Я, мои друзья и героин - Фельшериноу Кристина Страница 35

Понятно, она быстро дорисовала себе полную картину наркотики панель, клиенты, сутенёры и всё такое прочее…

Я бы никогда не решилась сказать ей правду… Я солгала: «Да как-то само набиралось… Ну, просила, там, пару марок у людей. Как правило – получалось. Ну, убирала там, сям – чего ещё-то?!» Больше она не спрашивала. И было видно, как счастлива она была получить ответ, который не подтверждал её самых худших опасений. И так уж, всего, что она узнала в это воскресенье, хватило бы, чтобы свалиться с инфарктом. Мне было просто безумно жалко её, и меня мучила совесть…

Мы, в спешке одевшись, тотчас выскочили из дома, чтобы найти Детлефа… На вокзале его не оказалось. Его не было и у Акселя, и тогда вечером мы поехали к отцу Детлефа… Родители Детлефа были в разводе. Отец – мелкий служащий. И он уже давно знал, что там с Детлефом. Моя мама накинулась на него с упрёками: почему он, зная обо всём, не сказал ей ни слова. Тут его отец всхлипнул раз, всхлипнул два и чуть не разрыдался перед нами. Мысль, что его сын наркоман, а он ничего не может с этим поделать, постоянно мучила его… Ну, теперь-то он был рад, что моя мама хочет взять дело в свои руки! Он повторял всё время: «Ну, слава богу – теперь всё будет в порядке».

Папаша Детлефа обладал огромной коллекцией снотворных и успокаивающих средств, и я немедля реквизировала у него все эти препараты, сказав, что у нас нет валерона, и что выход без валерона будет зверски мучителен. Домой мы уехали с пятью упаковками мандракса, пачкой геметрина и горой валиума. Ещё по пути в метро мне пришлось закинуться целой пригоршней таблеток, так как ломка уже начиналась. Таблетки хорошо взяли, и я проспала всю ночь напролёт…

Утром Детлеф стоял в моей комнате. Отец нашёл его сразу после нашего ухода.

Детлефа уже круто гнуло, и меня сильно удивило, что он всё-таки не вмазался где-то по пути, а пришёл ко мне переломаться. Какой он всё-таки классный, подумала я! Он же наверняка знал, что у меня нет героина и быть не может. Детлеф сказал, что хочет быть вровень со мной, когда мы начнём.

Детлеф, как и я, действительно хотел бросить всё это. И теперь мы даже радовались, что дело обернулось таким образом. У нас не было ровным счётом никакого понятия – как и у наших родителей впрочем, – что это полный бред если двое дружбанов-наркоманов пытаются вдвоём слезть с иглы. Потому что рано или поздно один из них начинает снова, и второй колеблется только пока не узнает, что его друг вмазался. То есть, мы-то, возможно, и знали об этом, но предпочитали строить иллюзии. Нам всё время казалось, что у нас с Детлефом всё по-другому чем у других. Да, в конце концов, мы не хотели ничего делать по одиночке, Детлеф и я!

До обеда мы держались на пилюлях в общем-то неплохо. Мы разговаривали друг с другом, рисовали себе нашу жизнь после откола розовыми красками и обещали друг другу стойко держаться в ближайшие дни. Несмотря на начинающиеся боли, мы были счастливы вместе, сидя у меня в комнате.

А днём это началось… Мы беспрерывно глотали таблетки и заливали их вином в огромных количествах, но ничего не помогало. Внезапно я почувствовала что мои ноги совершенно не подчиняются мне. В подколенных впадинах было страшное давление я боялась, что вены просто не выдержат и порвутся. Я легла на пол и вытянула ноги. Я пыталась то напрячь их, то расслабить но мускулы просто не слушались меня. Тогда я руками прислонила ноги к шкафу… Это было ошибкой, потому что там они оставались несколько часов. Я просто не могла оторвать их от стенки шкафа. Я извивалась и каталась по всему полу, но ноги так и оставались на шкафу, как приклеенные.

