Я, мои друзья и героин - Фельшериноу Кристина Страница 39

Ещё в первый день, когда Детлеф снимался, он взял меня к Юргену. Этот Юрген был достаточно известной личностью в берлинских деловых кругах. У него были огромные бабки, и обедал он с сенаторами. Ему было за тридцать, но он косил под такого «молодёжного» типа. Говорил на одном с нами языке и понимал наши проблемы… Короче, явно не был одним из этих задроченных менеджеров, что денно и нощно думают лишь о деньгах.

Так я впервые оказалась у Юргена. Вокруг огромного деревянного стола уже сидела дюжина молодых людей. Горящие свечи стояли в серебряных подсвечниках, на столе – бутылки дорогого вина. Все непринужденно болтали между собой. Я поняла, что подруги и парни за столом – из одной компании, все знают друг друга.

Юрген был заводилой. И я подумала, что вот у него-то котелок варит! У него была такая улётная квартира – определённо стоила кучу денег, и это импонировало мне страшно! И при всём при этом он ещё как-то умудрялся оставаться свободным и приятным, как нормальный человек.

Он и другие разговаривали с нами как со старыми друзьями, хотя кроме нас там не было никаких наркоманов. Мы всё болтали и болтали, и одна парочка, наконец, спросила, нельзя ли им принять душ. Юрген сказал: «Ну конечно – зачем же он тут стоит!» Душ был прямо в комнате. Эта пара пошла туда, а потом к ним влезли ещё двое.

Вдруг они вернулись голые и спросили, где полотенце. Я подумала, что это, должно быть, очень крутое общество, в котором все любят друг друга. И мне было приятно представить себе, что позже и мы с Детлефом будем иметь такую роскошную квартиру и таких роскошных друзей, которых будем приглашать в гости… Между тем, эта голая пара уже бегала по квартире с полотенцами на бедрах, занимаясь друг другом. Ещё одна парочка пошла в спальню, где стояла огромная кровать: её можно было поднимать и опускать. Там был такой большой проём между спальней и гостиной, и можно было видеть, что происходит в спальне. Они сначала грубо ласкали друг друга, и потом затащили и других в эту кровать. Парни возились с девушками, и даже парни с парнями. Некоторые делали это прямо на столе!

Наконец я просекла, что тут идёт как бы настоящая оргия. Нас с Детлефом тоже хотели привлечь к действу, но я была не в восторге от этой затеи. Я не хотела, чтобы меня кто-то тискал кроме Детлефа, хотя мне, в общем-то, совершенно не претило происходящее.

Напротив, я тащилась от того, как откровенно они там развлекались. И именно поэтому я хотела быть с Детлефом.

Мы с ним зашли в соседнюю комнату. Стали медленно раздеваться, лаская друг друга. Неожиданно в комнату вошёл этот Юрген, сел рядом и стал пялиться на нас.

Мне это не сильно мешало, во-первых, потому что такое поведение было тут в порядке вещей, а во-вторых, я надеялась, что мы всё же получим от него денег.

Только бы ему не вздумалось присоединиться, думала я!

Но нет, слава богу, Юрген только смотрел на нас. Нет, не только: пока мы любили друг друга, Юрген дрочил. Мне надо было домой, и когда мы, наконец, собрались уходить, он как бы мимоходом сунул Детлефу сто марок…

Так Юрген стал нашим постоянным клиентом. Он был бисексуалом. Как правило, мы ходили к нему вдвоём: я занималась им сверху, Детлеф снизу. И каждый раз мы получали за это сотню. Иногда к нему ходил только кто-нибудь один из нас. За шестьдесят марок. Определённо, Юрген был фраером, и, как и все фраеры, почти так же неприятен нам. Но он был единственным моим клиентом, по отношению к которому я испытывала что-то вроде дружбы. Я уважала его! Мне нравилось говорить с ним. У него было полно идей, и он всегда был в курсе всего. Он умел жить!

В первую очередь меня поражало то, как он обращался с деньгами. Это было едва ли не самым интересным. Он рассказывал, как он размещает свои деньги там-то и там-то, и как их автоматически становится больше. Он был очень щедрым.

