Александр Уваров - Михалыч и черт Страница 6

Так легко всё заканчивалось.

Без рассуждений о смысле бытия, без сомнений, без рефлексии.

Это просто работа. Ненужная? Да как сказать.

Любая работа нужна и полезна, если даёт право на пенсию. Скромную, но гарантированную пенсию старого, заслуженного чёрта.

Ещё пара небольших услуги прощай, глупый, нелепый человечек в грязном свитере и потёртых штанах.

Ты, пожалуй, и не почувствуешь смерти. Для тебя ничего не изменится. По прибытии в преисподнюю душа твоя получит всё ту же одежду, которую ты, казалось, оставил уже в этом мире. И снова будешь ты бродить по тем же улицам, сидеть по вечерам на тех же скрипучих ящиках, пить всё то же дешёвое пиво из пластиковых бутылок. И тот же, только адский Костя будет гонять тебя прочь от палаток.

И всё те же бессмысленные и бесконечные сны будут видится тебе по ночам.

Таков порядок. Железный, несокрушимый, установленный от начала времён и до самого их окончания. Порядок — это воля архангелов и их кулаки. Это границы, установленные для тебя, человечек, это твоя судьба, это колесо, вращающееся над большой зловонной лужей, колесо, к которому ты намертво прикручен стальной проволокой, которую никогда уже не сможешь разорвать.

И даже когда тело твоё сгниёт на этом колесе — бессмертная душа твоя всё также будет крутиться, окунаясь время от времени в вязкую, хлюпающую грязь, и каждый момент погружения будет новым твоим пробуждением, который на подъёме сменится сном.

Кто-то скажет (нет, не ты, человечек, у тебя и других забот хватает) что спектакль этот грустен. Что вид миллиардов колёс, полуутопленных в грязи и однообразно вращающихся на протяжении вот уже множества тысячелетий — зрелище скучное, убогое и постановка сего действа недостойна была бы Высшего Разума.

Но кто сказал вам, что Господь — великий режиссёр?

Или просто хороший?

Или хоть немного талантливый?

Возможно, Он гениальный конструктор. Великий инженер. Выдающийся механик.

Но театральные постановки — это не по Его части.

Его пьеса — замкнутый цикл.

А, может, просто тестовый прогон хорошо отлаженной машины.

И после миллиарда тестовых циклов машину выключат. И поставят в ангар. И накроют тентом. Навсегда.

«И чего я лезу в чужие игры?» подумал Анемподист. «Я ведь, пожалуй, и сам вращаюсь вместе со всеми. Разве только колесо моё вращается гораздо медленнее».

— Ну что, Михалыч, — сказал, хлопнув клиента по плечу, Анемподист. — Ещё одно желание, на посошок, так сказать. И расстаёмся друзьями. Как тут у вас, на Земле, говорят: «До встречи в Аду!».

Михалыч вдруг замер и с явным подозрением посмотрел на Анемподиста неожиданно прояснившимися глазами.

— Да ты, что, и вправду чёрт? — спросил он вдруг.

— Ну ты даёшь, родной! — искренне удивился Анемподист. — Я же тебе ещё вчера представился. И водку ты мою пил. И даже чудо мы с тобой сотворить успели. Не знаю, правда, кто теперь палатки будет отмывать.

Михалыч призадумался.

— Слушай, браток, а ты и впрямь что-нибудь этакое сотворить можешь? Ну, такое…Но только такое, чтоб…

«Нет уж, только не фонтан» подумал Анемподист. «Архангелы тогда меня точно насмерть забьют. И в Ад по частям отправят. Портвейна тебе дешёвого и сушек на дорогу. Больше ты, засранец, ничего от меня не дождешься».

Михалыч соображал столь усиленно, что, казалось, голова его вот-вот задымиться.

А потом махнул вдруг рукой и как-то сник.

— Нет, не выйдет ничего…И бабки отымут… Не шпана, так менты… Да и куда я теперь? Поздно уже…

— Как поздно? — спросил Анемподист. — Полдень только. Можно сказать, весь день ещё впереди.

— А жизнь? — сказал Михалыч.

«Вот тебе и раз» подумал Анемподист. «Такого, честно говоря, я не ожидал».

— Жизни то у меня сколько осталось? Вот если б ты, гад, мне лет тридцать назад встретился…А то ведь вас, чертей, не дозовёшься. Опаздываете вечно.

— А я то тут при чём? — коллегиально обидевшись, заявил Анемподист. — Есть определённый порядок работы, ритуалы, отработанные технологии. Есть правила, за нарушение которых…

«Можно и по морде получить» мысленно закончил фразу Анемподист, но вслух это договаривать не стал.

— Слушай, — оживился Михалыч, — ты же мне вчера трепал про чудеса какие-то. Ну ты, типа, задумай, а я подсуечусь… Вот, блин, время нашёл предлагать! Да я же вчера никакой был.

