Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 1. Выступления, статьи, манифесты - Илья Михайлович Зданевич Страница 35

поэзия одново рта одна не занимает нас сдуваемый ветром обломок скатываясь на дорогу глохнет за урчан’ем и шыпами но прыгнуло извержение скалы парят город уснул под стёганым одеялом обвала что ныне покроет блеян’е каменых отар.

Ощэлёный фагот не в силах вместит’ распустившую слюни бурю хрипит перед кончиной, да придут наследоват’ ему тысячерукие трубы тоннели, щупальцами обволокут ухо и проглотят мятежы.

Но сифилитики довольствуются фаготом ибо уд не плодит и прогрессивный паралич подкосив прыжок через проволочные заграждения привычки развесил тело на колюч’ ях мы же здоровые ударившись о трамплин всёчества перепрыгнули и добыли MV

исправляя наш неудачный рот мы пришли к многовой поэзии крича толпами и всё разное на пристан’ заплатанную шэлухой встреч на рынок торговат’ сет’ми для поимки дней.

А не читаемая про себя MV миновав замусленые в молче библиотек гроба бежыт раскрасившись на эстрады брат’ приступом окопы сыпат’ конфетти шымоз и взамен словесных трещоток получыт’ ресоры толпы

Зазнавшиеся буквы недовольные их участ’ю горничных душат язык. MV вырывает из строк хрипящего толстяка, развешывает его треугольные флаги, зовёт фонограф измолот’ пластинками грамоту и вывести пятна глаз.

Исправляя наш неудачный рот, мы пришли к оркестровой поэзии говоря толпами и все разное, на пристань заплатанную шелухой встреч на рынок ремесла торговать сетьми для поимки дней.

А нечитаемая про себя MV, миновав замусленные в молче библиотек гроба, бежит раскрасившись на эстрады брать приступом окопы, сыпать конфети шимоз и взамен словесных трещоток получить ресоры толпы.

Ракета готова, жгём фитиль. Счастливой дороги, пока не станешь врагом.

Против Кульбина

Я охотно не выступал бы сегодня, если бы не мой долг бороться за искусство. Я не буду говорить по существу и спорить с доктором Кульбиным, я позволю себе сказать несколько слов по поводу доктора Кульбина и его теоретики – и не только от своего имени.

«Грядущий день и искусство будущего» – так озаглавил свою лекцию Николай Иванович Кульбин. Он прекрасно умеет говорить по поводу и никогда по существу. Я также позволю себе сказать по поводу, а не по существу – я сознаю, что мои слова не подойдут к обстановке, вам хочется улыбок, но я высокого мнения о Собаке308 и буду искренним – есть вещи, по поводу которых нельзя улыбаться – это прежде всего сегодняшние речи о грядущем дне и искусстве будущего. Всё позволительно – пока высказываемое ново. Но как намерения станут старыми знакомыми, они должны перестать быть только намерениями, иначе эта жвачка становится слишком кислой и неприятной. Разговоры о грядущем дне в той форме, в которой их высказывает Николай Иванович, всем слишком знакомы – вот уже два года, как мы слышим их, более того – в Студии импрессионистов <19>09 года они записаны целиком309. Позволительно спросить – что вы сделали за эти четыре года – где золотой век искусства, о котором вы твердите, ведь если есть мастера, они не с Вами и избегают Вас. Вы говорите о будущем, но не знаете, что такое будущее, вас захватило время в цепкие руки и также не уйти вам от него, как от Вашего места – Петербурга болотного. Нам весной приходилось настаивать – что эго футуристы и кубо-футури-сты далеки от Маринетти и с футуризмом общего не имеют. Теперь это утверждение благодаря Чуковскому310, кажется, стало всепризнанным. И вот в надежде, что когда-либо в<ы> признаете или вспомните говоримое здесь, я заявляю от своего имени и группы московских художников – Гончаровой, Ларионова, Ле-Дантю, Фаббри и других: разговоры об искусстве будущего и грядущем дне были хороши и нужны, чтобы доказать необходимость связи искусства с жизнью и разбить оковы филистерства. Теперь будущего – этого грозного врага нет – всё можно опрокидывать, но это излишне, ибо всё опрокинуто. Ныне разговоры о будущем потеряли цену – они бесплодная трата времени, ибо искусству более не нужны. Я утверждаю – что воздвигнутым нами первым тактическим приёмом ныне пользуются для того, чтобы прикрыть собственную никчёмность и неспособность. О будущем гадают, чтобы сделать вид занятых чем-то людей. Но революция только тогда окажется революцией, если вы совершите дела – а где Ваши дела, господа. [Освобождение слова от смысла311 – но вы напрасно придаёте этому много смысла.] Мы заявляем: Подлинная современность требует от нас искусство под углом времени и места не рассматривать, и ясно ныне одно – у нас много было врагов – передвижники, аполлоны и простая публика – на нас набрасывались в исступлении, и мы только смеялись на их неистовства. Но теперь пришёл враг худший и опаснейший – это ты, кто, прикрываясь именем новаторов, кричит о том, что будущее его – художественные нули и незнающие, делающие вид, что понимают теории искусства и искусства. И мы заявляем – нам нет ныне дела до тех стариков, которых мы хулили, – наши усилия опрокинут нового врага – те бесчисленные легионы бездарностей, что именуют себя футуристами, новаторами, заявляют о своих невероятных открытиях и зазывают в свою лавочку публику. Есть вещи, по поводу которых нельзя улыбаться – по поводу лекции и теории Кульбина. Я могу только сказать – перед нами борьба, и вам быть у нас не участниками, а свидетелями её. Ибо нам дороги наши идеи, мы не можем допустить, чтобы их разменивали и щеголяли ими перед толпой. Искусство мужает, но горе тем, кто мнит, что мы за него будем таскать каштаны из огня. [Прочь руки от нас.]

Против Гилеи

Мм. гг.

Нынче нам не придётся выдвигать положений и защищать их, мы единожды позволим себе обратиться к вопросу – что представляют из себя крякающие в болоте утки, которых только что довелось слушать. Нам случалось мимоходом говорить об этом312. Но теперь положение достойно внимания, и крякание слишком назойливо, чтобы о нём не стоило упомянуть.

Деятельность группы Гилея313 на<с> не касалась вовсе, пока это было только морочание публики и кавардак. Но та форма, которую приняла эта деятельность теперь, не только вынуждает цыкнуть на размахавшихся, но просто вредна как для искусства, так и для нашего дела, и заслуживает особого отношения.

Я говорю не в качестве лица из публики, я говорю как мастер, впервые проповедовавший в России футуризм, я