Остальные участники оргий не получали от него денег – по крайней мере, я этого не видела. Впрочем, как-то раз он дал одному парнише несколько тысяч – тому не хватало на тачку. Юрген не говорил много, он просто подписал чек и сказал: «На – получи свою машину». Юрген был единственным фраером, к которому я могла зайти, даже если мне ничего не было нужно от него, а ему от меня. Иногда по вечерам смотрела у него телевизор, и мир тогда казался мне ещё ничего.

Мы с Детлефом снова были на сцене. Целиком и полностью. Все эти нормальные подростковые дискотеки больше нас не интересовали. И если меня не было на Цоо, значит, я болталась где-то вокруг метро «Курфюрстендамм». На маленьком перроне станции часто бывало по сотне нарков. Там торговали. Туда же приходила и клиентура, специализирующаяся исключительно на наркоманах.

Я ходила от группы к группе и болтала со знакомыми. Иногда, когда я вот так шлялась среди этой толпы, мир казался мне просто прекрасным. Я шлёпала по платформе станции, как звезда среди звёзд. Я смотрела на бабушек с их связками кульков, возвращавшихся из «Вертхайма» или из «Билки», на то, как они в ужасе оборачивались по сторонам, и думала: насколько всё же мы – нарки – круче! Просто на голову выше их! Конечно, мы ведём такую жестокую жизнь, мы каждый день можем умереть, и мы скоро умрём. Но другая жизнь нам просто не нужна, мы не хотим по-другому! Мне, по крайней мере, нравилось и так! Я думала о деньгах, которые я зарабатывала. Каждый день мне одной нужно было сто марок только на ширево. С учётом всех накладных расходов мои ежемесячные траты составляли гдето тысячи четыре марок, и я таки их доставала! Я думала, четыре тысячи чистыми получает ну разве что директор фирмы. Я зарабатывала их в свои четырнадцать лет!

* * *

Определённо, проституция – мерзкая работа. Но под героином так не кажется. Мне вообще везло. По крайней мере, моя работа оплачивалась по таким завышенным тарифам, что я до сих пор удивляюсь, как это было возможно. Условия всё ещё определялись мной. Я не трахалась с клиентами.

Среди нас были и более яркие звёзды, чем я. Так, например, некоторые ребята рассказывали, что им нужно четыре грамма в день. По тем ценам такое количество обходилось им от пятисот до восьмисот пятидесяти марок в день. И, не знаю как, но они почти всегда находили эти деньги! Да, эти ребята зарабатывали всяко больше, чем любой генеральный директор, и полиция не трогала их. К этим-то звёздам я и ходила на Курфюрстендамм, и они всегда были не против пообщаться со мной.

Такими в то время, в феврале, марте, были мои мысли и чувства, когда я, хорошенько ширнувшись, бродила по городу. Не скажу, что всё было здорово, но героин всё же ещё не убил меня. И я постоянно врала себе, что ещё не сижу. Я полностью вжилась в роль наркоманки. Я находила себя обалденно крутой. Я ничего не боялась.

Когда я ещё не сидела на героине, я боялась всего. Отца, потом друга моей мамы, долбаной школы, дворников, инспекторов дорожного движения, контролёров в метро. Под героином я чувствовала себя неприкосновенной. Мне не было страшно. И ни разу я не обосралась при виде копов в гражданском, которые иногда наводняли вокзал. Всякий раз с холодной головой уходила от облавы.

Мне казалось, что некоторые нарки знают, как жить с героином, и я всячески старалась поддерживать с ними знакомство. Вот, например, Атце и Луфо. Атце был моим первым другом. Единственный парень, с которым мы ещё до Детлефа были в тесных отношениях, в которого я была влюблена. Луфо, Детлеф, Атце – они все были из той ещё гашишной компании семьдесят шестого года. Атце и Луфо пересели на героин незадолго до меня. Сейчас оба жили в потрясающей квартире с французской кроватью, кушеточным гарнитуром и полом, устланным коврами. У Луфо даже была настоящая работа – он был ассистентом у Шварцкопфа. Оба утверждали, что ещё не чувствуют зависимость и по месяцу, по два могут обходиться без дозы. Я верила им, хотя они и были всякий раз, когда я их видела, в черную обдолбаны.

Атце и Луфо были настоящими кумирами для меня. Я не собиралась так плотно подсесть на геру, как тогда, перед моим первым отколом, и хотела поучиться у них. Я ведь тоже могла бы жить в такой квартире с французской кроватью, кушеточным гарнитуром и коврами на полах, если бы только поаккуратнее обходилась с порошком.