17 - Кужин Александр Страница 4

Взяв в шкафу первую попавшуюся книгу, я начал ее читать, в надежде скоротать немного времени и отогнать сон, в любом случае не суливший ничего особо хорошего.

В моей плохой памяти есть и плюсы — можно переживать первый опыт прочтения книги раз за разом, все, что нужно — это иметь как минимум пять-шесть хороших больших произведений. Пока я дочитывал шестую книгу, я забывал, о чём была первая. Вернее, помнил, конечно, но только в общих чертах, самих же персонажей, их характеры, их поведение, хоть убей, не смог бы описать.

К моему счастью, у меня было куда больше, чем пять-шесть хороших книг.

Я опять начал проваливаться в сон. То ли подушка была слишком мягкой, то ли автор книги слишком занудным, а его герои — плоским срезом давно высохшей и выцветшей эпохи, но мои глаза начинали слипаться. В любом случае, рано или поздно, мне все равно придется уснуть, даже если я боюсь такого, слишком реалистичного кошмара.

Мне совершенно ничего не приснилось. Мало когда это действительно радовало меня, видимо, сегодня — весьма неординарный случай.

Небо за окном покраснело, встречая солнце, по-видимому оно стеснялось своей первой любви, а потому окрашивалось в розово-красный румянец при первой удобной возможности. Чайки все ещё мешали прохожим мирно жить. Пятиэтажки зевали в такт влюбленным сверху. Уютнейшая картина маслом была за окном, жаль, что человеческий глаз не является фотоаппаратом, — так много прекрасных вещей хотелось бы показать друзьям, подругам, дорогим людям, ведь почти всегда все хорошее встречаешь в одиночестве, а после долго приходится объяснять, в чем же была красота того или иного цветка, дерева, обоженной покрышки, грубого граффити или царапины на старой лавочке. Многие вещи другим просто не объяснить, как бы ты ни старался, даже между людьми, говорящими на одном наречии, есть языковой барьер.

Я открыл окно и кинул сломанную зажигалку "Ангара". Надеюсь, она угодила кому-то в голову, растрескалась и вылила на него остатки сжиженного, ныне бесполезного, газа.

Мне не хотелось читать. Просто от скуки стоял на общем балконе, глядел то вниз, то вверх, и не понимал, что я вообще здесь делаю.

Хотелось позвать старшего брата, он всегда в эти моменты говорил что-то радостное, светлое, ну или иногда просто молча протягивал сигарету. Хороший человек был. Надеюсь, он им и остался.

Я вернулся в собственную комнату (спальней это было трудно назвать). Я искренне попросил свой мозг, чтобы тот во сне показал мне интереснейшие из закоулков собственной фантазии, лучшее из того, что пришло бы мне на ум. Мне хотелось чего-то доброго. Чего-то абсолютно не связанного с морем.

Я молча улыбнулся себе во все тридцать два зуба.

Я пытаюсь уснуть.

Я закрываю глаза.

Я проваливаюсь сквозь ночную пелену в нечто ещё более темное, более неизведанное, чем неосвещённый люминесцентными лампами мир за окном. Я падаю всё глубже и глубже.

Я ничего не вижу.

15 августа 2022

В темноте

Настенный ковер своими уникальными узорами всегда напоминал мне золотистых пауков, находящихся в луже неизвестной алой субстанции. Серые стены покрыты были едва заметным вечерним розовым пеплом, облака, внешне неотличимые от суфле, едва перемещались по небосклону. Свет, исходящий из больной тремором лампы в моей комнате, не был, да и не мог быть чем-то лучшим, чем был свет за окном.

Несмотря на это, я оставался внутри.

Многое менялось с окончательным приходом ночи. Темнота, находящаяся внутри помещения была приятнее, была теплее темноты снаружи, — внутри собственных стен все было неизменно, и что с включенным в сеть светильником, что без, — шкаф с книгами был ровно на том же месте, пол под моими ногами все так же скрипел, сам я находился ровно в том же месте и практически в то же время.

Темнота внутри была безопасной, в отличие от уличной, у моей не могло быть бродячих собак или нежелательных знакомых, во всяком случае, пока я не пустил их в квартиру сам. "Моя" темнота была привита от всяческой заразы.

А если даже и предположить, что в тени что-то действительно обитало кроме меня, то, значит, оно обитало там и днём, когда светило солнце. Вероятно, оно обитает тут годами. Вероятно, оно не желает мне ничего плохого, в конце концов, мы уже так давно здесь живём, что стали почти единым целым с домом. А если мы часть одной команды с одного корабля, то к чему нам бояться друг друга?

Темнота была мягкой. Она ласково обволакивала все живое и недвижимое, позволяло фантазии разгуляться на полную — пусть там, в трёх шагах от меня, находится не бесполезная антресоль, а стоит мольберт, на холсте нарисованы губы и рот, в итоге образующие смеющееся человеческое лицо.

Темнота была человечна, она скрывала моё отнюдь не совершенное тело, как и отнюдь не совершенное тело этого дома: все неопрятные части, все, что в обычной жизни вызывало у меня от недоумения до ненависти, все было одинаково ровно покрыто тонким слоем мягкого одеяла тени.

Темнота была добра ко всем. Иногда было жалко её, — я никак не мог отплатить ей всем тем, что для меня делала. Иногда в надежде поблагодарить темноту, выходя из дома, я закрывал окна плотной тканью, так, чтобы дать тени порезвиться ещё и днём. Надеюсь, что так я её не разбудил.

Было грустно от того, что тень, как нежелаемого ребенка, солнце отправляло домой, стоило наступить утру, так что темноте приходилось прятаться, где попало — под сомнительного вида кустами, за подъездными дверьми, внутри стоящих на клумбе стоек крашеных покрышек, исполняющих роль украшения для старого дворика. Было жалко, что даже ночью тень никто не любил, люди, изобрели электричество, чтобы вдоль каждой безвкусной аллеи поставить ровные ряди светодиодов. Все ради безопасности, я понимаю, человек может удариться, или его может кто-то ударить, такой же, впрочем, человек, например.

Ученье — свет, а в темноте — красота человеская.

Забавно, но у меня никогда не получалось искренно писать о чём-то светлом, о чём-то действительно положительном, будто бы мой мозг противился самим размышлениям о подобном. Мне проще было запоминать страшные, уродливые во многом сцены, большая часть из моих воспоминаний до тринадцати лет — сплошь одни болезненные моменты, то, как я впервые упал в обморок, ударившись головой о кафель в родительской ванной, то, как я впервые серьезно упал с велосипеда, слишком поздно обнаружив отсутствие тормоза, о своих многочисленных кошмарах и сонных параличах