Уве Вандрем - Тишина всегда настораживает Страница 7

На одном из поворотов Щек зацепился за собственный сапог и налетел на идущего впереди. Тот тоже сбился с ноги, но быстро поймал такт. Шек засеменил среди строя идущих спереди и сзади него в четком ритме.

— Шек! Может, ты выровняешь шаг?

Однако Шек упал на впереди идущего, а тот оттолкнул его назад. Шек повалился на идущего сзади, и этот пнул его в спину. Шек вывалился из строя и шлепнулся на землю.

— Эй, встать, быстро! Очумели, что ли? Взвод, стой!

Ряды остановились.

— Нале-во!

Строй повернулся на девяносто градусов.

— Смирно! Ну, Шек, встанете вы наконец?

Шек неуклюже поднялся, надвинул стальной шлем на лоб, оправил китель у пояса и стоял качаясь, как тростинка на ветру.

— Стоять смирно, канонир Шек!

Шек сдвинул пятки вместе. Руки его были прижаты к телу как две разновеликие ручки разбитой вазы. Корпус наклонен немного вперед. Он пришел в себя и выставил вперед левую ногу.

— Кто вам разрешил двигаться? Стоять смирно, вы, шпендрик! У вас что, нет никакого чувства такта движения? Левой, два, три, четыре — это же козе понятно! Сейчас я дам вам возможность потренироваться! Лечь на землю, упор на руки!

Шек нагнулся и растянулся на земле. Упираясь руками, он с трудом чуть оторвался от земли. Выставил зад. Солдаты вокруг захихикали. Вольф, мастер дрессировки, рявкнул:

— Зад опустить! И что это за тело — плоское, как листовая рессора! Ну а теперь в ритме выжиматься на руках: и — раз, и — два, и — три, и — четыре! Выжаться до десяти раз! Эй вы, там, в строю: стоять смирно — значит не чирикать! Первая шеренга, четыре шага вперед! Третья шеренга, четыре шага назад! Первый взвод — ложись! Упереться руками о землю!

Шек упал на руки. Они подогнулись у него, и он всем телом привалился к земле,

— Встать!

Шек не двигался.

— Вы что, оглохли?

Шек ничего не слышал. Он положил голову на рука.

— Отказываетесь выполнить приказ?!

— Он действительно выбился из сил, господин лейтенант! — раздался голос Шпербера.

— Канонир Шпербер, выйти из строя! Кто разрешил вам вмешиваться в распоряжения вашего командира?

— Но Шек — мой товарищ.

Вольф упер руки в бока:

— Ах, братание? Шпербер, не лезьте куда не следует. Я еще займусь вами. Встать в строй! Потом можете идти жаловаться, а пока выполнять приказ! Шек, встать!

Шек попробовал подняться, но вновь упал плашмя. Эдди воскликнул:

— Вот дракон!

Вольф:

— Кто это там вякает?

— Я, канонир Мюллер.

— Что ж, Мюллер, попробуем вас. Ложись!

Эдди шлепнулся на землю рядом с Шеком. Упруго уперся руками.

— Выжаться десять раз!

Эдди быстро выжал двенадцать.

Вольф:

— Вы что, не умеете считать до десяти? Я же сказал — десять. Вы жмете двенадцать. А ну-ка еще восемь впридачу, чтобы было круглое число.

Здди выжал еще десять.

— Мюллер! Похоже, что вам плевать на мой приказ? За это — еще восемь раз!

Эдди выжал — в целом получилось тридцать.

— Еще что прикажете, господин лейтенант? — спросил он елейным голосом.

— Встать в строй!

Шек тем временем почти очухался. Широко раскрыв глаза, он уставился на новоявленного чемпиона, который выжимался рядом с ним. Вольф отослал Шека в казарму. Помозговать, как он выразился.

Когда скомандовали перекур и все достали сигареты, Вольф сказал Шперберу:

— Запомните одно: товарищество — пожалуйста, сообщничество — ни в коем случае. Если вы намерены сделать офицерскую карьеру, вам надо научиться сдерживаться.

— Я должен еще хорошенько подумать, господин лейтенант, стоит ли мне делать эту карьеру.

С лица Вольфа сползла натянутость, маленький круглый рот открылся. Но он сразу же овладел собой, засунул большой палец руки за портупею и стоял, покачиваясь с носков на пятки. Он скорчил гримасу:

— Да, пожалуй, вам следует хорошенько поразмыслить. Ступайте!

