Крис Вормвуд - По дорожкам битого стекла Страница 44

Последовал вопрос о моих творческих планах. Я отвечал, что понятия не имею, меня, может быть, не станет завтра, так что я не могу себе позволить загадывать. К концу мне показалось, что я не умею давать интервью и говорить красивыми пафосными фразами, которые потом можно разбирать на афоризмы. В отличие от Германа, который на вопрос: «Как вы познакомились с другими членами группы?» ответил: «В баре я встретил бомжа, это оказался Макс Тот, так всё и завертелось. С Дани мы познакомились в метро. Мне показалось, что чувак с таким тупым выражением лица просто обязан быть басистом. Джека и Майка я встретил в гей-клубе. Наверное, вы спросите: почему я был там? Но это уже другая история».

Мы решили, наконец-то, снять нормальный клип. У нас уже было несколько видео, но на роль полноценного клипа они не канали. Всё потому, что я не очень представлял себе видеоряд на свои песни, хотя мне нравилось клиповое искусство. Я не любил стандартные ролики, где показывается выступление группы в различной атмосфере, это было скучно, как кадры с репетиции. Мы решили показать нашу жизнь, полную шизофрении и безумных игр сознания, выраженную через мою систему метафор. Это было то, что я обычно видел за шторами век. Теар абсурда, ютящийся в моей голове. Местом действия стала обычная квартира, покрытая наркоманской живописью, что-то в духе того, что было в нашем логове когда-то. Я отчасти выступил в роли декоратора съемочной площадки. Стены украшали мои собственные рисунки. Я вообще отвратительно рисую, но лет через тридцать это можно будет продать на аукционе за большие деньги.

Герман отказался что-либо делать, поэтому в клипе можно было увидеть его валяющимся в углу с гитарой возле могильной плиты. На его плече сидел настоящий ручной ворон и пытался выклевать ему глаза. Герман был так удолбан, что не замечал ничего вокруг. Я ходил и кривлялся на фоне стен, пинал бутылки босыми ногами. Моя кровь была настоящей. Дани играл роль большого уродливого кролика с оленьими рогами, который сношался с моей ногой. Майк висел в петле. У него напрочь отсутствовали актёрские способности, так что он подобрал себе лучшую роль. Джек играл на унитазной барабанной установке, подключённой к капельнице с напитком имени себя. В финале я подарил уродливой девочке букет маков, и она стала прекрасной принцессой.

Было очень странно проснуться утром с бодуна, с трудом привести себя в порядок, чтобы на съёмках тебя снова загримировали так, будто ты пил и ширялся уже месяц кряду. Видеоряд оказался в чёрно-красных тонах. Свет постоянно мелькал. Комната наполнялась дымом, словно от гигантского косяка. Камера дёргалась так, будто у нашего оператора вместо рук были вибраторы. Всё это могло вызвать у любого зрителя припадки эпилепсии. Эдакая дань моде типичным клипам 90-х. Наш продюсер рвал волосы на жопе, ему казалось, что это будет провалом, но он ошибался. Клип довольно долго держался на верхних строчках чартов. Сейчас я не могу на него спокойно смотреть, но он отражал всю упадочность нашего образа жизни.

Несколько отрывочных мыслей, записанных мною в тот период. Я вёл открытый блог в интернете. Писал скорее для себя, закрывая все комментарии.

Просто весёлое самоубийство в рассрочку. Может ли это пугать того, кто мёртв изначально? Даже самый ужасающий бэд-трип будет в сто раз лучше нашей реальности. Даже смерть кажется мне притягательной и лёгкой. В наш век все только и занимаются тем, что сублимируют, эскапируют и дрочат. Я просто неожиданно нашёл свой выход.

Я читал статью про то, что на Эвересте не убирают трупы погибших альпинистов. Это меня слегка напугало. Люди сознательно лезут в горы для того, чтобы стать кусками мороженного мяса. Альпинизм тоже убивает людей. А их там сотни, тысячи. Но, тем не менее, это считается полезным, интересным занятием, которое развивает дух, учит преодолевать опасности. Чем это лучше наркотиков? И то и другое точно так же убивает.

Неужели у нас не должно быть право выбора? Почему тот, кто умер на войне, считается героем, а смерть от передоза не кажется таковой? Мёртвый наркоман тоже пал в битве… с самим собой, только, в отличие от солдата, он победил.

Советские дети не слышали о наркотиках, поэтому мечтали стать космонавтами. Со временем они научились открывать космос внутри.

