Чарльз Буковски - Юг без признаков севера Страница 4

– Может, ты и впрямь дура? Если тебе так сильно Тоби нравится, чего с ним не пойдешь?

– Да я же просто сказала, что он мне нравится, мне кажется, он смешной, это же не значит, что я хочу с ним в постель.

– Ну, так ты идешь в постель с мной, а потом говоришь, что я скучный. Я просто не знаю, какого рожна тебе надо.

Энн не ответила. Джек поднялся, подошел к кушетке, задрал Энн голову и поцеловал ее, отошел и снова уселся.

– Слушай, давай я расскажу тебе про этот бой с Бенсоном. Даже ты бы мною гордилась. Он меня заваливает в первом раунде, исподтишка правой. Я поднимаюсь и не подпускаю его весь остаток раунда. Во втором он меня снова валит. Я еле-еле встаю на счет восемь. Снова его не подпускаю. Следующие несколько раундов я ноги в порядок привожу. Провожу 6-й, 7-й, 8-й валю его разок в 9-м и дважды в 10-м. Я бы это ничьей не назвал. Они назвали. Так вот, это 45 штук, врубаешься, девчонка? 45 штук. Я великий, ты не сможешь отрицать, что я великий, правда?

Энн промолчала.

– Ладно тебе, скажи, что я великий.

– Хорошо, ты великий.

– Ну вот, так лучше. – Джек подошел и снова поцеловал ее. – Мне так хорошо. Бокс – это произведение искусства, в самом деле. Чтобы быть великим художником, нужны кишки, и чтобы быть великим боксером, тоже нужны кишки.

– Ладно, Джек.

– “Ладно, Джек” – это все, что ты можешь сказать? Пэтти счастлива бывала, когда я выигрывал. Мы оба были счастливы всю ночь. Ты что – не можешь за меня порадоваться, когда я что-нибудь хорошее сделаю? Черт, да ты меня любишь, или ты любишь этих неудачников, дристунов этих? Ты, наверное, счастливее была бы, если бы я притащился сюда побитым.

– Я хочу, чтобы ты побеждал, Джек, просто ты так залипаешь на том, что делаешь…

– Черт возьми, да это же мой заработок, моя жизнь. Я горжусь тем, что я самый лучший. Это как летать, как улететь в небо и солнцу надавать.

– А что ты будешь делать, когда больше не сможешь драться?

– Черт, да у нас будет столько денег, что мы будем делать все, что захотим.

– Может, только ладить не будем.

– Может, научусь читать Космополитэн, улучшать свой ум.

– Н-да, там есть что улучшить.

– Пошла ты на хуй.

– Что?

– Пошла на хуй.

– Вот куда я к тебе давно уже не ходила.

– Некоторым нравится ебаться с такими суками, а мне – не очень.

– А Пэтти, я полагаю, – не сука?

– Все бабы – суки, а ты у них – чемпионка.

– Так чего ж ты не валишь к своей Пэтти?

– Ты же здесь. Я не могу давать приют двум курвам одновременно.

– Курвам?

– Курвам.

Энн встала, зашла в чулан, выволокла свой чемодан и начала запихивать туда одежду. Джек ушел на кухню и взял еще одну бутылку пива. Энн плакала и злилась.

Джек сел и хорошенько отхлебнул. Виски ему нужно, бутылку виски. И хорошую сигару.

– Я могу зайти и забрать остаток вещей, когда тебя не будет.

– Не беспокойся. Я их тебе пришлю.

Она задержалась в дверях.

– Что ж, я думаю, на этом всч, – сказала она.

– Полагаю, что да, – ответил Джек.

Она закрыла дверь и ушла. Обычное дело. Джек допил пиво и подошел к телефону.

Набрал номер Пэтти. Та ответила.

– Пэтти?

– О, Джек, как у тебя дела?

– Выиграл сегодня большую драку. Ничья. Мне теперь надо завалить только Парвинелли, и выйду на чемпиона.

– Ты их обоих уделаешь, Джек. Я знаю, что у тебя получится.

– Что ты сегодня делаешь, Пэтти?

– Час ночи, Джек. Ты что, пил?

– Немного. Отмечаю.

– А как Энн?

– Мы разбежались. Я только одну тетку зараз проигрываю, ты же знаешь, Пэтти.

– Джек…

– Что?

– Я – с парнем.

– С парнем?

– С Тоби Йоргенсоном. Он в спальне…

– О, извини тогда.

– Ты меня тоже извини, Джек. Я тебя любила… может, до сих пор люблю.

– Ох, блядь, как вы, бабы, любите этим словом разбрасываться…

– Прости меня, Джек.

– Нормально. – Он повесил трубку. Затем зашел в чулан за пальто. Надел его, закончил пиво, на лифте спустился к машине. Проехал прямо по Нормандии на 65 милях в час до винной лавки на Бульваре Голливуд. Вылез из машины, вошел. Взял шестерик Мичелоба, упаковку Алки-Зельцер. Затем у продавца за кассой попросил квинту Джека Дэниэлса. Пока продавец выбивал чек, к ним подвалил пьянчуга с двумя упаковками Курза.