Я совершенно взмокла от ледяного пота. Я тряслась и замёрзала, и этот пот лил по всему лицу, заливая глаза. Вонял он ужасно! Я понимала, что этот вонючий яд, которым было полно моё тело, выходит теперь наружу, и мне казалось, что я присутствую при изгнании чертей из себя самой…

Детлефу было ещё хуже. Он был в полной отключке в смысле головы. Трясся от холода, но вдруг снял свой пуловер и сел на стул около окна. Его ноги были в постоянном движении. Он будто бежал, сидя на стуле и мёртвой хваткой схватившись за его ножки. Его ноги, тонкие как карандаши, в страшных конвульсиях постоянно ходили взад и вперёд. Каждую секунду он вытирал пот с лица, но пот этот лил литрами. Детлеф страшно кричал, извиваясь как угорь и просто корчился от боли.

Спазмы желудка. Это было похоже на агонию.

От Детлефа воняло ещё хуже, чем от меня, и в крохотной комнате нечем было дышать. Я часто слышала о том, как разрушается наркоманская дружба после удачного откола. Я думала, что всё равно люблю его – даже сейчас!

Детлефа вдруг оторвало от стула, он как-то добрался до зеркала в моей комнате, и уставившись в него, сказал: «Всё: я не выдержу! Я не перенесу этого! Нет, я просто не могу!» Я не отвечала. У меня не было ни капли сил, чтобы хоть как-то придать ему мужества. Я просто заставила себя не думать так же, как он, и попыталась сконцентрироваться на каком-то глупейшем романе ужасов, лихорадочно перелистывала и рвала страницы газеты. Язык и горло пересохли до невозможности, рот при этом был полон какой-то едкой слюны. Я всё не могла её сглотнуть и зашлась в кашле. Чем судорожнее я старалась проглотить эту слюну, тем сильнее становился кашель, и вскоре этот кашель уже вообще не прекращался ни на секунду – я не могла дышать. Потом меня стошнило. Прямо на ковёр. Я блевала какой-то белой пеной. Я подумала, что меня рвёт прямо как мою собаку, если та обожрётся травой. Потом я вспомнила, что никакой собаки у меня уже нет… Кашель и рвота не прекращались.

Всё это время мама была в гостиной. Выглядела совершенно растерянной и беспомощной и не отваживалась зайти к нам в комнату. Каждые пять минут она выбегала в универмаг и приносила нам что-то, что мы даже не могли проглотить.

Наконец, она принесла солодовые леденцы, и именно они помогли мне. Кашель прекратился. Мама убрала всю блевотину с ковра. Она была очень мила, а я не могла даже спасибо сказать… Вдруг разом подействовали все эти килограммы колес – я же сожрала пять таблеток валиума, две мандракса и догнала всё это бутылкой вина!

Нормальный человек после такого продрых бы пару дней точно, не вставая с кровати, но моё тело было настолько загажено, что практически не реагировало на яд. Тело стало только немного спокойнее и улеглось на кровать. Около кровати поставили тахту, на ней уже лежал Детлеф. Мы не касались друг друга. Каждый был занят собой. Я была в каком-то полуобморочном состоянии. Я спала и в то же время знала, что сплю и всё равно чувствую все эти проклятые боли. Полусон перемежался полубодрствованием. Мне казалось, что мозг мой совершенно обнажён, и любой может прочитать все мои самые грязные мысли, и что теперь-то мама увидит, что за омерзительный кусок говна её дочь. Я ненавидела своё тело. Я была бы рада, если бы оно просто сдохло!

На сон грядущий я заглотила ещё пару таблеток. Нормальному живому существу этого хватило бы, чтобы навсегда откинуть копыта – я же только пару часиков вздремнула. Мне приснилось, что я собака, с которой все обходились очень ласково, а потом вдруг заперли в клетку и замучили до смерти. Ночью я проснулась оттого, что Детлеф махал руками как вертолёт и больно бился при этом. Горел свет. Рядом с кроватью стояла миска с водой и лежала тряпочка – мама принесла! Я стёрла пот с лица и посмотрела на Детлефа.

Детлеф сучил ногами, будто ехал на велосипеде. Всё его тело лихорадочно двигалось хотя казалось, что он крепко спит. Он часто и сильно бил себя, взмахивая руками.

Мне стало немного лучше. Появились силы вытереть грязь с его лица. Он ничего не почувствовал а я знала, что и сейчас люблю его как сумасшедшая. И когда позже я опять задремала, то почувствовала в полусне, как он меня обнимает и гладит мои волосы.

На следующее утро нам стало значительно лучше. Старое наркушеское правило, что второй день выхода – самый сложный, не сработало в нашем случае. Но это же был наш первый откол, и он всегда только наполовину так ужасен, как все последующие! В полдень мы даже смогли немного поговорить друг с другом.