Джек Керуак - Сатори в Париже Страница 7

«Вопрос не в том что делать, а в том как это делаешь!»

Но хватанув этой гнусной «литературной» атмосферы вокруг, а тут еще эта сука не дающая моему издателю вызвать меня в свой кабинет для действительно нужного делового разговора, я встаю и бурчу:

«Вот дерьмо, j`m`en va à l`Angleterre» (я еду в Англию), но на самом деле я должен был сказать:

«Le Petit Prince s`en va à la Petite Bretagne»

Значит: «Маленький Принц уезжает в маленькую Британию» (то есть Бретань) [40]

17

На вокзале Сен–Лазер я купил авиабилет до Бреста в одну сторону (не послушавшись совета Гуле) и обменял туристский чек на 50 долларов (что было очень непросто), потом поехал в свою гостиницу и провел два часа переупаковывая свои вещи чтобы все было в порядке, подняв даже коврик посмотреть не забыл ли чего, и спустился вниз прикинутый по полной программе (побрившись и т.д.), попрощался со злобной теткой и ее добродушным мужем – хозяевами гостиницы, на этот раз нацепив свою непромокаемую шляпу, которую собирался надевать для прогулок по полуночным морским скалам, я всегда таскал ее чуть сдвинув на левый глаз, мне кажется это оттого что так я носил свою бескозырку на флоте – Особых сожалений и криков возвращайся поскорей не последовало, но дежурный портье оглядел меня будто прикидывая, не стоит ли мной заняться как–нибудь.

И мы рванули на такси в аэропорт Орли, снова под дождем, уже десять вечера, машина мчится с восхитительной скоростью и мимо проносятся все эти щиты с рекламой коньяка, и между ними удивительные каменные сельские домики, и французские садики с цветами и каким–то особенным образом выращенными овощами, все такое зеленое, такой я представлял себе старушку Англию.

(Вот ведь я дурак, думал что из Бреста без труда улечу до Лондона, всего–то 150 миль вороньего лету).

В Орли я зарегистрировал свой маленький но тяжелый чемодан на рейс Эйр–Интер и пошел прогуляться до посадки. Я выпил коньяку с пивом в совершенно чудесных кафе которые они устроили в здании аэропорта, ничего похожего на мрачный Айдлвилд Кеннеди, с его шикарными коврами и коктейлевыми забегаловками мертвецки смирной тишины. И снова дал франк женщине, сидевшей за столиком перед входом в туалет, спросив ее: «Зачем вы тут сидите и за что люди дают вам чаевые?»

«Потому что я тут убираюсь, в этом заведении», что я сразу понял и отнесся с уважением, подумав о своей матери которая должна убираться в доме пока я сквернословлю развалившись в кресле у телевизора. Поэтому я говорю:

«Un franc pour la Française»

Я мог бы сказать «О святая Тереза, немочь бледная!» и ей было бы по барабану. (Ей было бы совершенно безразлично, но я все как–то попроще пытаюсь, как Роберт Бернс великий поэт) [41]

И вот я напеваю «Матильду», потому что мелодия звонка извещающего о начале посадке в Орли именно такая, как в этой песенке, «Ма–тиль–даа», и тихий голос девушки: «У выхода 32 объявляется посадка на рейс 603 авиакомпании Пан Америкэн Эйрлайнз в Карачи» или «У выхода 49 объявляется посадка на рейс Королевских Голландских Авиалиний в Йоханнесбург» и так далее, ну что за аэропорт, люди слышат как я распеваю на весь аэропорт «Матильду», и я уже обстоятельно поговорил в кафе на собачьи темы с двумя французами с таксой на поводке, и вот слышу: «У выхода 96 объявляется посадка на рейс 3 компании Эйр–Интер в Брест», и я иду – по длинному гладкому коридору Иду я, готов поклясться, не меньше четверти мили, и в конце концов дохожу до самого конца здания аэропорта, и вот он, самолет Эйр–Интер, кажется это старый двухмоторный В–26, и озабоченные механики мечутся вокруг пропеллера на левом крыле Уже полдень, время отлета, и я спрашиваю людей вокруг «В чем дело?»

«Задержка на час»

Здесь нет ни туалета, ни кафе, так что я опять возвращаюсь, всю дорогу по коридору назад, чтобы обождать этот час в кафе, и жду В час я возвращаюсь назад.

«Задержка на полчаса».

Решаю пересидеть это время здесь, но вдруг в 1.20 мне надо в туалет – и я спрашиваю похожего на испанца и тоже летящего в Брест пассажира: «Как думаешь, успею я в туалет сбегать на аэровокзал?»

