Гной и Кровь - Бальтазар Гримов Страница 5

Я смотрю в твои глаза, которых нет. Однако у Тебя есть рот, который без языка.

Ты сказал мне словцо и плюнул в лицо но я молчу: я кушать хочу.

Если я захочу отомстить, то мне светит тюрьма и погасший свет; плохая зима.

Что же делать тогда? Провалиться в небеса и найти свой покой в глубочайшем позоре. Что же делать тогда? Раствориться в пустоте и верить в чудеса, ожидая новый бой.

Я решил нападать: я сломал себе мозг: превратился в дурака и размазал сопли.

Но Ты такой идиот: Ты боится быть один. Ты пугается меня хотя я не сделал нихуя. Если я Тебя убью то сам стану мёртв, я стану пуст, и я буду плакать сам.

А Ты будет ржать, твоя пизда будет рожать.

И умрёт Ты когда я не шёл в магазин.

«Болит»

Я не обязан терпеть, но я продолжаю болеть. Я не обязан писать, но я продолжаю хуйнёю страдать.

Что же я сделал такого, что кровь застывает от мысли… Что же я сделал такого, что мысли страдают в агонии…

Необходимо собраться. Необходимо умыться. Необходимо смеяться. Необходимо убиться о тучу проблем.

Я не обязан лежать, но я засыпаю без повода. Я не обязан лажать, но я разрываю колючую проволоку.

Что же я сделал такого, что моль не желает прогрызть мою кофту? Что же я сделал такого, что комар не желает сосать меня ночью?

Необходимо раздеться. Необходимо прижиться. Необходимо забыться. Необходимо убиться о тучу проблем.

Я не обязан рыдать, но я продолжаю себя убивать. Я не обязан сдыхать, но я почему-то хочу продолжать.

Что же я сделал такого, что Люди смеются от каждого слова. Что же я сделал такого, что черви не копошатся внутри гроба.

Необходимо проверить. Необходимо измерить. Необходимо поверить. Необходимо погаснуть.

Необходимо мозгами, необходимо руками. Необходимо мне скрыться. Необходимо убиться о тучу проблем…

«Наручники»

Лампочка выкрутилась под звон разбитого стекла, и осколки испарились Тапочек пошёл на кухню попить слёзы, а я так и не встал с могилы… Однако все эти действия не имеют смысла и логики, потому что случилось бедствие: деревья вросли в землю глубоко. Но они снова включили свет в коробке, обсуждая необходимость трат ради конца.

… В небе видно пустоту, а в земле лежит твой день. В речке плавает мой труп, а в носу щекочет лень.

«Как обычно…»

Моя стена совсем кривая и на ней лишь дыры. Моя башка совсем пустая и вместо глаз лишь дыры.

Я пью свой чай из кружки косо и всё всегда я разливаю, но на деревьях растёт слива, и громко плачет обезьяна.

Дорога съела мой ботинок, и лужа высушила ногу. Тревога превратилась в бога, а солнце выключили на ночь.

Пейзаж на полотне испорчен, а струны порвались как волосы. Рисуя очень ровно полосы, чертим криво, день просрочен.

Болезнь сыграла злую шутку: она явилась мне подарком, и на открытом мной конверте лежала тень закрытой двери.

… Цветы поставлены в воду. Руки опущены в воду. Сон желает съесть меня. Я хочу убить тебя.

Ночь кричит, срывая голос, День молчит и тихо плачет. Голос слышно, но откуда? Каждый шорох озадачит.

Вид внутри, воняет ветер, запах гнили забил ноздри. Ветер дует, не хандри! А в коробке маета…

Пустота и немота. Дремо́та и рвота. Безнадёжность стучит в стену. Стены без надежд завяли. А цветы стоят без звуков. Крошки, пыль и шёпот солнца. Из оконца луч пронзает негативный плод мечтаний.

… Добрая смерть смеётся в лицо. Мягкие цепи сковали воздух. Тёмное, мутное, железное окно. Тени в тумане и солнце в ночи.

Пароксизм ненависти в тёплый день, блаженный потоп тоски и надежды. Страх ничтожного в пасмурный день. Ожидания и размышления безнадёжны.

Обезображенный, глупый, ненужный, странный, стеклянный, пустой, униженный, робкий, трусливый, Гордый, озлобленный, сухой.

Пыль и грязь очищают разум, чистота и порядок омрачают. Резко, быстро, необдуманно, сразу, мысли сорвались с цепи — собаки загрызают.

Маленький, слабенький, умненький, Кислый, горький, сладенький. Мнительно улыбаться глазам подлости, кричать в ответ гнетущей слабости.

… Сорву-ка я себе сердце с кустика, подарю себе на память в припадке смеха, зачёркивая криво написанные слова на бумаге белого фашизма и красного неба. Буква захотела пойти спать, Я не даю: она должна работать на свиней.

… Порвать нить — не ткани. Сорвать плод — не с дерева. Будто стоит идти в Никуда. Будто желание стоит осуществить.

Ползти по дороге пешком на бегу, хромая руками. Гипс кольцом сдавил голову, но перелом находится внутри. Внутри похотливого презрения и убеждения.

Гнозис погиб, оставив след на земле. Земля болотом тянет вниз. Трепещет от ужаса ребёнок в пепле. В Низ тянет болотом земля.

Узел развязал сам себя. Я угадал и забыл. Не помня себя, я рассказал и заныл.

И снова лампочка перегорела. И вновь отчаяние. Опять надежда увядает.

24.08.2021

…and beholding the omnipresence of the transcendence of being, falling into the abyss of addictive illusion, proclaim the infertility of comprehending, comprehense the greatness of primordial, permanent hallucination.

5.09.2021

Выбрал удобную дорогу: дорога разбита, в ямах вся; грязь после дождя не сохнет. Зимой грязь не замерзает. Лёд — мутное зеркало под ногами, разбитое тысячу раз. Никто себя не видел в зеркале. Никто себя не видел. Спотыкаясь на ровном месте, и случайно увидев себя под ногами, ты захочешь вернуться туда, где нет начала, но есть всегда конец. Желание попало в глаз, словно заноза вошла глубоко под кожу; словно игла под ногтем желание впивается. вынул иголку — крови потоки, крови чёрной истоки каменеют, укладывая кирпичом тротуары, ведущие только в прошлое.

Я мечтаю о прошлом. В прошлое бежит на культях святой, великий русский народ. Все идут назад ногами, лицом смотря в другую сторону. Или идут вперёд не спеша, боязливо останавливаясь, оборачиваясь скрипучей шеей, выглядывая то, чего более никогда не будет. Оборачиваясь на свой путь, на свою пройденную тяжко узкую тропинку, поросшую мёртвой, сухой и холодно обжигающей травой.

Дорога, ведущая только назад, под твоими ногами возникла, и всё вокруг утихло: солнце потускнело, вечерело рано. Нет ни звуков, ни света на месте войны бесконечной; ветер горячий, сухой, пыльный ветер устал и умолк. Небесный пепел, ниспадая, как снег, в руках кровавых тая, путь жалкий устилал. И тяжко