Зершторен - Александр Александрович Заборских Страница 50

свете. Просто зарыться в одеяло с головой и забыться. Исчезнуть. Забыть тот ужас, тот позор, когда я уронил ребёнка… Господи, прости меня, хоть я в тебя и не верю, но прости меня, высший разум, если ты есть; прости меня, та платоновская вселенская идея прощения; пусть меня простит мать той девочки, пусть простит сама эта девочка, все те, кто видел эту непристойность; простите меня все. Все те, кто видел. Все те, кого я разочаровал; простите меня все, кто снимал с меня мою уже переставшую наполнять меня силой, и энергией, и прозрением полистироловую оболочку, которую я загадил своими испражнениями изо рта. Простите меня за то, что были вынуждены прикасаться к этому руками, возиться в этом.

Снова валюсь на постель. Закутываюсь в одеяло в позе эмбриона и непрестанно прошу меня простить. Что со мной происходит? Что происходит вообще вокруг? Что творится? Остановите всё это! Дайте мне уйти к себе и больше не участвовать в этом всём, дайте возможность отдышаться, принять покой и больше не попадаться вам на глаза. От стыда провалиться сквозь землю. Оставьте меня. Отпустите, дайте отдохнуть!

В голове пульсирует. В груди то же и в горле. В висках.

Просто уснуть дайте! И не просыпаться…

Вижу себя со стороны

Крутящегося,

С ребёнком, прижатым к пузу.

Всё вокруг

Будто в грязно-оранжевом смоге,

В противоестественной

Тени.

Давит сверху,

Прижимает

Что-то.

А ты – я –

Крутишься.

И мне видно всё,

Что́ видишь ты,

И всё, что́ вижу я.

Ведь это же – я,

И я – это ты.

Ты валишься,

Опрокидываясь назад.

Девочка исчезает,

Но мы знаем, что она упала и покалечилась.

Всё проникнуто этим знанием,

Пропитано обречённо им –

Эти улицы…

Или нет?!

Прохожие тенями безликими

Стоят повсюду, окружая тебя ареной.

Всё так зловеще, сумбурно, пугающе.

Страшно.

Тебе и мне.

Под собачий лай.

Ведь ты ещё и в большей темноте.

Падаешь, ничего не понимая,

Выблёвывая зелёную слизь из себя,

Которая светится фосфорически,

Будто радиоактивна а-ля мультипликация. Мерцает кислотой.

Ты испуган, растерян. В панике.

И собак не видно никаких. А лай слышен.

И я – мне тревожно за тебя.

Мне жаль…

Себя.

Как мне встать!!!

Я вижу, как из меня

Выплёскиваются эти яркие потоки,

Чувствую это.

Эту растерянность перед толпой,

Которая смотрит не отрываясь,

Не оборачиваясь в стороны.

Прилипшими, я знаю, взглядами таращится.

На мой стыд. И позор.

Хоть их лица и размыты,

Хоть их глаза и поглощены тенью.

Всё зацикливается.

Я кручу.

Я падаю.

Я блюю.

Я растворяюсь во тьме.

И снова: я кручу и падаю, выплёскивая и исчезая.

Из пасти льётся зелёная жижа.

Круговоротом, каким-то сумасшествием

Всё оборачивается, крутится, где я заложником пребываю,

В этой угрюмой, враждебной и мрачной

Сцене,

Где всё тускло,

Рассеяно,

В тумане.

Не видно,

Где и что

Я

Гейзером

Гейзером

Гейзером

Гейзером

Гейзером

Гейзером

просыпаюсь. И снова пытаюсь уснуть.

