Уильям Берроуз - Пространство мертвых дорог Страница 4

Когда Киму исполнилось пятнадцать, отец разрешил ему уйти из школы, потому что в школе он скучал, к тому же его ненавидели поголовно все ученики и их родители.

«Я не хочу больше видеть этого мальчишку в моем доме, – сказал полковник Гринфильд. – Он похож на овчарку, повадившуюся таскать овец».

«Это же ходячий мертвец!» – ядовито процедила матрона из Сент-Луиса.

«Мальчишка прогнил насквозь и воняет, как скунс», – изрек судья Фаррис.

Что правда, то правда. От гнева, возбуждения или восторга Ким делался ярко-пунцового цвета, и от него начинало нести омерзительным запахом животной похоти. А иногда он даже терял контроль над своими естественными отправлениями. Его несколько утешило, когда он узнал, что подобное случается также с не вполне прирученными волками.

«Это безнравственный ребенок», – выразился по обыкновению сдержанно мистер Кайндхарт. Ким был самым непопулярным мальчиком в школе, если не во всем Сент-Луисе.

«В конце концов ничему хорошему они все равно тебя научить не смогут, – сказал Киму отец. – Куда им, если классный-то руководитель у них ебаный поп».

Каждое лето семья выезжала на ферму, и днями Ким большую часть времени проводил на природе, прогуливаясь, охотясь и рыбача. Рано поутру он любил охотиться на белок; занимался этим делом он обычно с Джерри Эллисором. умственно отсталым соседским мальчишкой, обладателем больших лошадиных зубов. Джерри был подвержен припадкам, поэтому Ким постоянно носил с собой палку с обитым кожей наконечником и засовывал ее Джерри в рот во время припадков, чтобы тот не откусил себе язык. KHMV нравилось, когда у Джерри случались припадки, потому что при этом у дурачка иногда вставал член, извергая семя прямо в штаны, и это зрелище возбуждало Кима. А еще у Джерри имелась маленькая черная охотничья собачка: кто же не знает, что без собаки, которая принимается брехать, учуяв на дереве белку, никогда не узнаешь, где прячется добыча?

У отца Кима была обширная и пестрая библиотека, и Ким зимой проводил много времени за чтением. Он прочел все книги из отцовской библиотеки – Шекспира и античных авторов. Диккенс ему пришелся по вкусу, а сэра Вальтера Скотта он просто терпеть не мог. Его тошнило от рыцарей и дам. Доспехи с его точки зрения были громоздким и непрактичным приспособлением, рыцарские турниры – скотской и глупой забавой, а романтическая любовь – отвратительной штукой, вроде культа женской слабости, на котором помешаны южане. Он заметил, что особенное омерзение у него вызывают доморощенные джентльмены с Юга, которых он считал настоящей чумой рода человеческого. Неплохо было бы, решил он, если бы ветеринар усыпил их заодно с рыцарями и прекрасными дамами.

В библиотеке имелось множество книг по медицине, которые Ким поглощал с особенной жадностью. Он любил читать про различные болезни, смаковать на языке их звучные имена: спинномозговая сухотка, атаксия Фридриха, климактерические нарывы… А иллюстрации! Ядовито-розовые, ядовито-зеленые, ядовито-желтые и ядовито-лиловые пятна кожных болезней, похожие на товары в католических лавках, торгующих мощами, мадоннами, распятиями и картинами религиозного содержания. При одной кожной болезни кожа превращается в красный пергамент, на котором можно даже писать?! Вот было бы здорово познакомиться с мальчишкой с такой кожей и расписать его всего с ног до головы похабными рисунками! Ким подумывал о том, чтобы начать изучать медицину и стать доктором, но, хотя он обожал болезни, больные люди ему совсем не нравились. Они все время жалуются. Они раздражительны, эгоистичны и невыносимо скучны. А одной мысли о том, что придется принимать роды, достаточно для того, чтобы отбить всякую охоту этим заниматься.

Еще у его отца было много книг по магии и оккультным наукам, и Ким рисовал в подвале магические круги, пытаясь вызвать демонов. Больше всего ему нравились омерзительные боги вроде Хумбабы, чье лицо – масса гниющих потрохов и который ездит верхом на шепчущем южном ветре, Пазузу, Бога Лихорадок и Чумы и, в особенности, Джелала и Лилит, проникающих в людские постели; иногда по ночам к Киму являлся таинственный сексуальный партнер, и он очень надеялся, что это – инкуб. Он знал, что страх перед демонами-любовниками – это унылая выдумка христиан. В Японии шлюхи-призраки, известные под именем «лис-оборотней», высоко ценятся, и человек, которому удалось переспать с такой лисой, считается счастливчиком. Он был почти уверен, что лисы-оборотни бывают и мужского пола. Подобные создания наверняка способны выбирать пол по своему желанию.

