Хьюберт Селби - Реквием по мечте Страница 37

По какой-то причине Гарри было не по себе всю дорогу до­мой. Он не мог понять, откуда это ощущение. Словно к не­му возвращалась память, которую он безуспешно воро­шил, и чем старательнее, тем быстрее воспоминания ус­кользали обратно в темноту. Он попытался направить свои мысли на забравших у них кайф и деньги полицейских, од­нако, как и Тайрону, другая часть его разума зациклилась на образе старика, и сколько Гарри ни тряс головой, пыта­ясь прогнать этот образ и снова сконцентрироваться на ки­нувших их мусорах, у него ничего не получалось, и он сно­ва видел перед собой сидящего на полу старика и продол­жал отворачиваться от него и кривить лицо: как можно так опуститься? Да будь я хоть наполовину таким, я бы убил себя. Тьфу! Он почувствовал отвращение. Вернувшись к Мэрион, он рассказал ей об аресте и о старикане, и она улыбнулась. Ну что ж, надо сказать, что в таких местах встреча с представителями высшего сословия маловероят­на. Лицо Гарри разгладилось, и он тоже засмеялся. Мэри­он помогла ему избавиться от воспоминаний о старикаш­ке, просто кивнув и махнув рукой. Это настолько по Фрей­ду, что вызывает жалость. Я имею в виду насчет женщин. Ясно, что он так и не смог преодолеть свой эдипов ком­плекс, отчего и стал наркоманом. Таким образом, он мо­жет утверждать, что женщины ему не интересны, не при­знавая тот факт, что он их боится. Скорее всего, он импо­тент. Могу поспорить на что угодно — он импотент, и именно поэтому боится женщин. И поэтому стал наркома­ном. Все это настолько на поверхности, что его просто жалко.

Гарри засмеялся. Он не знал почему, но ему стало легче от слов Мэрион. Может, это было вызвано тем, как она говорила и жестикулировала, но, как бы то ни было, образ старикашки сменило облегчение. Он продолжал улыбать­ся и слушать Мэрион, глядя на нее. Но больше всего меня взбесили, я серьезно, эти козлы полицейские. Типичные фашистские свиньи. Такие же ублюдки, как и те, что рас­стреливали студентов Кентского университета или пытали людей в Корее и Южной Африке. С уродским сознанием, которое породило систему концлагерей. Однако, если кто-то заденет обожравшийся средний класс — о-оооо, это ме­ня просто бесит. Мы смотрим новости и видим, как людям проламывают головы дубинками, а мои родители утверж­дают, что ничего подобного не было или же это были деге­нераты-хиппи-коммунисты. Это у них фетиш. Все — ком­мунисты. Если ты заговорил о правах человека и свободе, то ты сразу же становишься «комми». Они хотят говорить только о священных правах акционеров и о том, что поли­ция защищает нашу частную собственность... Она сделала глубокий вдох, закрыла глаза на секунду, а потом посмот­рела на Гарри: знаешь, если бы я им рассказала о том, что с вами случилось, они бы сказали, что этого не может быть и что я сама это выдумала. Она покачала головой: меня про­сто убивает, насколько слепыми становятся люди, столк­нувшись с правдой. Вот она, прямо перед ними, и они не видят ее. Потрясающе. Да уж, странно. Не знаю, как это у них получается. Гарри поднялся: ладно, давай раскумарим-ся этим новым дерьмом, а потом я пойду работать.

Миновали праздники Рош-Хашана и Йом Кипур. Сара чувствовала — это будет хороший год. Она полностью со­блюдала традиции Йом Кипур впервые за Бог знает сколь­ко времени. Она даже чай не пила. Только воду. И таблет­ки. Она решила, что к таблеткам это не относится. Они же не еда. И еще, она получила их у доктора, так что они от­носились к лекарствам. Однако она постилась и каялась. Она думала о Гарри, и чувство печали захлестывало ее. Она молилась за него. Снова. Бог знает сколько раз. Она моли­лась, чтобы увидеть его. После Нового года прошло не­сколько недель. Теперь она звонила в «Макдик Корп.» па­ру раз в неделю, иногда по утрам, после того как принима­ла фиолетовую, красную и оранжевую таблетки, запив их кофе, и говорила, что они обязаны найти ее карточку и сказать ей, в каком именно шоу она будет участвовать. Она больше не могла ждать: вы уверены, что не потеряли ее, а может, ей нужно приехать к ним и помочь найти ее? А де­вушка, с которой она разговаривала, просто девчонка, ужасно раздражалась и хотела накричать на нее, однако сдерживалась и твердым голосом говорила Саре, что им не нужна помощь и что она должна прекратить звонить, в конце концов, и потом вешала трубку и молилась, чтобы Сара больше им не звонила; однако вечером, приняв транквилизатор, Сара снова набирала их номер и была так обаятельна и говорила девушке: ты такая милая, куколка, у меня к тебе огромная просьба, посмотри, пожалуйста, в каком шоу я участвую, мне очень не хочется тебя беспоко­ить, но меня столько людей спрашивает, а ты мне как доч­ка, это все равно что оказать услугу своей матери, и я обе­щаю, что больше не буду тебя дергать, ты такая славная, — и девушка смеялась, качала головой и вешала трубку, а Са­ра возвращалась в свое кресло перед телевизором.

