Позвоночник - Мара Винтер Страница 6

Выход в маске, чёрной, без узоров, и кружевной комбинации под прозрачным платьем. Антон верно подметил: большую часть тем местная прима исполняла наверху. Держась за шест, проворачивала круг, выгнувшись, ногами назад, в поперечном шпагате. Поднимала их вверх, не притронувшись к полу, перехватывалась, вниз головой, зажав опору между бёдер, поднимала корпус, парила заласканной ласточкой. Ещё один перехват. Зацепившись каблуком здоровой ноги, вторую – вниз, демонстрируя одетую шёлком промежность, и – стечь, откинувшись, вместе с воланами юбки, в шпагат, на сей раз продольный. Вьюнком, по спирали, пока золотистая грива ни расстелется по подиуму, следом – спина и… Ноги накрест. Захват коленом. Подтяжка – наискось и ввысь. Там, наверху, у неё будто бы появлялись крылья.

Юна не боялась сорваться.

Юна боялась спускаться с высоты.

Пэт, шутя, предлагала ей уйти в акробатки.

Пэт, затаив дыхание, смотрела, как взвивается тёмный подол у самого купола, где побеги искуственного плюща укрощали, украшая, немой холод пилона. Всё превращалось в зелень. Ни она сама, ни кто-то из девочек не держался так долго. «Ни на руках, ни в руках себя не держим, – усмехнулась Патриция, обнимая гостя со всей его полнотой. – И ведь зуб на неё точим. Шушукаемся: с Витей спит».

В отпуск пресловутый Виктор её по понятным причинам не отпустил. А спуститься пришлось. Подходить к столику, улыбаться, подставлять резинку трусиков для купюр. С ней обычно не скупились. Звали в приват с платой по часам, для массажа. Позвали и теперь.

***

СТАНЦИЯ: ТАМ ЖЕ. ВРЕМЯ: ЧАС ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ. МЕСТО: НОЧНОЙ КЛУБ "ПЛЮЩ", ВТОРОЙ ЭТАЖ. РЯД КРЕСЕЛ У НИЗКОЙ КОВАНОЙ ОГРАДЫ, НАД СЦЕНОЙ. В ДВУХ ИЗ НИХ, ПО БОКАМ ОТ СТОЛИКА С ПЕПЕЛЬНИЦЕЙ – ЗНАКОМЫЕ НАМ БЛОНДИНКА И БРЮНЕТКА. ПЕРВАЯ – В ЧЁРНОМ БЕЛЬЕ И НАКИДКЕ, НА КОЛЕНЯХ – ПОЛУМАСКА, ТЁМНЫЙ ПАРИК. ВТОРАЯ – ВСЯ В БЕЛОМ, ВЕСНУШКИ ПРИПУДРЕНЫ, ВОЛОСЫ СПРЯТАНЫ ПОД БЕЛОСНЕЖНУЮ КОПНУ, С ДРЕДАМИ. ИНТЕРЬЕР ВЫПОЛНЕН В ГОТИЧЕСКОМ СТИЛЕ. С ТРЕУГОЛЬНОЙ ВЫТЯЖКОЙ ВВЕРХ, БАЛКАМИ В ПОТОЛОК, АРОЧНЫМИ ОКНАМИ И ДВЕРЬМИ. НА СТЕНАХ – ФРЕСКИ ОТКРОВЕННОГО ХАРАКТЕРА. У СТЕН – ДИВАНЧИКИ. СПРАВА ОТ ДЕВУШЕК – ШИРОКАЯ, РЕЗНАЯ ЛЕСТНИЦА ВНИЗ. СЛЕВА, ЗА СТОЛОМ В УГЛУ, ВОЗЛЕ ПЛОЩАДКИ У ПИЛОНА (ЧТО НАПРОТИВ ЛЕСТНИЦЫ) – ПЕРСОНАЛ. АКТРИСЫ, АКТЁРЫ, ХОСТЕС, ДИДЖЕЙ, ДВЕ ОФИЦИАНТКИ, ДЕВУШКА-БАРМЕН, МУЖЧИНА-ХОРЕОГРАФ: КОРОТКО СТРИЖЕНЫЙ, С НОРДИЧЕСКОЙ ВНЕШНОСТЬЮ, В БЕЛОЙ ЖИЛЕТКЕ И ЧЁРНЫХ ЭЛАСТИЧНЫХ ШТАНАХ.