… Но всё равно остаюсь в сознании и понимаю, что спать уже просто нет сил, лишь закроешь глаза, как голова: виски, и лоб, и глазные яблоки – бунтуют, пульсируя, приказывая разлепить веки и уже наконец встать с этой чёртовой кровати. Тело от лёжки болит и ноет. Шею не повернуть, руками невозможно управлять – те онемели и верёвками валяются на простыни. Подмышки липкие и горячие. Всё неприятно слиплось и между ног. Чешется. Запускаешь отошедшую от онемения левую руку в несвежие, влажные трусы и массируешь прохладные мошонку с пенисом, дабы те разлепились: помятые, сморщенные, потные. Массируешь, массируешь, чешешь – вскорости приходит эрекция. Вынимаешь руку, традиционно обнюхивая, – запах собственного пота с феромонами бесподобен, сообщённый тебе генетическим кодом, ещё один критерий твоей нарциссической индивидуальности. Разобщающий с окружающим миром.

Чуть приходишь в себя. Уже сознаёшь происходящее. Вспоминаешь сны, по крайней мере пытаешься это сделать, выуживая крохи здравого смысла из всего того мутного ночного месива. Понимаешь, что ничего не запомнил. Не потому что дебил без памяти и мозгов, а потому что так вышло, что сон был нарушен абсолютно и все сутки, что дрых, не уходил дальше медленной фазы.

Вдруг вспоминаешь то, что было. Былое святого Меня. Ужасное, отвратительное, которое просто не хочешь впускать в голову, но эта сука уже там. Воспоминание о последнем прожитом дне. О полном провале, жалком и непотребном, когда выпустил из рук девочку, а сам грохнулся на спину, бессильный подняться, заблёванный, залитый слюнями, соплями и кровью, хлещущей из носа потоком. Беспомощный. Мычащий, стонущий. Я себе повторяю: мычащий, стонущий, невменяемый и отупевший.

Я себе повторяю,

повторяю,

повторяю,

сука, ты

ДЕБИЛ!

Стоп.

Заткнись.

Замолчи.

Дышу.

Дышу.

Обнаруживаю себя съёжившегося, вцепившегося в волосы на голове. Мне плохо, от стыда, паники. Весь трясусь, беспокойный, в ногах щекотка, хочется ими шевелить, и я ими шевелю, медленно шевелю, сильно напрягая, чтобы разогнать кровь внизу. Эрекция ослабевает, уже ничто не трётся о трусы, уже легче.

Нет… этого просто не может быть, как такое могло произойти, господи, как могло случиться, чтоб я упал… выронил ребёнка, господи, я хочу умереть… зачем, зачем такое случилось?! Зачем! Задаюсь тупыми вопросами. Нет, нет, нет!!! Повторяю. Нет! Нельзя, чтоб это было правдой! – шевелюсь я личинкой в кровати, комкая руками и ногами постель. Мне мучительно больно, и уже не от комкающей голову мигрени, а от жрущего меня чувства вины, с которым я просто не в силах совладать, не в силах справиться, со своей совестью и мыслями, воображением, которое бесконечно прокручивает передо мной эту страшную сцену, которую я садомазохистом уже сам додумываю и изощряю до кромешного ада, где я – убивец. Которому нет прощения. И нет оправдания. И в первую очередь от меня самого.

Что делать? что мне делать?! Как жить с этим!? – майевтика18, скажи мне!!!

Но всё – молчит.

Я спутываю волосы пальцами, ладонями, обхватывая голову по всем канонам отчаяния.

… Скучно гляжу в подушку, в отрывок окна и стены, которые двоятся и плавают от изменения перспективы хрусталика. Заставляю себя подняться, выбросить всё из головы лишнее и гложущее, подумать здраво, осмыслить. Хоть как-то.

В первую очередь: кто меня сюда притащил?

… Осматриваюсь, уже сидя на кровати. Сглатываю, вдруг вспоминая, что давно этого уже не делал, из-за чего горло пересохло и сейчас отзывается на глотки режущей болью и удушением.

Иду к холодильнику, босиком, чувствую холод, гуляющий по полу. Открываю белый ящик, шарю внутри него глазами, не находя всего того, чего бы мне хотелось, ибо