Терри Сазерн - Чудо-христианин Страница 5

На самом деле они всего лишь играли в свою старую игру.

— Назови одну хорошую компанию, в которой ты держишь долю акций в десять тысяч, — резким тоном потребовала Агнесс.

— Одну хорошую компанию… — повторил Гай, нахмурив свои огромные брови.

— Которая начинается на А, — сказала тетя Эстер.

— Которая начинается на А? — почти скептически повторил Гранд, словно добродушное дитя за игрой.

— Эстер! — воскликнула Агнесс.

— Ну хорошо. Мы говорим конкретно о десяти тысячах или как минимум десяти тысячах? — спросил Гай.

— Как минимум о десяти тысячах, — сказала Агнесс. И, строго поглядев на сестру, добавила: — И не нужно, чтобы она начиналась с А.

— Хммм… Хорошо, как насчет «Аберкромби и Адамс»? — неуверенно сказал Гай, — по звучанию очень подходит…

— Хорошо, — сказала тетя Агнесс. — Теперь. Что, если ты продашь все свои акции, которые там держишь? Что произойдет с их ценой?

— Ужас, — Гранд поморщился при одной мысли об этом. — Это может вызвать обвал.

— Ну так вот! — воскликнула Агнесс. — А молодой человек Клеменс купит — когда цена упадет, а на следующий день ты у него выкупишь то, что ты ему продал! Я думаю, цена вырастет, когда ты заново выкупишь акции, не правда ли?

— Может быть, да, а может быть, и нет, — холодно ответил Гай.

— Ну хорошо, — высокомерно произнесла Агнесс, — тогда ты просто можешь продолжать покупать, пока цена не вырастет! — Затем, смягчив тон, она продолжила, очень веско: — Ну конечно, ты это можешь сделать, Гай. И потом, понимаешь, когда цена снова прыгнет вверх, Клеменс и ее молодой человек продадут акции.

— Да, — сказал Гай с достоинством, — но знаешь, это может не приглянуться Комиссии Федеральной Безопасности.

Агнесс с такой силой сжала губы, что они стали похожи на черепаший рот.

— Может не приглянуться, — бессмысленно повторила она. Ее глаза расширились, как будто она увидела пустынную скалу и пыталась безуспешно разглядеть, что находится за ней. — Хорошо, — мягко произнесла она, сделав глоток. — Если все, чем ты занимаешься в жизни, только видимость и маска, значит, ты не тот человек, которого я знала всю жизнь. Вот так. — И она налила себе еще чашку. Гранд закашлялся.

— Да, — наконец произнес он, — ты права, конечно. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Такие тюфяки, как я, тоже иногда думают, надо сказать…

Ошеломленная тетя Агнесс была готова тут же продолжить столь интересный разговор, но внезапно появившаяся на пороге служанка объявила о прибытии мисс Джинджер Хортон. Это была леди необъятных размеров, которая появилась в гостиной, одетая в огромное трапециевидное летнее платье, держа в руках крошечного пекинеса.

— Гай! — закричала она, протягивая руку, а Гай, привстав с кресла, подался вперед, чтобы поприветствовать ее. — Как я счастлива видеть тебя! Поздоровайся с Гаем, дорогая Битси! — пронзительно закричала она в ухо собаке, показывая на Гая и остальных. — Это Агнесс и Эстер, видишь, Битси?

Вместо приветствия собака коротко тявкнула, слегка в нос.

— Моя Битси заболела? — ворковала мисс Хортон, пока Гай сопровождал ее к креслу, туда, где сидели все остальные, маневрируя ею по комнате, словно гигантской речной баржей. — Хммм… Битси заболела?

— Надеюсь, ничего серьезного? — заботливо сказал Гранд.

— Думаю, просто нервный стресс, — высокомерно сказала мисс Хортон и сердито добавила. — Погода такая… такая отвратительная, и все эти мерзкие людишки… Вот твои дорогие Агнесс и Эстер, Битси.

— Так приятно видеть тебя, дорогая, — сказали обе пожилых женщины, поочередно вкладывая свои тонкие пальцы в ее огромную руку. — Какое прелестное летнее платье! Так прекрасно с твоей стороны привезти с собой Битси, не правда ли, Гай?

— Восхитительно, — сказал Гай, с улыбкой усаживаясь обратно в свое огромное кресло около окна.