– Эй, мужик! – сказал он Джеку. – Ты не Джек Бэкенвельд, боксер?

– Он самый, – ответил Джек.

– Мужик, я видел ваш бой сегодня, Джек, ну ты силен. Ты в самом деле великий!

– Спасибо, старик, – сказал он пьянчуге, взял свой пакет с покупками и пошел к машине. Сел, открутил крышечку с Дэниэлса и приложился как следует. Потом сдал назад, поехал на запад по Голливуду, на Нормандии свернул налево и заметил хорошо сложенную девчонку-подростка. Та, покачиваясь, шла по улице. Он остановил машину, приподнял квинту из пакета и показал ей.

– Подвезти?

Сам удивился, когда она залезла внутрь.

– Я помогу вам это выпить, мистер, но никаких побочных льгот.

– Какое там, – ответил Джек.

Он поехал по Нормандии со скоростью 35 миль в час, уважающий себя гражданин и третий лучший полусредний вес в мире. На какой-то миг ему захотелось сказать ей, с кем она едет в машине, но он передумал, протянул руку и сжал ей коленку.

– У вас сигаретки не найдется, мистер? – спросила она.

Он вытряхнул одну свободной рукой, вдавил прикуриватель. Тот выскочил, и он поджег ей.

Путь в рай закрыт

Я сидел в баре на Западной авеню. Времени – около полуночи, а я – в своем обычном попутанном состоянии. То есть, знаете, когда ни черта не выходит: бабы, работы, нет работ, погода, собаки. Наконец, просто сидишь, как оглоушенный, и ждешь, будто смерти на автобусной остановке.

Так вот, сижу я так, и тут заходит эта с длинными каштановыми волосами, хорошим телом и грустными карими глазами. Я на нее не отреагировал. Я ее проигнорировал, хотя она и села на табуретку рядом с моей, когда вокруг была дюжина свободных.

Фактически, мы в баре были одни, не считая бармена. Она заказала сухое вино.

Потом спросила, что пью я.

– Скотч с водой.

– Дайте ему скотча с водой, – велела она бармену.

Так, это уже необычно.

Она открыла сумочку, вытащила маленькую проволочную клетку, вынула из нее крошечных человечков и поставила на стойку бара. Все они были ростом дюйма в три, живые и одеты, как надо. Их было четверо, двое мужчин и две женщины.

– Сейчас такое делают, – сказала она, – они очень дорогие. Когда я их покупала они шли по 2,000 долларов штука. А сейчас стоят по 2,400. Я не знаю производственного процесса, но, наверное, это противозаконно.

Маленькие человечки ходили по стойке. Неожиданно один малютка влепил пощечину крошке-женщине.

– Сука, – сказал он, – с меня довольно!

– Нет, Джордж, как ты можешь? – закричала та. – Я люблю тебя! Я себя убью! Ты должен быть моим!

– Мне плевать, – ответил маленький парень, вытащил крохотную сигаретку и закурил. – У меня есть право на жизнь.

– Если ты ее не хочешь, – сказал другой маленький парень, – то я ее возьму. Я ее люблю.

– Но я тебя не хочу, Марти. Я люблю Джорджа.

– Он же мерзавец, Анна, настоящий мерзавец!

– Я знаю, но я все равно его люблю.

Тут маленький мерзавец подошел и поцеловал другую маленькую женшину.

– У меня тут треугольник закрутился, – сказала дама, купившая мне выпить. – Это Марти, Джордж, Анна и Рути. Джордж катится вниз, совсем опустился. Марти – вроде квадратный такой.

– А не грустно на все это смотреть? Э-э, как вас зовут?

– Даун. Ужасное имя. Но так матери иногда со своими детьми поступают.

– Я Хэнк. Но разве не грустно…

– Нет, смотреть на это не грустно. Мне с собственными любовниками не очень-то везло, ужасно не везло, на самом деле…

– Нам всем ужасно не везет.

– Наверняка. Как бы то ни было, я купила этих маленьких человечков и теперь наблюдаю за ними, это как по-настоящему, только без проблем всех этих. Но я ужасно распаляюсь, когда они начинают любовью заниматься. Тогда бывает трудно.

– А они сексуальные?

– Очень, очень сексуальные. Господи, как они меня разжигают!

– А почему вы их не заставите это сделать? Я имею в виду, прямо сейчас. Вместе и посмотрим.

– О, их нельзя заставить. Они сами должны.

– А они часто этим занимаются?

– Они довольно хороши. Четыре или пять раз в неделю.

Те гуляли по стойке.

– Послушай, – сказал Марти, – дай мне шанс. Ты только дай мне шанс, Анна.

– Нет, – ответила Анна, – моя любовь принадлежит Джорджу. И по-другому быть не может.

Джордж целовал тем временем Рути, обминая ей груди. Рути распалялась.

– Рути распаляется, – сообщил я Даун.

– Точно. В самом деле.

Я тоже распалялся. Я облапал Даун и поцеловал ее.

– Послушайте, – сказала она, – я не люблю, когда они занимаются любовью на людях. Я заберу их домой и там заставлю.