Уилл Айткен - Наглядные пособия (Realia) Страница 35

– Сасаки-сан говорит, ваши рисунки невозможно воплотить в жизнь, это – каракули пятилетнего ребенка, талантом обделенного и сцены не чувствующего. Даже если он и сконструирует такие декорации – что невозможно в любом случае, – на них никто не захочет смотреть. А если кто и посмотрит, так только в ужасе, поскольку ваши декорации нарушают все принципы школы «Чистых сердец», противоречат традициям и условностям дизайна бутафории и, наконец, раз и навсегда доказывают: у вас нет призвания к шоу-бизнесу.

Низко, очень низко кланяюсь ассистенту, еще ниже – мистеру Сасаки.

– Будьте так добры, поблагодарите мистера Сасаки за его помощь и поддержку. Я уверена: наше сотрудничество окажется весьма плодотворным.

И, не успевает ассистент доперевести до конца ответ мистера Сасаки, как я уже выхожу из гулкой комнаты.

Иду прямиком обратно в бунгало, намереваясь заползти в постель и оставаться там по меньшей мере до ужина, но обнаруживаю на веранде сидящую на пятках Гермико. Она окидывает взглядом дыру в шир-мах-сёдзи и одеяло в розочках, что колышется на прохладном ветерке.

– Ну и погуляли же вы вчера, Луиза.

– Новости разносятся быстро.

– Быстрее, чем ты думаешь. – Она встряхивает японской газетой. На первой странице сразу над сгибом фотография меня, любимой: я лежу на спине, болтая ногами в воздухе, Кай и Кей без рубашек тянут меня за руки, на заднем плане отсвечивает детским маслом Стив. Чуть в стороне Оро настороженно смотрит прямо в камеру.

Разворачиваю газету. В нижнем правом углу – фото принцессы Уэльской в дурацкой шляпке, цветное, между прочим.

– Гермико, что это за газета? И почему принцесса Ди – в цвете, а мне достался зернистый черно-белый вариант?

– Это – «Старри Джампо», японский эквивалент «Нэшнл инквайрер». Никто не сознается в том, что его покупает, но все знают содержание каждого номера от корки до корки. Этот я купила в здешнем магазине подарков.

– Думаешь, и все остальные с ним ознакомились?

– Я видела, как твои ученицы дрались за номер в гостиной «Кокона» после ленча. Мистер Аракава очень обеспокоен.

– Он тоже прочел?

– Вот поэтому я и здесь. – Гермико касается моего плеча, давая понять, чтобы я села на пятки, или уж как смогу, рядом с ней. – В качестве его неофициального посланца. Мне поручено оценить нанесенный ущерб и тактично предложить тебе впредь воздержаться от того, чтобы развлекать своего знаменитого приятеля и его буйных друганов на территории школы «Чистых сердец».

– Ох, Боже ты мой, Гермико, я себя такой идиоткой чувствую. Ни о какой вечеринке речь вообще не шла. Я пригласила Оро, а он…

– …Притащил с собою полный штат прихлебателей. Я-то знаю, каков он, но ведь ты понимаешь, в каком положении оказался мистер Аракава?

– Конечно, понимаю.

Гермико глядит мне в глаза.

– Тебе нужно быть очень осторожной, знаешь ли. Ради тебя самой, точно так же, как и ради школы. Оро – своего рода громоотвод, молнии к себе так и притягивает. Бульварные газетенки вечно его выслеживают. Настало время жениться – ему уже под тридцать, видишь ли, – а он все никак, и в ряде интервью отзывался о браке крайне пренебрежительно. Журналисты и миллионы его почитателей изнывают от любопытства. Слухи ходят самые странные.

Под тридцать?

– А я думала, он у нас – Джеймс Дин, он может делать что хочет.

– Он может делать что хочет – до тех пор, пока его не поймают на месте преступления.

– Понятно. – Еще раз изучаю фотографию себя, любимой, дрыгающей ногами в воздухе. – А это за «поимку на месте преступления» считается?

– Оро полагается избегать романтических связей с одной определенной дамой. Его менеджеры утверждают, это наносит урон билетной кассе. В то же время, чтобы развеять сомнительные слухи, он обязан выходить в свет с целым набором звезд и старлеток. И даже когда он решает с кем-то встречаться серьезно, ему приятно думать, будто эту часть жизни он может сохранить в секрете.

– Ну, удачи ему. Ты можешь перевести, что написано под фотографией?

Мгновение Гермико изучает текст.

– Ты уверена, что и в самом деле хочешь знать? Ладно, посмотрим: «Буйная оргия на горной вилле загадочной гайдзинки: сюрприз для суперзвезды. Большая женщина разложена на земле для удовольствия Оро усилиями прославленных каскадеров Кая и Кея Фудзимори».

– Черт побери, Гермико, и из-за этого «Чистые сердца» могут расторгнуть мой контракт?

