На горизонте горело зарево - Игорь Надежкин Страница 38

— Я не сижу. Люблю иногда поразвлечься. Они приняли меня в трипе, — он вздернул палец вверх. — Я видел, как сегодня утром ты отдал санитару не все сигареты. Спрятал пачку за поясом. Поделишься — расскажу тебе, что к чему.

— Договорились, — я незаметно передал ему сигарету. Курить разрешалось только во время прогулки. Все сигареты хранились у санитаров, и они выдавали их поштучно.

— Все очень просто. Всегда следуй правилам и не задавай вопросов. Не пререкайся, не спорь, веди себя тихо. Если им хоть на секунду покажется, что ты представляешь угрозу, они будут действовать.

— Это я понял и сам — явно не стоит сигареты.

— Хорошо. Могу достать таблетки. Если есть деньги, принесу кое-что посерьезнее.

— Не интересно.

— А как насчет выпивки? Я знаю одного санитара, он все устроит. Не будет никаких проблем.

— Что еще?

— Есть здесь несколько парней, которые согласятся уединиться с тобой, если ты им заплатишь.

— Ты ведь это не серьезно?

— Потребности бывают разные, — Коля развел руками. — Ну, так что?

— Сможешь достать бутылку вина?

— Считай уже сделано, — парнишка закивал головой. — Двести — мне. Пятьсот — санитару. За вино платишь сам.

— Слишком много. Плачу за вино, пятьсот санитару, а ты составляешь мне компанию.

Парнишка о чем-то задумался. С минуту он сидел неподвижно, но потом все же сдался.

— Только деньги вперед, — настоял он. — Выпивка будет ночью.

Необходимость довериться незнакомцу меня не обрадовала. Тем более мне не хотелось доверять слову наркомана. Но мне ничего больше не оставалось. Утешала лишь мысль о том, что здесь ему от меня не спрятаться. Я отдал ему деньги, и мы разошлись.

Когда санитар дал команду отбой, Коля повел меня за собой в душевую. Войдя, я увидел три стула и две бутылки дешевого портвейна.

— Скоро придет еще один, — пояснил Коля. — Не волнуйся, у него с головой все в порядке, не считая того, что он хочет себя убить. Проблем с ним не будет.

Не успел он закончить, как в душевую вошел рослый мужчина лет сорока. Пепельные волосы и густая борода скрывали черты лица. Одет он был в пижаму поверх бордовой футболки, плотно облегавшей мощный торс. Войдя, он сразу протянул мне руку:

— Иван Муленко, — и уселся на стул. — Давайте уже начнем.

Я оглядел этих двоих. Наркоман и самоубийца — компания не самая лучшая, но здесь выбирать не приходилось. Я сел напротив Муленко. Поначалу все шло напряженно. Я долго не мог расслабиться и лишь слушал, что мне говорят. Муленко и Коля были знакомы уже давно, хотя не очень-то было похоже, что они друг другу нравились. Все время спорили и огрызались, пытаясь переманить меня на одну из сторон. Муленко то и дело затягивал:

— Разве ты не понимаешь, что наркотики убивают тебя?

— Иди ты к черту, Муленко! — отвечал Коля и поворачивался ко мне. — Видишь? И это говорит мне он! Конечно, лучше прикончить себя сразу, не правда ли?

— Речь сейчас не обо мне. Я пожил и хочу уйти сознательно, — Муленко говорил так, словно был уже стариком.

— Опять за свое! С чего ты взял, что я хочу жить в этом мире? Если бы только была возможность, я сжег бы его дотла. А знаешь, кто виноват? — Муленко пожал плечами. — Такие как ты!

— И в чем же я виноват? — удивился Муленко.

— Вы ничего не сделали. Всю жизнь лишь смотрели, как все рассыпается к чертовой матери. А теперь выбросили нас в эту свалку и хотите, чтобы мы любили ее. Вы ни черта нам не оставили. Вы виноваты, что мы с ним, — Коля указал на меня, — проводим в этой дыре свои лучшие годы.

— А что ты оставишь своим детям? Все ту же свалку.

— Ты что об этом думаешь? — спросили они у меня в один голос.

— Меня в свои споры не втягивайте! — они остались недовольны мои ответом.

Должен признать, людьми они были неплохими. Вот только от этого становилось еще тоскливее. Когда мы сидели вместе и беззаботно говорили, не хотелось верить, что мы встретились именно здесь. Муленко был человеком мягким, с поистине доброй душой. Умным и хорошо воспитанным, вот только не мог набраться решимости и дать людям отпор. Над ним издевались в школе, издевались в армии, да и на работе всегда относились, как пустому месту. Иван был красив и хорошо сложен, но женщины его сторонились. Всюду он был белой вороной и, смертельно устав от одиночества, решил однажды покончить с собой. С тех пор он сделал несколько попыток, но каждый раз безуспешно. Говорил, что слишком труслив, чтобы довести дело до конца. Вот уже шесть лет он находился в лечебнице, лишь изредка возвращаясь домой.

Коля же все время говорил о музыкальных группах и фильмах, которые смотрел со своей сестрой. Мечтал попасть однажды в Лос-Анджелес и всю жизнь прожить на пляже, а пока просто катался на досках с приятелями. Он еще был ребенком, озлобленным и брошенным, но все же ребенком.

Сидели мы до глубокой ночи. Говорили, вспоминали о доме и старались не думать о том, что ждало нас впереди. Муленко сказал, что в последние годы здесь побывало много таких, как я. Почти все они были признаны сумасшедшими, но задерживались здесь лишь немногие.

— Зачем это им? — спросил я его.

— Да ты совсем ничего не знаешь! — Он глотнул портвейна — Стоит тебе только во что-то ввязаться, и они тут же закроют тебя здесь. Судье хватит двадцати минут, чтобы признать тебя недееспособным, и тогда они смогут сделать с тобой все, что им вздумается. Скажут, что ты опасен для общества, и будут держать тебя здесь годами.

— Звучит как теория заговора, — усомнился я.

— Правильно, смейся! А потом и понять не успеешь, как проведешь здесь десять лет. Ты вроде неглупый парень. Так что побудь пару недель смирным и скоро вернешься домой. Незачем тебе здесь оставаться.

— Я не больно-то и хотел, — заверил его я.

— Вот и правильно! — Муленко наклонился ко мне. Его широкое лицо занимало все пространство. — Главное, не думай о том, что здесь видишь. Тебя это не касается.

— Конечно! — вмешался Коля. — Всю жизнь стучал коленками и ссался от страха — и посмотри, кем ты стал! — обратился он к Муленко — Мы должны сражаться с ними, дать отпор. Иначе всех нас сгноят.

— Знаете, — снова прервал я их, — идите вы оба к черту! Я пришел сюда, чтобы выпить и немного расслабиться, а не выслушивать ваши склоки.

Разошлись мы далеко за полночь. Той ночью