— Да ты и сегодня никакой, — парировал Анемподист. — А Великие Чудеса и Озарения только в таком состоянии и можно вообразить. Вы, люди, в трезвом виде однообразны до зевоты и все желания ваши штампованные можно предсказать на сто ходов вперёд. Сплошная физиология и никакого полёта мысли.

«Да, полетали вчера» подумал Анемподист, но и этого вслух не сказал.

Но Михалыч его как будто и не слушал.

Мысль, возникшая в эту минуту в голове его, не отпускала его и не давала уже покоя.

— А если это…я тебя чудо попрошу сотворить? — спросил Михалыч.

Анемподист почувствовал, как неприятный холодок прошёл по его животу.

«Вот ведь она, удача» подумал Анемподист. «Но странно — никакой радости я не чувствую. Страх только один. А, может, ну их в рай, этих архангелов? Если на них оглядываться — так и будешь всю жизнь на побегушках, мелким бесом прыгать. Может, это и есть успех?»

— Ну-с, и какое чудо мы желаем? — спросил Анемподист тоном великосветского соблазнителя. — Сами придумаем или из списка выбирать будем? Звёзды с неба? Карету к подъезду?

— … Можно… ну, с начала, — опустив голову, как то особенно тихо и робко сказал Михалыч.

— Чего с начала? — переспросил Анемподист, утративший от всех прошлых неудач свою инфернальную проницательность.

— Ну эту…жизнь…с начала, — ещё более тихим голосом попросил Михалыч.

«Так» быстро прикинул Анемподист «восстановление тканей, временной сдвиг, коррекция памяти. Дорого обойдётся! Ох, взгреют меня за это, взгреют».

— Слушай, — сказал Анемподист Михалычу, — сделать это можно было бы. Хотя, честно говоря, это не совсем то, на что я рассчитывал… и о чём просил.

«А, может, попробовать? Просто так — бесполезно, но если совместить… Но расходы…И для чего? Крутить его колесо снова? Мне же не оправдаться за это. Я же просто чиновник, мелкий чиновник…»

— Ты понимаешь, это даже и не чудо никакое, — продолжал Анемподист. — Многие, очень многие из моего департамента уже проделывали подобное, и много раз. Ну, сам понимаешь — вечная молодость, регенерация тканей, второй шанс. Но, видишь ли, не только твой, но и наш потусторонний мир устроен таким образом, что подобные затраты (а такие процедуры стоят довольно дорого) должны быть оправданны. Когда речь идёт о личностях, чей потенциал был бы весьма полезен для моей конторы… Ну тогда, пожалуй…

— Ты только пойми меня правильно, — перейдя на тон доброй няни, продолжал Анемподист, — дело не в социальном положении, доходах, властных полномочиях и тому подобных вещах. Хотя, честно говоря, и это всё учитывается. Но не всегда. Поверь, мы иногда умеем и в грязи жемчужины находить. Дело тут в другом.

— Понимаешь ли, в глазах архангелов и иных Стражей Света (как они себя называют) мы, черти, грешны и грех наш смертный. Он состоит в том, что мы пытаемся создать свой собственный мир, стать сотворцами Создателя. Но разве это грех? Разве тот, кто создал нас сам не вложил в нас этот вечный, никогда не утихающий огонь разума, стремления к познанию истины, стремления к творчеству? И разве мы, пребывающие в смертном грехе, не часть созданного Богом мира? Ну скажи, разве не прекрасен трёхлетний малыш, в первый раз в жизни берущий в руки цветные мелки и рисующий кусочек своего, одного ему видимого и ведомого мира, на клочке пыльного асфальта? И если некто высший, Судья, Творец, Бог или Судьба, дал ему эту благодать, то как же нам, бессмертным духам, удержаться от соблазна стать творцами и преобразователями Вселенной?

— Понимаешь, Михалыч, — продолжал Анемподист, — ты не можешь быть нам союзником ни в этом мире, ни в том. Уж очень ты слаб, друг. Жизнь твоя — это путь слабости. Это конформизм, это сдача всех своих позиций. Это сплошное падение, падение по инерции, в одурманенном, безумном состоянии.

— Конечно, мы оказываем некоторые услуги и людям, явным образом преступившим законы вашего мира, которые, в большинстве своём, идут по тому же пути, что и ты. Их жизнь — сплошная горизонтальная линия, в ней нет ни единого выхода на вертикаль. Они не видят и не способны увидеть ничего, кроме источника пищи или источника опасности. Только два типа раздражителя. Они, по сути дела, ведут животное существование. Но у некоторых из них есть, по крайней мере, отрицательная воля, воля к деградации, и хватает сил не только на уничтожение себя, но и на уничтожение той части Вселенной, с которой они соприкасаются. Мы можем их использовать хотя бы как бактерии, уничтожающие трупную ткань.