Ирвин Уэлш - Порно Страница 6

А сейчас Таня, которая недотягивает даже до первой группы в моей классификации, звонит мне на красную мобилу и сообщает, что она скоро заедет. Я представляю себе ее лицо: череп, обтянутый кожей, бледной, как у Носферату, большие губы, как будто у нее там имплантаты, — я представляю ее нескладную фигуру и отсутствующий взгляд. Кобылка — заебись. И где только таких выводят?

Я наклеиваю железнодорожное расписание на спинку кровати, и к тому времени, как приходит Таня, у меня все уже готово. Она жалуется, что этот мудацкий Мэт Колвил вчера ночью выкинул ее из бара. По ее глазам видно, что ей хочется наркоты, а не хуя. Я говорю ей, что она неблагодарная сучка, что ради нее я отложил все дела и что если она не умеет поставить себя в приличном заведении в Сохо, то пусть катится обратно на Кингз-Кросс и подставляет там задницу всяким уродам за дозу.

— Я так для тебя стараюсь, но это все бесполезно, — говорю я, гадая, сколько раз она уже слышала это от родителей, от социальных работников и от копов, которые занимаются с трудными подростками. Она слушает мою тираду, развалившись на диване, с отвисшей челюстью.

— Но он меня вышвырнул, — стонет она. — Колвил. Он меня вышвырнул, сукин сын.

— Ничего удивительного, посмотри на себя. Выглядишь, как дешевка из Глазго. Это Лондон, и здесь надо иметь хоть какой-то стиль. Я, похоже, единственный человек в этом городе, который заботится о стиле…

— Извини, Саймон…

— Ладно, куколка, все хорошо, — мурлычу я, стягиваю ее с дивана и беру на руки, поражаясь тому, какая она легонькая. — Я сегодня малость грубоват, потому что неделька выдалась еще та. Иди сюда и ложись со мной… — Я кладу ее на постель и смотрю на время: 12.15. Я касаюсь ее, ее губы дрожат, и вот мы уже оба голые, я на ней, и я в ней. Она вся сморщилась, типа ей неприятно, а я думаю: ну и где этот чертов поезд?

12.21.

Чертов поезд, чертовы английские железные дороги и все остальное приватизированное дерьмище… 12.21… жопа… должен быть поезд, уже сейчас…

— Ты классная, просто огонь, — говорю я. Ну, чтобы хоть как-то ее расшевелить.

— А-ах… — стонет она.

Ебать-копать, если это все, на что она способна, ей надо идти торговать гамбургерами, потому что по этой части у нее точно нет будущего.

Я стискиваю зубы и жду еще пять минут — до 12.27, — пока ублюдочный поезд наконец не отъезжает от станции, сотрясая наш клоповник, и Таня подо мной начинает издавать неувядающие звуки страсти.

— Сильный финиш, — выдыхаю я. Таким образом я пытаюсь проделать ту штуку, о которой говорил Терри Венаблес: тренер не должен орать на своих подопечных, он должен их поощрять, постоянно напоминать им об их достижениях, а не тыкать носом в неудачи. — Но надо ответственнее подходить. Говорю это для твоего же блага.

— Спасибо, Саймон. — Она улыбается, демонстрируя щербатые зубы.

— А теперь извини, у меня дела.

Ее лицо вновь принимает отсутствующее выражение, она встает и быстро натягивает одежду. Я протягиваю ей десятку на проезд, она прощается и уходит.

Оставшись один, я собираю коробку гейской порнухи, которую прикупил вчера в Сохо. Надписываю адрес:

ФРЕНСИС БЕГБИ ЗАКЛЮЧЕННЫЙ № 6892ВК

СОТОН МЭЙНС

ЭДИНБУРГ ШОТЛАНДИЯ

Я всегда беру что-нибудь этакое для своего старого друга Бегби и посылаю ему всякий раз, когда возвращаюсь в Шотландию, так что он видит местную почтовую марку, когда получает посылку. Интересно, кого он подозревает — наверное, каждого в Лотиане. Все это — в рамках борьбы с моим родным городом.

Иду в ванную и чищу зубы, выскребая изо рта гнилостный вкус Таниной слюны, потом встаю под душ и отмываю мои гениталии от всех следов того мерзкого места, где они только что побывали. И тут начинает звонить телефон, а у меня есть одна слабость — если звонит телефон, я не могу не взять трубку, а автоответчик не включен. Заворачиваюсь в полотенце и выскакиваю из ванной.

— Привет, Саймон, сынок…

На то, чтобы опознать голос, у меня уходит секунда-другая. Это моя тетя Пола из Эдинбурга.