Зима пришла рано. Казалось, стояли хорошие осенние деньки, когда воздух свеж и чист, небо голубое, а облака пушистые, на солнышке тепло, а в тени прохладно. Идеальное время года. И в вдруг все становится серым, промозглым, дождливым, холодным и солнце разом теряет тепло. Время от времени Мэрион пыталась рисовать, но, казалось, только ее рука участвовала в процессе, а все остальное не имело к этому никакого отношения. Временами они пытались воскресить позабытый энтузиазм по поводу их собственной кофейни, других планов, однако большую часть времени они под кайфом смотрели телевизор или слушали музыку. Иногда они ходили в кино, но из-за плохой погоды потеряли интерес и к нему. В конце концов Гарри стал выходить из дома только для того, чтобы купить еще героина, причем это становилось все труднее. Каждый раз они обнаруживали, что их очередной барыга вышел из дела по какой-нибудь причине. Словно боги разгневались на них. Они уже оставили идею купить фунт чистого, хотя иногда говорили об этом. Теперь они покупали по четвертинкам, но даже это было нелегко. Они покупали все, что могли найти, и все употребляли сами, теперь у них не хватало товара, чтобы отработать затрачиваемые деньги. Когда-то им казалось, что у них куча денег, но теперь не осталось почти ничего. Гарри и Тайрон частенько обсуждали сложившуюся ситуацию и оставшуюся сумму, пытаясь докопаться до причин исчезновения героина с улиц, анализируя различные слухи. Кто-то говорил, что идет война черных с итальянцами, другие утверждали: да это все треп, на хер, я слышал от одного чувака о задержанном грузе в пятьдесят кило — Да че ты гонишь? Они конфисковали сто фунтов чистого перца, об этом целый день трындят по телеку и в газетах пишут. Блин, если мусора хлопнули такое количество кайфа, нам всем туго придется. Точно, чувачок, они ударили по рукам и продолжили обсуждение. Однако в конце концов становилось ясно, что, в общем-то, какая разница? Была проблема, вот, собственно, и все. Вот почему не раскумаришься, так что им оставалось только ждать, пока случится хоть какое-то улучшение, и что однажды героин хлынет на улицу, и они снова поднимутся туда, где были совсем недавно. они знали, что рано или поздно героин будет везде, как это было раньше. Уж слишком большие деньги крутятся в этом бизнесе. Иногда Гарри обсуждал ситуацию с Мэрион, но результаты не отличались от результатов их разговоров с Тайроном. Ну и еще они укрепляли свои отношения. Пока им было что обсуждать и чем делиться, они оставались близкими, а это было важно. И каждый раз, когда они чувствовали, как по коже начинают бегать мурашки, а желудок завязывается в узел от страха, они делали по уколу, и все их волнения и тревоги смывались теплой волной прихода. Иногда они ставились просто ради того, чтобы поставиться. Это было частью ведения общего хозяйства. Сам процесс приготовления укола позволил им почувствовать себя частью чего-то. Это было то, чего они Ждали с радостнью и нетерпением. Весь ритуал был символом их жизни и потребностей. Аккуратно открыть пакетик, насыпать порошок в ложку, залить его водой. Периодически заменять «воротнички» — прокладки из бумаги, не позволяющей игле болтаться, — при этом Гарри использовал для «воротничка» картон от спичечного коробка, а Мэрион отрезала полоску от долларовой купюры. Наблюдать за раствором, нагревающимся и растворяющимся в ложке, помешивать его иглой с намотанной на нее ватой, вбирать раствор в шприц, искать хорошую вену, хотя обычно укол делался в сделанную ранее ранку, чувствовать возбуждение, когда игла проникает l3 вену и контроль попадает в шприц, сбрасывать с руки жгут, загонять раствор в вену и ожидать первую теплую волну в теле, которая начиналась в животе, а после этого прокачать кровью шприц, выдернуть его и положить в стакан воды. Они вытирали капли крови со своих рук и откидывались на спинку дивана, чувствуя некое единство, и неуязвимость, и безопасность, и много чего еще, но в основном единство.

Однако героина на улицах становилось все меньше. Каждый день возникало все больше трудностей при покупке, и им постоянно звонили люди, которые тоже хотели замутить. Иногда им удавалось купить достаточно, чтобы осталось и на продажу, но в основном они употребляли все сами. Однажды ночью они вообще не смогли купить. Они поверили обещаниям двух чуваков, сказавших, что товар скоро будет, однако им так ничего и не принесли. В конце концов они просто уснули, выпив по несколько таблеток снотворного, но во сне сильно дрожали. Они уже давно не ложились спать, зная, что у них ничего нет на утро. Они не представляли, что такое может случиться. Даже со всеми засадами, которые возникали в последнее время, у них всегда было достаточно для себя, но сейчас в доме не было ничего, кроме ваток Сначала они хотели использовать их, с невероятным усилием воли, при помощи снотворного и травы решили оставить на утро. Их сон был беспокойным. Они потели и чувствовали этот запах. Их желудки и затылки словно были связаны болью и работали в унисон, вызывая при ступы сильной тошноты, грозившей перерасти во рвоту, при этом с каждым вдохом паника усиливалась. Эта паника росла до тех пор, пока полностью не поглотила их тела, распухнув в груди и угрожая перекрыть им кислород, и они хватали ртами воздух, сидя на кровати и вглядываясь в темноту, не понимая, что их разбудило.