«Конечно, времени еще полно»

Я смотрю на механиков, они все так же озабоченно суетятся, так что я опять пробегаю эти четверть мили, до туалета, кладу еще один франк потешить La Française, и вдруг слышу песенку «Ма–тиль–даа» со словом «Брест», и словно Кларк Гэйбл в его лучших кинозабегах я оголтело мчусь, почти со скоростью бегущего за поездом путевого обходчика если вам это что–нибудь говорит, но к тому времени когда я добираюсь туда самолет уже выруливает на взлетную дорожку, трап по которому только что набились в самолет все эти предатели уже откатили назад, и они улетают в Бретань с моим чемоданом.

18

Так что ж теперь, получается я должен переться через всю Францию с чистеньким крахмальным воротничком и радостной туристской улыбочкой.

«Calvert [42] !» богохульствую я уже у справочного бюро (о чем сожалею, прости меня, Господи). «Я должен догнать их на поезде! Вы можете продать мне билет на поезд? Они забрали мой чемодан!»

«Для этого вам придется ехать на вокзал Монпарнасс, я очень извиняюсь, мсье, но это самый нелепый случай опоздания на самолет»

И я говорю про себя «Ну да, крохоборы хреновы, чего б вам не построить там туалет?»

Но я возвращаюсь на такси 15 миль до Монпарнасса, и покупаю билет первого класса в Брест, и когда я вспоминаю про свой чемодан и прощальные слова Гуле, мне заодно вспоминаются пираты Сен–Мало, и Пензанса тоже.

Ну и плевать. Я еще догоню этих засранцев.

Я сажусь на поезд с тысячами других пассажиров, в эти дни в Бретани какой–то праздник и все едут домой.

Там есть такие специальные купе первого класса где можно сидеть, а для пассажиров второго класса остаются узкие проходы вдоль окон, чтобы стоять облокотившись на окна и смотреть как страна катится мимо – Я захожу в первое купе своего вагона и вижу там сплошных женщин с младенцами – У меня появляется предчувствие что мне подойдет следующее – Так оно и есть! Потому что то что я вижу очень похоже на «Le Rouge et le Noire» (Красное и черное), другими словами, Армия и Церковь, французский солдат и католический священник, плюс две пожилых дамы приятной наружности, и странноватый, судя по всему подвыпивший, малый в углу, значит, всего получается пять, и шестое место остается для меня, «Жана–Луи Лебри де Керуака» как ныне я себя величаю, зная что я дома и мне простится что моя семья в Канаде и Штатах поднабралась странных привычек – (все это я объявляю, конечно же, после вопроса «Je peu m`assoir?» (Могу ли я присесть?), «Да», и я извинениями прокладываю себе путь через ноги дам и плюхаюсь рядом с кюре, сняв уже свою шляпу, и обращаюсь к нему: «Bonjour, mon Père [43] ”

Вот как надо по–настоящему ехать в Бретань, господа.

19

Но маленький бедный кюре, темный, можно сказать смуглый, schwartz [44] , и очень маленький и худой, руки его трясутся будто от лихорадки, и еще, как мнится мне, от паскалевой жажды формулы Абсолюта, хотя возможно Паскаль и отпугивает его и остальных иезуитов своими дурацкими «Письмами к провинциалу» [45] , но все же я смотрю в его темно коричневые глаза и вижу в них понимание мира, и меня в том числе, странное такое понимание, слегка заученное, но я постукиваю себя пальцем по ключице и говорю:

«Я тоже католик»

Он кивает.

«Я ношу образок Богородицы, и еще святого Бенедикта»

Он кивает.

Он настолько мал что от одного лишь благоговейного вскрика «O Seigneur!» (Господи!) его сдуло бы прочь.

Но теперь я обращаю внимание на гражданского в углу, который смотрит на меня точь–в–точь таким же взглядом как один знакомый ирландец Джек Фицджеральд, и в этом взгляде такое же жадное вожделение, будто он готов сказать «Ну ладно, а теперь скажи–ка, где в этом твоем плаще припрятано бухло», но говорит он по–французски только:

«Снимайте ваш плащ, можете положить его на полку»

Извинившись, потому что случайно толкнул колено солдата, на что тот грустно улыбнулся (а ведь я тоже во время войны в Англии ездил на поездах с австралийскими солдатами), я заталкиваю скомканный плащ наверх, улыбаюсь дамам, которые просто хотят побыстрей домой и к черту всех этих типов в поездах, и называю свое имя парню в углу (я уже объяснил, какое).

«А, так это бретонское имя. Вы живете в Ренне?»

«Нет, я живу во Флориде в Америке, но я родился и т.д. и т.п.», вся эта длинная история, которая похоже их заинтересовала, а потом спрашиваю как зовут его.

У него прекрасное имя, Жан–Мари Нобле.

«А это тоже бретонское?»

«Mais oui» (Ну да).

Я думаю: «Нобле, Гуле, Аве, Шансэкре [46] , много же в этой стране забавного» , и тут поезд отправляется, и кюре со вздохом устраивается поудобней, и дамы начинают поклевывать носом, а Нобле сверлит меня взглядом будто сейчас подмигнет мне с предложеньицем, не выпить ли нам маленько, путь–то немалый.