Небо - Ольга Дмитриевна Малковица Страница 4

Взгляды прохожих и мое изможденное новым счастьем лицо в зеркале. Все это мое теперь. Ну что ж, ничего. Ничего! Говорят, что все проходят через это. Говорят, что любимые возвращаются. Только к кому?!

Мне кажется, я схожу с ума. Твое лицо давно расплылось в моей памяти, но я помню то счастье, которое я чувствовала. Я помню то, чего нет. Ты заставляешь меня жить парадоксом. И чтобы сейчас не текло в моих венах, медленный яд аксицитомина или амфетамин, никто не отнимет у меня то, чего не было. Я чувствую, как внутри гниет мое сердце. А во снах ко мне приходит она, та, что ушла вместе с тобой. Она колит меня иголками и говорит, что боль не уйдет никогда. Я из раза в раз убиваю ее. Медленно погружаю огромный нож в нее сотни, тысячи раз и снова встречаю ее. Каждую ночь вижу этот кошмар, каждую ночь проклинаю день нашей встречи и благословляю одновременно.

Я ничего не чувствую, когда горечь алкоголя течет по горлу, я ничего не чувствую в бессознательном движении тела, будь оно медленным или быстрым. Я не вижу рук обвивающих его, мне плевать на них, ведь они не твои, а если не ты, то хоть весь мир, что мне с того.

Знаешь, мне иногда кажется, что гниль в моей груди будет брыкаться до тех пор, пока ты дышишь. Может поэтому, я так желаю твоей смерти?!

Люди. Друзья. Похвала и комплименты. Можно тешить свое тщеславие сколько угодно. Можно смотреть по утрам в зеркало и ужасаться, ведь в зеркале не я. Труп! Труп без признаков жизни. Но к счастью, люди так глупы. Создана масса всего, что сделает меня в глазах стада лакомым кусочком. Макияж, улыбка и все. Я воплощение жизнелюбия и красоты. Так, как хотел ты.

Жизнь счастливой меня.

Больше я не смотрю на мир через призму тебя. И оттого-то он стал серым и невзрачным, ярким только в свете клубного дыма и через стакан с прозрачным льдом водки и розовым безобразием, вдыхаемым мной. Я помню тебя. Волосы под моими пальцами: гладкие, толстые, бархатные. Я помню каждый миллиметр тебя. Приходя в мою голову, эти мысли несут меня потоками бесконечных рук, рук не твоих; и так день за днем. Какой сегодня день, какое число? Это не имеет значения. Я снова среди миллиардов, и я снова одна.

Интересно, что та самая апатия, которую я так долго ждала, наконец, пришла и именно сейчас. За окном дождь. Тот редкий день, когда от меня не несет чужой любовью. Тот редкий день, с кружкой черного чая и с лицом трупа. День наедине с собой. Зеркала накрыты. В моем доме как будто кто-то умер. Ну это же смешно! Дом с трупом. Ведь мир так прекрасен!

Из моей жизни ушел только ты, а кажется, что я осталась совершенно одна.

Не хочу я ничего! У меня есть все, но нет, нет ничего! Да как же я устала! Все эти дурацкие улыбки слова, это невыносимо! Когда ад успел открыть для меня свои объятия? Когда я запуталась в собственной квартире и потеряла там обрывки себя? Как? Как это вышло?

* * *

Как тяжко мертвецу среди людей

Живым и страстным притворяться!

Но надо, надо в общество втираться,

Скрывая для карьеры лязг костей…

Живые спят. Мертвец встает из гроба,

И в банк идет, и в суд идет, в сенат…

Чем ночь белее, тем чернее злоба,

И перья торжествующе скрипят.

Мертвец весь день труди́тся над докладом.

Присутствие кончается. И вот —

Нашептывает он, виляя задом,

Сенатору скабрезный анекдот…

Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью

Прохожих, и дома, и прочий вздор…

А мертвеца – к другому безобразью

Скрежещущий несет таксомотор.

В зал многолюдный и многоколонный

Спешит мертвец. На нем – изящный фрак.

Его дарят улыбкой благосклонной

Хозяйка – дура и супруг – дурак.

Он изнемог от дня чиновной скуки,

Но лязг костей музы́кой заглушон…

Он крепко жмет приятельские руки —

Живым, живым казаться должен он!

Лишь у колонны встретится очами

С подругою – она, как он, мертва.

За их условно-светскими речами

Ты слышишь настоящие слова:

«Усталый друг, мне странно в этом зале». —

«Усталый друг, могила холодна». —

«Уж полночь». – «Да, но вы не приглашали

На вальс NN. Она в вас влюблена…»

А там – NN уж ищет взором страстным

Его, его – с волнением в крови…

В её лице, девически прекрасном,

Бессмысленный восторг живой любви…

Он шепчет ей незначащие речи,

Пленительные для живых слова,

И смотрит он, как розовеют плечи,

Как на плечо склонилась голова…

И острый яд привычно-светской злости

С нездешней злостью расточает он…

«Как он умён! Как он в меня влюблён!»

В её ушах – нездешний, странный звон:

То кости лязгают о кости.

А. Блок, из цикла «Страшный мир», подцикла «Пляски смерти», 1912г.

Глава 4

Воздух.

Утро нового дня. Теплые руки, за окном слышу дождь. Вокруг мягкий свет, все та же вонь. Рядом лицо. Чье? Неважно. Встав, одеваюсь и быстро ухожу. Кто-то окликнул меня. Мразь! Неужели думает, я останусь? В мутных глазах худощавого наркомана вижу печаль.

– Ты… ты уходишь?

– А что? – меня тошнит от него.

– Ну знаешь, мы могли бы вместе сейчас пустить, потом погулять ну или что захочешь..

Не слушаю, мне все равно, что он говорит.

– Меня бесит твоя собака… – бросаю взгляд на некрасивого питбуля сидящего у порога – убей его.

Тишина. Она висит над нами долго, криво и неумело.

Ухожу. В лифте снова вонь. Как же все-таки противно.

Зовет меня обратно, ну что ему надо?!

Вернуться?

Вернулась.

На пороге дергающееся мясо, все заляпано вокруг, воняет железом. Кровь. Он стоит с опущенной головой, в руках кухонный нож. Так нелепо.

– Я остаюсь. – зачем-то сказал я.

Дверной замок защелкивается за мной.

Растянутая майка на моем теле и я абсолютно расслаблена. Интересно, как его зовут, совершенно не помню.

– Слушай, а зовут то тебя как?

– Называй меня Силой.

– Ок, вопросов нет.

Мы медленно и долго лежим на полу, собирая мысленные пазлы. Сила неровно дышит и смотрит на меня. Мне хочется облизать его, всего. Словно он большой сладкий леденец, твердый,