Алексей Ручий - Наркопьянь Страница 6

 Вроде, не пьяный. Наверное, просто ебнутый. Еще один чудик в этом потерявшем рассудок мире.

 - Иди, мужик, не томи душу, - говорю ему я, указывая на выход. Философ вообще игнорирует эту безумную особь хомо сапиенс.

 Мужик направляется мимо нас к выходу, бубня себе под нос:

 - Креста на них нет… ироды…

 Одним словом псих. Или алкаш какой-нибудь. Или, что еще страшнее, алкаш в завязке. Нет хуже алкоголика, чем завязавший алкоголик. Это что-то вроде клоуна без цирка. Или пожарника, дрейфующего на льдине в открытом океане.

 Запасшись впрок адресами и номерами телефонов, мы выдвигаемся на охоту.

 Первая контора – глухо как в танке. Свет в зарешеченных окнах не горит, дверь заперта. Похоже, переехали. И, видимо, давно. Однако Философ не унывает.

 - Давай, выпьем пивка, - говорит мне он.

 От таких предложений не отказываются. И уже через десять минут мы сидим в близлежащем замерзшем сквере на заиндевевшей скамейке и тянем пиво. Людей здесь мало, а те, что есть, - какие-то серые и мутные. Похожи на привидения.

 Философ рисует мне радужные перспективы нашего будущего бизнеса. Я отношусь ко всему этому несколько скептически, но меня подогревает азарт. Это что-то вроде игры в казаки-разбойники. Заняться нам, в конце концов, все равно нечем.

 - Затраты минимальные, - говорит мне Философ, - а результаты максимальные. Схема идеальная, как ни крути.

 - Мы пока что не сильно продвинулись в этом деле, - выдвигаю я антитезис.

 - Мы только начали, брат. Дорогу осилит идущий.

 Что ни говори, а оптимизма Философу не занимать. Хватит на двоих. И это при том, что в последнее время он пребывает в полосе хронического невезения.

 Хотя везение – безусловно, вещь относительная. Ты можешь иметь машину, счет в банке, а потом в одно прекрасное утро тебе на голову упадет кирпич – и пиши-пропало. Мы не застрахованы ни от чего. В том числе и от неожиданного счастья.

 Я делаю глоток пива. Смотрю вокруг. Унылый февральский пейзаж. Люди, изредка снующие туда-сюда. Пришибленные, придавленные грузом житейских проблем. Потерявшие душу в этом беспощадном городе. Привыкшие вставать рано утром и идти на работу, а поздно вечером возвращаться домой. Живущие на тошнотворном отрезке дом-работа-дом. И не знающие иных измерений.

 Я понимаю, что, в общем-то, Философ прав: уж лучше быть наркодилером и каждый день рисковать быть прихваченным за жопу соответствующими органами, чем спускать свою жизнь в унитаз таким вот образом. Наверное, мы – последние романтики в этом загнившем мире, а наркотики и алкоголь – это что-то вроде барокамеры, нашей секретной комнаты, в которой мы прячемся от него. Мы – дети, скрывающиеся от взрослых, потому что мы не хотим быть взрослыми, потому что мы не хотим отравлять свою беззаботную жизнь взрослением со всеми вытекающими отсюда последствиями: неизбежным цинизмом и душевной пустотой.

 Мы бросаем пустые бутылки в урну, почти доверху забитую мусором, и продолжаем поиски. Философ насвистывает «Кукушку» Цоя. Просвистеть деньги согласно народному поверью он не боится – их просто нет.

 Нам повезло: во второй конторе жизнь пока теплится. Мы заходим и осматриваемся. Ничего особенного – серый офис со скучающими людьми, одного взгляда на которых достаточно, чтобы испортить настроение на весь день. Какая-то тетка со строгим лицом, похожая на школьного завуча, обращает на нас внимание и спрашивает:

 - Вам чего, молодые люди?

 Я молчу. Философ мнется, потом отвечает:

 - Нам бы соляночки…

 - Чего? – переспрашивает тетка.

 - Ну, кислоты соляной. Продаете такую?

 Тетка хмурится. Заметно, что внутри ее черепа происходят какие-то механические коловращения. Потом задает очередной вопрос:

 - А вам зачем?

 - Ну… - Философ думает, что бы такое сказать, но тут ему на помощь прихожу я:

 - Да понимаете, такое дело… У нас двойки за контрольную по химии, вот. Учитель сказал, что поставит нам тройки, если мы ему банку соляной кислоты в лабораторию купим.

 - Так и сказал? – вновь переспрашивает тетка.

 Я пытаюсь понять, насколько она поверила тому, что я только что сказал, так как на школьников мы при любых раскладах похожи разве что с очень большой натяжкой.

 - Так и сказал, - пытается подыграть мне Философ.

 - Да-а-а, - тянет тетка. Потом берет ручку и что-то рисует в тетради, лежащей перед ней. – А вы вообще понимаете, что соляная кислота – это наркотический прекурсор?