П: (затягиваясь тонкой сигаретой) – Все встревожены. Сейчас как-то ещё подсобрались. Без чужих. Вчера здесь был хаос. Гостей полон зал. Хоккеисты, человек шесть, день рождения отмечал кто-то… Ещё и новенькие. Не знают, что делать, глаза по пять рублей, чего с них взять, дети ещё, студентки. Хостушки в Зару вцепились, от неё ни на шаг, гостей сторонятся. У одной по-английски спросили, есть ли у нас тут секс, так она бекнула, мекнула, буркнула "нет" и убежала к Али на кухню. Должна была быть сегодня – что-то не видать. Похоже, решила, что есть. Она бы и не осталась. По ней видно: фригидная. Мало того, продавать свою фригидность не умеет. Мы шутку шутим, а она кривится: пошлость, фи, не для принцесс такие шутки. Чего ожидала, непонятно… Актрисы нулёвые, танцами не занимались, какой там стрип. Ходят по кругу, лица, ну, точно монашки. Край платья не приподнимут. Завтра сама увидишь. А тебе с ними ещё… Стоп, ты говорила с боссом?

Ю: (выдыхая дым) – Да. Как ты и думала, бесполезно. Он сказал, через месяц хоть на острова лети, а пока что стажируй мне девочек. Платить готов. По Лёшиной ставке. Кстати… – (громче, в сторону стафф-стола) – Алексей, прелесть наша, не желаете ли покурить?

А: (с места) – Охотно, барышни. – (подсаживается к ним, придвинув одно из кресел) – Покурить – значит, поговорить. Что же не даёт вам покоя, Юна Родионовна?

Ю: (морщится) – Как старая нянюшка. Не зови меня так.

А: Как вдохновительница, сказочница, пробуждающая стремление в иные миры, открывающая, так сказать, портал…

Ю: Ладно, ладно, Лёш, мы знаем, что ты можешь краснобаить часами. Поведай нам лучше про Америку.

А: Открыта плавучим голландцем, Христофором Колумбом, в 1492 году, названа в честь португальца Америго Веспуччи…

Ю: А ты как оказался связан с этими доблестными мужами?

А: С мужами я пока ещё не связывался. Не в моём они вкусе. При всей толерантности. Не могу себя заставить, вот беда.

Ю: Но с жёнами-то всё иначе. Или нет? Мне шепнули, что вас, мистер, в новом свете ждут совсем не сестринские объятия.

П: Да ладно! Поздравляю!

А: (со вздохом) – Ничего от вас не скроешь.

Ю: А ты с Антоном побольше делись. Тогда точно никто не узнает.

П: Он, как радио, вещает по всем регионам, не вставая со стула. – (одновременно с Юной) – Какая она?

Ю: (одновременно с Пэт) – Решил, чем там займёшься?

А: (в сторону Пэт) – Приедешь, познакомлю. – (в сторону Юны) – Тем же, что и здесь. Двигаться, учить… Учить двигаться. Готовы к выходу? Первым номером после разогрева будем мы втроём. – (раскрывает руки, приобнимает обеих) – Трое местных динозавров, птеродактелей данного заведения… Зажжёте меня напоследок, а, девочки?

П: У тебя нет выбора.

Ю: Танец-то не о горении. Это противоречие, разлом внутри личности. Я понимаю, что технически вывезу верха. Но что-то подсказывает, нам бы с Пэт стоило поменяться ролями. Чтобы она тебе руку с небес простирала, а я с пола, с коврика: давай к нам, Лёшенька, в грязь, у нас такие калорийные… то есть колоритные тараканы!

А: Да ты что, мать. Самый смак же. Ангел со взглядом из преисподней. Я бы, при таком раскладе, даже в боженьку поверил.

Ю: Ага, на одну ночь. Женится он, как же.

(голоса снизу, от входа)

(персонал встаёт, диджей идёт в рубку и прибавляет звук)

П: А вот и наши гости.

Ю: Ну что ж… Шоу продолжается, когда есть кому его смотреть.

Света, рыжеватая украинка с молочной кожей, в зелёном боди под коротким, зелёным же, плащом, полосатых гетрах выше колена, сползает по шесту, изображая ирландку. Представляется она: Стелла.

***

Внутренности сделали сальто и вернулись обратно, колотясь.

Подошла к краю, проверить, что внизу. Отхлынула назад, спешно надевая полумаску.

Ломая щёку улыбкой, черноволосый парень говорил с Линой, провожающей их, его и двух других, за столик. Музыка съела голоса. Этот голос шумел в висках, низко и тяжёло, как упавшая на голову портьера.

Света попадала в ритм.