4. «…на халтурных дрочилках…»

Каждый раз, как я меняю курс, я все больше и больше чувствую свою несостоятельность. Но академические курсы для меня — как мужчины: даже самые занимательные рано или поздно становятся совершенно неинтересными. Итак, Рождество прошло, и я опять одинокая женщина. Но смена курса — это еще не так плохо, как смена города или университета. И я пытаюсь уверить себя, что вот я учусь в Эдинбургском университете уже целый год — и это совсем неплохо. Сменить литературу на средства массовой информации и кино меня уговорила Лорен. Кино — это новая литература, сказала она, цитируя какой-то дурацкий журнал. Конечно, ответила я, люди теперь узнают обо всем не из книг, но и не из фильмов, а вообще из видеоигр. Если бы мы и вправду хотели держаться в струе, мы бы сейчас проводили время в зале игровых автоматов на Южной стороне и гоняли бы на космических корабликах в компании малокровных школьников-прогульщиков.

Но мне все равно нужно взять хоть какой-нибудь литературный курс, и я выбрала шотландскую литературу, потому что я англичанка, а «от противного» — это достаточный повод.

МакКлаймонт читает лекции всем этим придурковатым и патриотичным шотландцам (черт, а в прошлом году я была точно такой же, из-за какой-то там прапрабабки, которую я никогда не знала и которая как-то приехала на каникулы в Килмарнок или Дамбартон… ладно, проехали…). Очень явственно представляется музыкальное сопровождение — все эти волынки-мудянки на заднем плане, когда он втюхивает студентам свою националистскую пропаганду. И на хрена мне все это надо? Опять идея Лорен, она считает, что этот курс легче сдавать.

Жвачка у меня во рту приобретает металлический привкус, и даже усилие, необходимое для жевания, причиняет мне боль. Я вынимаю жвачку и прилепляю ее под парту. Ужасно хочется есть. Вчера я заработала целых две сотни фунтов на халтурных дрочилках. Одна из моих служебных обязанностей — дрочить мужикам под полотенцем. Эти жирные красные морды — они пожирают тебя глазами, а ты смотришь сквозь них и пытаешься вытянуть из них, чего им хочется: холодную жестокую суку или нимфетку с наивными глазками. Да все что угодно. Это все так далеко, так не важно, это мне напоминает, как мы с моим братом накручивали нашего пса Монти, а потом наблюдали, как он пытается кончить об диван.

Я размышляю о том, что это противоестественно — стремиться делать работу хорошо, когда вся работа заключается в том, чтобы дрочить посторонним мужикам. Я размышляю о членах, которые побывали у меня в руках, и скоро МакКлаймонт заканчивает. У Лорен есть все лекции про шотландскую диаспору; Росс, американское чмо, сидит перед нами и покрывает страницы сказками о жестокости и несправедливости англичан. Когда я выхожу, МакКлаймонт ловит мой взгляд. Такая совиная рожа. Глупая-глупая. Я не знаю, что думают орнитологи, но настоящие птичники, сокольничий, все, как один, скажут, что совы — ни разу не мудрые. Наоборот, это самые глупые птицы.

— Мисс Фуллер-Смит, можно вас на минуточку, — чопорно произносит он.

Я оборачиваюсь к нему и убираю прядь волос с лица за ухо. Мало кто из мужиков устоит перед таким призывом: невинное предложение. Это как откинуть свадебную вуаль, открыться перед человеком. МакКлаймонт — циничный старый алкаш, стало быть, изначально запрограммированный на то, чтобы прореагировать должным образом. Я стою слишком близко к нему. Это всегда хорошо работает с застенчивыми по природе, но хищными мужиками. Сработало и с Колином. Чертовски хорошо сработало.

Вечно испуганные темные глаза под стеклами очков загораются. Редеющие волосы вздыбливаются, будто наэлектризованные. Смешной костюм с подкладными плечами, кажется, даже слегка раздувается.

— Я все еще не получил ваше эссе за второй семестр, — говорит он, и в его голосе слышится плотоядная нотка.

— Ну, это все потому, что я его еще не написала. Понимаете, по вечерам я работаю. — Я улыбаюсь.

МакКлаймонт, который либо слишком искушенный и опытный (кто бы мог подумать), либо страдает от недостатка определенных гормонов, уныло кивает.

— В следующий понедельник, мисс Фуллер-Смит.

— Зовите меня просто Никки, пожалуйста, — ухмыляюсь я, покачивая головой.

— В следующий понедельник. — Он отворачивается и начинает собирать свои бумаги: его костистые узловатые руки сгребают листы и запихивают их в кейс.

Ну, чтобы выиграть, следует проявлять настойчивость. Я проявляю:

— Мне правда-правда очень понравилась ваша лекция. — Я наклоняюсь к нему.

Он поднимает голову и кисло улыбается.

— Хорошо, — отвечает он вяло.

Я откладываю свою маленькую победу на будущее, потому что мы с Лорен договорились встретиться в столовой.

— А этот твой семинар по кино? Есть в группе приличные парни?