Счастье, как известно, не в деньгах. За них нельзя купить самое главное, но зато они заметно облегчают душевное состояние. Одно дело, когда тебе плохо, потому что бросила девушка, ты идёшь в магазин, покупаешь дешёвый портвейн. Ужираешься им в хлам. Наутро просыпаешься в блевотине, мучаешься последствиями алкогольного отравления, жуткой головой болью. И тут приходит осознание, что всё это не стоит того.

Совсем же другое, когда тебя бросила девушка, ты покупаешь «Хенесси» и просыпаешься утром в постели с какой-то красоткой и понимаешь, что та тёлка не стоила твоих печалей.

Бывали времена, когда я жил совсем без денег. Это вполне реально, но не очень приятно.

В мире неправильно всё. Нам это никогда не исправить. Просто нужно больше денег, чтобы вырваться из системы. Учись, работай, сдохни. Я сделал свой выбор, я сумел этого избежать».

У меня ещё была заметка про любовь, но я её удалил. Наверное, это символично и соотносится с данным периодом моей жизни. Мне тяжело что-то вспомнить. Всё было таким сумбурным, у меня в голове множество ярких воспоминаний, но они — как отражение в разбитом зеркале. Мои попытки гонзо-журналистики шли прахом. У меня никогда не было под рукой пишущего устройства, чтобы рассказать о том, что я видел и чувствовал в данный момент, когда мимо меня в туннеле метро проплывал осьминог или мёртвые дети стучали мне в окна. Всё-всё напоминало большой арт-хаус.

Новый альбом было решено записывать в Штатах. Лейбл прессовал нас за то, что наш первый официальный диск не стал платиновым (записанный в Москве альбом не числился в официальной дискографии группы). Он был всего лишь золотым в Британии. От нас ожидали большего. Я как-то особо не парился из-за продаж дисков. Я был слишком пофигистичен, когда дело касалось таких формальностей. Это заботило Германа, который регулярно ругался из-за того, что нам выплачивали не все деньги, по его мнению. Пару раз ему удавалось добиться своего.

Я ужаснулся, увидев Нью-Йорк. Он был как утрированная Москва. Ещё более жёсткий мультикультурный коктейль. Здесь было столько людей, что моя социопатия грозила мне новым приступом. Тем не менее, мне очень понравились прогулки на машине по ночному городу. Я любил смотреть издалека на колоритных нью-йоркских бомжей с тележками, негров, трущихся на углу и метамфетаминовых проституток. Я люблю изучать низшие слои общества в разных городах и странах. Я сам был таким.

А днём эти пробки, вечный гул. Я ненавижу места, облюбованные туристами, так что не пошёл вместе со всеми глазеть на статую свободы. Говорят, что мегаполисы вызывают депрессию. Так вот, здесь моя голова была готова взорваться. Зато мне очень понравилась местная студия с новой современной аппаратурой. Не порадовало пиво, оно было похоже на мочу крепостью в полтора градуса. Так что пришлось довольствоваться старым добрым «Джеком». Знакомые мне американцы оказались слабы в алкогольных марафонах, это я понял сразу. Зато у них хорошо обстояли дела с наркотиками. К нам приставили даже некое подобие диллера.

Надо отметить, что с нами была моя девушка Инэс. Я особо не возражал, потому что будет кому тащить меня до дома. Наши отношения являлись таковыми, что мне становилось всё равно: она или местные шлюхи.

Она стала для меня вечным раздражителем, но я не хотел от неё избавляться. Она вносила в мою жизнь остроту.

Потом я попал на самую адскую вечеринку в своей жизни. Помню, как переступил порог этого огромного особняка. Дальше были лишь разрозненные картины, которые моя память хранила в картотеке безумных событий. Голые женщины, покрытые блестками, статуи в форме хрустальных дилдо, целый фонтан пунша. Я не видел такого даже в кино. Ярче, чем самый правдивый сон. Повсюду стелился чарующий сладковато-пряный аромат. Я думал, что это благовония, но нет, это оказался опиум. Красивая азиатка предложила мне длинную тонкую трубку. Я сделал одну затяжку и провалился в её глаза. Это не метафора. Я смотрел в них и понимал, как пролетаю сквозь эти два туннеля одновременно всеми своими семью телами. Я взорвался, я умер, перестал существовать. Я плыл в огромном океане души. И я понял, что все вокруг — плоды моего воображения. Существую только я. Если моя клиническая смерть ранее дала мне соприкоснуться с Богом, то теперь я сам стал Творцом. Я видел всё, что хотел видеть, я создавал миры, я рушил их. И всё это время совершенно не чувствовал своего тела. Его и не было в тот миг.