5

Дни первой недели, проведенные в бессмысленной суете, остались позади. Постоянное напряжение — надо уследить за различными сигнальными свистками и командами и понять их — лишало способности мыслить, полная сосредоточенность, исключительно на ближайших, непосредственных целях — добиться безошибочной согласованности всех частей тела при маршировке, держать в предписанном порядке форму, четко и быстро исполнять приказы, пунктуально выполнять служебные обязанности, принимать в определённые часы пищу, абсолютно отключаться в часы ночного отдыха. Там, на гражданке, он и представить себе не мог, что вот такое может полностью подчинить человека, не оставив ему малейшей возможности для воспоминаний, раздумий, содержательной беседы. К изучению ракет, оружия он в это время и не приступал. Кубик однажды сказал им: «Сначала нужно сделать человека управляемым, затем мы его шлифуем, оттачиваем, и наконец, когда он полностью обработан, ему дается в руки оружие». Кубик никогда не скрывал сути дела, отвечал на нетерпеливые вопросы спокойно и ободряюще.

На второй неделе они наконец получили винтовки Г-3. Оружейный склад располагался в бомбоубежище, за двойными дверями, на что Шпербер до сих под не обращал внимания. Унтер-офицер-оружейник отодвинул массивную задвижку и открыл автоматический замок. Перед складом стоял толстый деревянный прилавок на уровне живота — истертый и покрытый глубокими царапинами. Он издавал запах смазанной тавотом стали. Окна склада выходили в земляную яму, в которую почти не проникал дневной свет. Складское помещение освещалось яркими лампами. Глаза Шпербера разбежались, как в магазине, а затем он начал рассматривать отдельные предметы. Стеллажи заполняли помещение от каменного пола до куполообразного потолка. Автоматы, скорострельные винтовки, ручные противотанковые гранатометы — почти все оружие было упаковано в жесткий пластик. Ну прямо как в арсенале террористов. Там, снаружи, этот склад, должно быть, охраняют тройные посты часовых. И вот эти-то орудия преступления они, новобранцы, получат сейчас. Ему припомнилась процедура конфирмации:[5] человека объявляли взрослым, созревшим для дотоле запретного.

Винтовки были американского производства. Наверное, они побывали и во Вьетнаме; во всяком случае, их уже употребляли. Здесь же они считались второразрядным учебным оружием. «Надо полагать, они все-таки стреляют прямо», — пошутил Бартельс, когда понял, в чем дело.

— Канонир Шпербер!

— Я!

— Запомните номер оружия. Посмотрите, все ли на месте. — Унтер-офицер выложил на прилавок перед ним винтовку. Посмотреть, все ли в комплекте? А чего там может не хватать? Затвор есть. Патронник. Магазин. Ствол. Ремень. Большего он и не знал.

— Берегите оружие, как собственный глаз! Всегда тщательно смазывайте!

— Яволь!

И вот Шпербер держит винтовку в руках. Праздник без радости. Винтовка Г-3, десяти фунтов весом, оттягивает ему руки. Он крепко обхватывает пальцами ее ложу. Гладкая, удобная машинка, это Шпербер чувствует. Он взглянул на остальных. Все притихли. Повесили винтовки через плечо. Отныне они вооружены. По лестнице поднимались тяжело. Стук каблуков по каменным плитам коридора стал, казалось, громче.

Первый урок освоения винтовки Г-3. На столе в спальне номер одиннадцать Кубик разобрал ее на части, разложил их по порядку и пояснил: затвор, втулка боевой пружины, рычаг автоспуска, боевая личинка, рычаг автоматического переключения. Затем он показал ударник и пружину ударника. Потом — пламегаситель, курок, спусковой крючок. Шпербер почти ничего не запомнил из названий, он слушал только, как они звучат. Слоги слов округлы и жирноваты, словно смазаны слюной Кубика. При разборке винтовки нельзя потерять ни винтика, ни шплинта — веселенькая игрушка, выглядит как детская и в то же время такая сложная и точная, как часовой механизм. Изучать, познавать, обхаживать.

— Лучшая в мире скорострельная винтовка, — возвестил Кубик. — Точно. Прочная… Ну, это вы скоро поймете.

Кубик отлично знал свое дело. Он носил форму уже четыре года. И еще два оставалось. Он был спокойнее большинства других командиров отделений, которые, получив повышение по службе незадолго до нынешнего набора новобранцев, отличались еще особым служебным рвением. Когда он начал разговор об ударнике, Эдди Мюллер почти всем телом навалился на стол. Как завороженный, он брал из рук Кубика одну деталь за другой. Ощупывал пальцами острие ударника. Весь — любопытство, возбуждение. Кубик разрешал ему это.

— Когда острие ударника бьет сюда, по капсюлю, — пояснял он, — происходит взрыв.

Хайман оттянул Эдди обратно на стул. Ребром ладони Эдди стукнул Хаймана по руке:

— Ты, что ли, тут унтер-офицер? Чего прилип как банный лист?

Хайман отмахнулся:

— Ну ладно, ладно.

Когда вышли на учебный плац, Кубик показал, как держать винтовку, как целиться, как делать ею выпад вперед. Потом винтовку установили на штативе. Каждый должен был подойти и навести прицел в «десятку» на мишени.