– У тебя нет контракта. И ты это знаешь. Здесь все делается по взаимной договоренности, через рукопожатие или, если на то пошло, обмен поклонами.

– Мистер Аракава стоял на ушах?

– Скорее он был озадачен. Он воспринимал тебя как «милую, тихую девушку».

– Идти паковать чемоданы?

– Вряд ли сейчас есть такая необходимость. Ты – иностранка, тебе делают определенные скидки. От иностранцев ждут всевозможных ляпов – считается, что это часть вашего яркого экзотического обаяния.

– Приятно слышать. Гермико усмехается.

– Ну, я так понимаю, ты развлеклась на всю катушку?

– Судя по тому, что помню, да.

– Я позвонила в службу по эксплуатации насчет ремонта ширм-сёдзи.

– Спасибочки. Не зайдешь ли выпить чайку или еще чего? Правда, бардак в доме страшный.

– С удовольствием.

Футоны все еще расстелены на полу, одеяла свалены на татами.

– Бог ты мой, – восклицает Гермико, – ты что, с ними всеми спала?

– В некотором роде. – Включаю электрочайник, начинаю убирать со стола вчерашний мусор.

Гермико обнаруживает на видеомагнитофоне наполовину полную бутылку коньяка.

– Забудь про чай.

Щедро наливаю нам обеим по стакану, и мы устраиваемся на футонах. Гермико, наклонившись ближе, убирает у меня со лба прядь влажных волос.

– Чего пригорюнилась?

– Не знаю. Я…

– Только не принимай упрек мистера Аракава чересчур близко к сердцу. Через неделю все позабудется.

И ты ведь вполне можешь продолжать встречаться с Оро, только у него. – Она смеется. – Или вы можете отправиться в отель любви*.

Посреди ночи звонит телефон.

– Оро?

– Как ты узнала?

– Кому еще звонить в такой час?

– Мне очень жаль.

– Ага, как же. На самом деле тебе по фигу. Он фыркает от смеха.

– Что ты делаешь завтра?

– А тебе-то что?

– Ты разозлилась? – Судя по его голосу, он страшно собою доволен.

– Оро, ты втравил меня в жуткие неприятности.

– Фотка в газете?

– Помимо всего прочего. Он смеется.

– Классная фотка.

– Ты вышел неплохо. А я – прямо блудница Вавилонская.

– Ноги в воздухе. Грязная сумасшедшая девчонка.

– Так знай: больше такого не повторится.

– Никогда?

– По крайней мере не у меня в доме. Я могу без работы остаться.

– Ох. Вот это очень серьезно. Извини, пожалуйста. Забавно: я так и вижу, как он кланяется.

– Так что же у нас завтра?

– Сюрприз.

Боюсь, что еще одного я не переживу.

– Ты будешь один или с мальчишками?

– Один.

* Отели любви (рабу-хотэру) – сеть специальных отелей, куда приходят парочки именно для занятий любовью.

– Киото?

– Токио. В час за тобой заедет машина. Ничего?

– Ничего.

– Ну, увидимся завтра вечером. – В трубке что-то потрескивает.

– Оро, ты где?

– Нигде.

– Где?

– На пляже.

– А разве не холодно?

– На пляже на Фиджи.

– Ну, не важно. Я ложусь обратно спать. Я, между прочим, сама себе на хлеб зарабатываю.

– Я тоже. – Он хихикает. – Увидимся завтра, большая загадочная гайдзинка.

– Оро?

– Да, Луиза?

– Иди на фиг.

«Мазерати» мчится по широкому, обсаженному деревьями бульвару: в этой части Токио я еще не бывала. Наклоняюсь вперед и окликаю водителя:

– Где мы?

– Между Хараюку и Сибуей, – сообщает он и продолжает цыкать зубом.

Беру на заметку. Модный район. Около миллиона девушек с семнадцатидюймовой талией и с пакетами «Ха-наэ Мори»* в руках.

Огибаем огромный лиственный парк и гигантскую арку уложенного бетона.

– Стадион «Ёёги», – сообщает мне водитель. – Олимпиада в Токио.

– Мы почти приехали?

* Японский Дом моды, основанный в 1949 г.; Ханаэ Мори стала первым японским дизайнером, принятым в Парижский Синдикат Высокой Моды.

Он резко тормозит, оборачивается ко мне, широко усмехается.

– Мы уже приехали.

Длинная площадь, в конце ее – большое массивное современное здание. На нем вывеска: «Концертный зал NHK». На площади – ни души. В этот самый миг садится солнце – разом, как это водится в Японии, точно на выключатель нажали.

– Вы уверены, что?..

Он нажимает на кнопку, моя дверь распахивается. Выхожу, поправляю вуаль на шляпке – идея Гермико, равно как и темно-фиолетовое вечернее платье и черный парчовый жакет. Обычно я стараюсь не носить фиолетовых тонов, но сейчас волосы мои по большей части забраны под шляпку, а вуаль – «в целях безопасности», выражаясь словами Гермико – закрывает выбившиеся пряди.