сдвинул.

Возникло ощущение, что на кладбище вмиг упали сумерки: всё вокруг потемнело, контуры оград и надгробий потеряли четкость, стали дряблыми, слились в непонятном узоре. Из открытого люка, наоборот, лился мягкий завораживающий свет, похожий на фосфорное сияние разложившейся рыбы.

Преодолев накативший приступ экзистенциального ужаса, Румбо заглянул внутрь. Его взору предстал неглубокий колодец с ровными бетонными стенами и металлическими скобами для спуска. Внизу у самого дна явственно виден был прямоугольный проход, из которого и лилось завораживающее зарево.

— Может, пожрать чего найду? — приободрил себя Румбо, и осторожно принялся спускаться.

Он и вправду давно уже мучался голодом и жаждой. Эти неприятные ощущения служили бесспорным стимулом, что гнал его с места на место, не давая застыть и уснуть посреди тихого уюта семейного кладбища.

Воздадим же и мы им должное.

Последняя скоба оказалась прилажена высоковато: Румбо повис на руках… Прыгать? Там еще метра три, не менее. Но разве не прыгал он на спор со второго этажа с ребятами в клубе?

И Румбо отпустил скобу.

Уже в полете обнаружилось, что зрение подвело его, и расстояние от последней скобы до дна колодца значительно превышает прогноз. Но испугаться не успел: как мог, самортизировал силу удара, едва не сломав плечо.

Быстро вскочил, оглядываясь.

Что за ерунда?! Отчетливо проглядывавшееся сверху прямоугольное пятно на стене, которое принял он за проход, на поверку оказалось игрой света: он стоял на дне совершенно пустого бетонного колодца диаметром около полутора метров. Гладкие стены, покрытые местами несложным геометрическим узором, излучали мёртвое свечение гнилой рыбы, которое, преломляясь, рождало на вогнутой поверхности подобие входа в тоннель.

Под ногами захрустело. Наклонился. Так и есть: кости.

Страшная догадка на миг парализовала разум, а затем Румбо отчаянно подпрыгнул, силясь достать рукой до скобы… куда там… он не покрыл и трети расстояния. Но прыгнул еще, и еще раз — даже не надеясь дотянуться, но дабы заглушить хоть отчасти этим прыжком тоскливый ужас и сметающее отчаянье, что вмиг овладели им, едва он понял…

Тотчас еще одно жуткое открытие ждало его: влажный след плесени, покрывавшей стены колодца у самого дна стал неожиданно выше. С минуту Румбо ошарашено разглядывал этот медленно ползущий кверху склизкий обод, прежде чем до него дошло, что бетонное дно колодца медленно опускается, подобно поршню гигантского шприца.

Могила Гаврилы всасывала в себя незваного гостя, как всасывает навозную муху хищный цветок.

— 3оя!! 3оя!! Помоги мне!! — неожиданно сам для себя взверещал Румбо, обделываясь без малейшего сожаления, и чуть не кончая от жути.

Нет! Невозможно!

Но невозможное происходило с ним: поднявшийся выше головы уже слой плесени подтверждал это. За пару минут безотчетной паники дно колодца опустилось более чем на 3 метра.

С невыразимым ужасом он прислонил к стене ладони — и стена заскользила по ладоням вверх, вверх, вверх… Она скользила вверх всё быстрее, а смрад гнили усиливался. Уже не просто плесень, а гнойный струп разложившейся лавы дышал на Румбо нефтяным откровением Бездны.

Стемнело. Свет был теперь тусклым кругом над головою, который с каждым мгновением угасал подобно углям ночного костра. Невыносимое зловонье наполняло чёрный ствол бетонной шахты, дно которой, с бившемся на нем в рвотных судорогах Румбо, опускалось всё ниже. Спуск этот сопровождался то неясным чмоканьем, то невыносимым металлическим рёвом Преисподней, и из влажной прогорклой стены выпадали куски белковых останков.

— Так вот что такое Ад, — прошептал Румбо, — Бесконечный спуск в непроницаемой тьме! Но нет… это не может длиться долго… эта вонь… я скоро потеряю сознание от смрада. А там и умру, ну и пусть — чем терпеть эту пытку. Если даже этого не произойдет, я сойду с ума… а кто ручается, что в данный момент я не безумен? Не будет ли маньяком сей странный поручитель? Но, в любом случае, силы мои на исходе… после эдаких потрясений я потерял счет времени, до сих пор ничего не пил и не ел, пару раз кончил, с пяток — обосрался — вот и вся жизнь, вот и всё, с чем расстался.

Неужто жаль расставаться с такой дребеденью? А почему? Надежды на будущее? Бросьте. Всё это тлен. Только дети верят в будущее. Я видел своё будущее в мерзком старике, подорвавшем себя гранатой на кладбище.

Ну, что ж: с таким не жаль расставаться!

И не пора ли ускорить программу?

Нож — вот когда он пригодился. Всё носил его с собой, как амулет, но нет на нем вражеской крови. Теперь-то ясно, для чего носил. Чтобы принять от него смерть. Такова глухая стена Неизбежности, что проползает вверх мимо нас, углубляя бездонность могилы. С каждой секундой. Всё ниже, ниже и ниже.

Румбо примерился. Куда бы пырнуть? В своей способности сделать это он не сомневался ни секунды. Да вот поди ж ты. В горло? Ах, нет… лезвие скользнуло по коже, но тот час застыло. Вскрыть вены. Да, пожалуй, это нормальный выход. Да только он не раз читал, что вены вскрывать тоже надо умеючи, а именно: вдоль, да поглубже. А все эти мелкие частоколом надрезы на внутренней стороне предплечья — лабуда дешевая, не прокатит. А хуй себе слабо отрезать? Вместе с яйцами. И оставить их на память, пригвоздив к уходящей наверх стене этим самым ножом.

Для кого?

Что с ними будет?

Провисят еще 100 лет, пока дно не подымится снова. Если это вообще произойдет когда-нибудь. До конца жизни на Земле. Представить себе такое будущее сложно, но оно есть: где-то там, в мертвящем жерле Вселенной.

Может, не нужно пока себя резать?

Сколько времени уже прошло, неизвестно: ведь время здесь не существует. И потом, не может же он, в самом деле, вечно опускаться под землю? Не может эта шахта вести его к центру Земли? А если так, то он сгорит? Но раньше всё равно задохнется от жара. Ну, что же: неплохая концовка для бездарной жизни: сгореть, низвергаясь в Бездну. Но ведь он видел своё будущее в старике с гранатой. Ведь старик с гранатой — откуда-то появился. Значит, выжил Румбо?…

Надо принять, немедленно принять это нелепое будущее камикадзе.

Ты, принадлежащий к племени бойцов, должен с этим смириться. Боец вправе сам распоряжаться своей жизнью: и в этом его отличие от пронырливого торгаша, от киборга-пролетария и от попрошайки-актёра.

Будь он учителем, инженером, или плотником.

Имеет ли профессия значение?

Чтобы отвлечься от всепроницающего ужаса, который буквально вырывал из него душу, Румбо стал перечислять про себя профессии, каковыми овладел бы он с радостью, будь у него теперь хоть малейший шанс избежать мучительной смерти.