Однажды он совершил обряд сексуальной магии, чтобы извести судью Фарриса – того самого, который сказал, что Ким прогнил насквозь и воняет, как скунс. Он прибил гвоздями к стене фотографию судьи в полный рост, вырванную из светского альманаха, и мастурбировал перед ней, напевая стишок, которому его научила валлийская нянька.

Наступи на штрипку, (судья скалится)Зацепись ногой, (его зрачки вспыхивают)Кубарем по лестницеВ стену головой!!!!!!!!!

Волосы становятся дыбом у Кима на голове. Он стонет, всхлипывает, выкрикивает последнее слово и выстреливает семенем, прямо в пах судье. И судья Фаррис действительно упал с лестницы через пару дней и сломал себе ключицу. И потом рассказывал, клянясь и божась, каждому, кто имел терпение его выслушать, что мерзкая рыжая собачонка, забравшаяся, судя по всему, в дом через окно в подвале, внезапно возникла перед ним, когда он спускался по лестнице, осклабив зубы в самой настоящей улыбке, и бросилась ему под ноги, да так, что он споткнулся и скатился по лестнице, ударившись при падении плечом о стену.

Никто ему не верил, кроме Кима, который знал, что ему таки удалось спроецировать мыслеформу. И все же сомнение грызло его. Судья каждый вечер напивался до чертиков и частенько падал. Ким пришел к выводу, что магия – занятие ненадежное и, по правде говоря, довольно глупое. Другое дело – сталь и свинец.

Он прочитал о Хассане-и-Саббахе, Горном Старце, Повелителе Ассасинов, и пришел в восторг. О, как ему хотелось быть одним из ассасинов, проводить дни и ночи среди одних мужчин! Во снах Старец с седой бородой и пронзительными голубыми глазами являлся к нему и приказывал убить полковника Гринфильда, который сказал, что Ким похож на овчарку, повадившуюся таскать овец.

«ГРРРРРРРРРРР… Я прыгну и вцеплюсь ему в горло, как, говорят, поступают тюлени, если дрессировщик плохо с ними обращается».

После удара молнии в воздухе повисает особенный запах: это один из архетипичных запахов, таких как запах моря или опиума, один вдох – и ты его уже никогда не забудешь.

Однажды Ким Карсонс и Джерри Эллисор увидели, как молния ударила в карниз здания старой школы на окраине Сент-Албанса; запах был таким плотным, что, казалось, можно было увидеть глазами, как он ползет фиолетовым маревом от расколотых разрядом кирпичей; этот запах подействовал на мальчишек, как валерьянка на котов. Они сорвали с себя одежку и начали носиться как сумасшедшие, мастурбируя, кувыркаясь колесом, просовывая голову между ног, скалясь во весь рот и крича в синее небо:

– А ТЕПЕРЬ МЕНЯ ПОНЮХАЙ!

И маленькая черная охотничья собачка Джерри задрала голову к небу и завыла, а вокруг сверкали молнии, небо становилось все темнее и темнее, пока от горизонта не осталась только одна полоска, светящаяся ярко-зеленым светом, а затем мы схватили в охапку наши шмотки и рванули в подземное убежище, построенное на случай торнадо, а кирпичи от здания школы сыпались на нас отовсюду. Мы чуть в штаны не наложили, когда вихрь вырвал с корнем дверь убежища, а затем раздавил дом словно спичечный коробок. А собака все выла и выла. Когда мы наконец выбрались из убежища, от дома уже и следов не осталось – он исчез вместе с бабушкой Джерри, прикованной болезнью к постели. Бабушка оставалась в доме одна, потому что Арч и Ма отправились в город совершать свой ежемесячный поход по магазинам, поручив Джерри присматривать за «старой вонючкой» (так он называл старуху).

«Может, ее в реку зашвырнуло», – предположил Джерри, когда они поливали друг друга горячей водой в сауне, отскабливая от кожи налипшую дрянь. Впрочем, все были рады от нее избавиться: последние пять лет старуха совсем с ума спятила, ее груди были изъедены раком, и Арч покупал ей морфий в надежде, что он-то ее наконец доконает, но старухе морфий был нипочем, и Арч сказал, что пичкать ее морфием – это все равно что пытаться закормить свинью до смерти.

– Хуже прорвы свет не видывал, у нее просто дна нет.

– Ну, ест-то она самую малость, – сказала Ма. – Полчашки супа в день. На этом она долго не протянет.

Тут встрял Джерри:

– А я слышал об одной Святой Женщине, которая прожила двадцать лет и ничегошеньки не ела, кроме святой воды по воскресеньям.

И тогда Арч посмотрел на него и спросил:

– Ты таких историй много знаешь?