 - Пре… чего? – спрашивает с невинным видом Философ.

 - Прекурсор, - невозмутимо отвечает тетка, - так что продать вам ее я никак не могу.

 - Ну, нам же надо, - пытаюсь я пробиться к ее сердцу сквозь жесткую скорлупу стервозного характера, подогретого надвигающимся климаксом, - родителей не хочется расстраивать…

 - Нет, - говорит тетка, давая понять, что разговор на этом закончен, - вот вам наш номер телефона, пусть ваш учитель мне позвонит – тогда я, может, что-то вам и продам, а так – нет. Она протягивает бумажку с номером, я нехотя беру.

 Вот так. Разговор окончен и любые доводы бесполезны. Мы с Философом уныло капитулируем.

 - Пиздец, - коротко резюмирует Философ на улице. Потом достает сигарету и закуривает. Я молчу. Что тут можно сказать? Не повезло. Всему виной прекурсоры – вот мой личный вывод.

 Идем дальше. Адресов еще много, и мы не собираемся останавливаться на достигнутом. Хотя энтузиазма после нашего провала поубавилось даже у Философа.

 И все-таки счастье в жизни есть. Потому что в следующей фирме нам на удивление легко выписывают какую-то квитанцию на получение химикатов. Правда, надо с ней топать на склад. Склад, судя по описанию, находится где-то у черта на куличках. Но это все же значительный прогресс. Вот так. Философ от радости чуть ли не светится, словно его самого пропитали каким-то особым соединением.

 Мимо громыхает трамвай. Небо хмурится, готовясь упасть на город и придавить его своей тушей. Хуже февраля может быть только февраль. Конец зимы, когда кажется, что все силы природы на исходе и она бьется в конвульсиях, задушенная бесконечной зимой. Оптимизма это точно не прибавляет.

 Склад. Нужно его найти. Легко сказать – мы с Философом блуждаем по промзоне уже минут сорок, но пока безуспешно. Бывший химический завод, не сумевший пережить экономических реформ и передела собственности. Ржавые металлические ангары, какие-то полуразрушенные бараки, хмурые гастарбайтеры, ковыряющиеся возле бетономешалки. И сгущающиеся сумерки, в которых тает короткий день и вместе с ним тает надежда вообще что-то отыскать.

 Я смотрю по сторонам и думаю, что мы вообще здесь делаем? Что мы делаем в этом неуютном замерзшем мире? Ищем кайфа – этакого эквивалента счастья? Или чего? Я думаю, что мы идем к пропасти. Ага, именно к ней.

 И еще я думаю, что мы идем к пропасти, но скорее всего до края не дойдем. Нас потянет назад, к магниту бытия, к спокойной жизни и медленному старению. Мы станем менеджерами, ваяющими свое светлое корпоративное будущее. Через несколько лет мы забудем, как строили планы стать местными наркобаронами в своем микрорайоне. Забудем, как ненавидели всех этих офисных мудил. Да, ведь все так и будет. Но сейчас мы здесь. Пока еще здесь. И мы ищем этот гребаный склад.

 Мы находим его тогда, когда вокруг уже не видно ни зги. Ржавая металлическая дверь. Тишина. Похоже на кадр фильма ужасов. Стучимся – звук при этом эхом уносится по закоулкам умершего завода. По коже бегут мурашки.

 Никто не открывает. Стучимся снова. Тот же результат. Отчаявшись вконец, собираемся уходить. Внезапно дверь скрипит, и из-за нее показывается заспанная тетка в халате. Бросает нам:

 - Вам чего?

 Философ молча протягивает ей квитанцию. Тетка смотрит в нее, близоруко щурясь. Потом молча исчезает за дверью. Мы слышим, как щелкает засов с той стороны.

 Через некоторое время она показывается с целлофановым пакетом и молча протягивает Философу. Я отдаю ей деньги. Она кивает и снова исчезает за дверью. Теперь уже навсегда.

 - Какая-то необщительная женщина, - улыбается Философ. Потом заглядывает в пакет. – Зато, щедрая… вот они, химикатики-то лежат… скоро мы вас превратим в другие химикатики… куда более интересные…

 - Это точно, - говорю ему я, - пойдем отсюда, надо еще в аптеку успеть.

 Аптека. Храм божества удовольствия – при правильном подходе, конечно. Добираемся до нее на трамвае. Главное – не спалиться. Поэтому в трамвае загодя делаем список разных недорогих лекарств от простуды, между делом вставляя в него искомые – содержащие эфедрин или его производные.

 Заходим. Я вижу, как у Философа начинают страждуще бегать глаза. Если каждому человеку в этом мире предназначено определенное место, то он попал в свое.

 Я его толкаю в бок – нужно сделать самый что ни на есть незаинтересованный вид, иначе эти аптекари быстро спалят, зачем мы пришли.