Не кто иной, как Гай Гранд, работая через своих представителей, купил в прошлом сезоне контрольный пакет акций в трех больших клубах элитных пород собак Восточного побережья. Таким образом, он получил фактически полный контроль над проведением «Собачьего Шоу», которое должно было состояться этим летом в Мэдисон Сквер Гарден. Главным представителем, или лучше сказать, помощником Гранда в этом деле был сеньор Эрнандес Гонсалес — мексиканец огромных размеров, который долгое время был известен в кругах собачников как заводчик голубых чихуахуа. При поддержке Гранда уже через шесть месяцев Гонсалес стал известным владельцем одного из лучших в мире собачьих клубов, который был знаменит не только породой чихуахуа, но и пекинесами, шпицами и другими редкими и странными породами Востока.

Было очевидно, что шоу этого сезона в Гардене будет великолепным — состоятельность новых фаворитов клуба не вызывала сомнений, призовой фонд был значительно увеличен, а соревнование обещало быть более ожесточенным, чем обычно.

Сияющие молодые люди и богатые вдовы отовсюду привозили своих любимцев самых лучших и редких пород. Сам Гонсалес пообещал приз владельцу животного самой редкой и старинной породы. Национальный иллюстрированный журнал посвятил обложку этому мероприятию. В длиннющей передовице воздавалась хвала великой доброте американцев, в особенности их любви к животным: «представляющим полную противоположность — говорила передовица, — таким проявлениям первобытного варварства, как испанская коррида».

Когда наступил долгожданный день, все шло как по маслу. Гарден был оформлен ярко и празднично, зрители пребывали в воодушевлении, сияли огни, сверкали большие камеры, а сами участники шоу были наряжены как на прием к Папе Римскому — хотя и несколько экстравагантно. С одной стороны, никто не хотел остаться незамеченным, с другой, они старались одеться так, чтобы одежда не мешала контакту с обожаемыми питомцами.

До начала финального соревнования все шло гладко, если не считать отсутствия сеньора Гонсалеса. Соревнование должно было проходить между победителями конкурса «Лучшие породы» за титул чемпиона.

Как раз в этот момент внезапно появился Гонсалес. Он присоединился к сборищу владельцев и их зверей, толкавшихся в центре Гарден. Было очевидно, что он очень гордится своим питомцем, и действительно — животное, которое этот великан держал на цепи, было великолепно: черный как смоль пёс, размером почти со взрослого датского дога, с удивительной шерстью и превосходными манерами. Это было самое поразительное животное в Гарден-шоу в этом сезоне. Голова зверя была пострижена, как у циркового пуделя, при том, что морду было практически не видно.

Гонсалес присоединился к толпе, беспечно и приветливо улыбаясь. Такое поведение совсем не соответствовало его высокому положению. Не прошло и секунды, как он и его зверь были облаяны маленьким злобным шпицем Миссис Винтроп-Гарде.

Она выступила вперед, сама по себе не слишком отличающаяся от своей собаки, весьма решительно, и за ней незамедлительно последовали еще несколько женщин с пекинесами, шпицами и миниатюрными чау-чау, которые, как известно, отличаются прескверным характером.

Гонсалес поклонился и с очаровательной старо-модной грацией поцеловал руки леди.

— Как он великолепен! — пронзительно воскликнула миссис Винтроп-Гарде, глядя на зверя, который следовал на привязи за Гонсалесом. Затем она повернулась к своему собственному питомцу: — Не правда ли, моя крошка? А-а-а? А-а-а? Не правда ли, моя сладенькая? А как же его зовут? — спросила она Гонсалеса, поняв, что ее животное отказывается что-либо отвечать, а только потявкивает.

— Его зовут… Коготь, — несколько зловеще сказал Гонсалес, пытаясь избавиться от назойливой миссис Винтроп-Гарде. Но она продолжала громко реагировать на происходящее.

— Коготь! Это восхитительно, моя дорогая!

Скажи привет Когтю, Анжелика! Скажи привет Когтю, моя пусечка!

Она вытянула вперед своего маленького злобного шпица, который продолжал лаять, фыркать и что-то вынюхивать. И тут произошло нечто поразительное — то, что замыслили Гранд и Гонсалес — то, что никогда бы не просочилось в прессу. Общими усилиями было задумано представить на Гарден-шоу в этом сезоне вообще не собаку, а черную пантеру или перекрашенного ягуара. Зверь был голоден и зол. Он успел не только внести хаос и панику в формальную процедуру, но и фактически испортил половину церемонии «Лучшая порода».

В течение первого часа Гонсалес, по причине своей безупречной репутации в этих кругах, был вне подозрения. А все инциденты рассматривались как случайности, хотя и очень досадные и неприятные.

«Слишком темпераментный», — объяснял он, хмурясь и покачивая головой. Вместе со зверем они медленно продвигались вперед, в самую гущу толпы, и он, ворча, повторял животному:

— Устал в дороге, да? Устал, мальчик мой? Дааа? Дааааа?