Уильям Берроуз - Пристань святых Страница 8

— Летим к цели… час задержки… обледенение…

— Вас поняли… дальность четыреста…

— Наверное, сумеем…

— Мы садимся прямо сейчас…

— Не сходите с курса… Впереди ничего, кроме снега…

— Видимость нулевая.

Они сидели, наблюдая затем, как падает стрелка высотомера… 300… 200… резкая потеря высоты… 50… касание земли… долгое тошнотворное скольжение… удар… остановка. Самолет на боку, одно крыло оторвалось…

— Определяем местоположение… наверное осталось достаточно горючего для выполнения «подушки».

Пятнадцать минут спустя двухмоторный легкий самолет приземлился. Назад на базу… за оборудованием для телепортации.

Оборудование по телепортации и экстериоризации может изготовить любой мальчишка-механик у себя в мастерской в подвале. В качестве руководства можно использовать книгу «Избранные произведения Вильгельма Райха. Путешествия за пределами тела» Роберта Э. Монро. В основе своей все оборудование сводится к намагниченному металлу с органическим материалом. Простейшее устройство, подходящее для такого рода путешествий во втором теле, по словам Монро — это продолговатый ящик, обитый намагниченным железом. В нем имеется шесть плоскостей, четыре стороны, верх и низ. Все организуется таким образом, что некоторые из магнитных полей притягивают, а другие отталкивают. Например, входная и задняя часть отталкивают, правая и левая стороны притягивают, верх и низ отталкивают. Описание, которое дает Монро циклу вибраций, проходящих по телу, подразумевает более сложную модель с движущимися частями. К примеру, цилиндр, состоящий из серии дисков, поочередно отталкивающих и притягивающих, который может вращаться в различных направлениях. Данная модель подходит для собственно телепортации в отличие от экстериоризации Человек находится в центре цилиндра и управляет вращением с помощью переключателя. Полезны также и модели с наклоном. Однако в таком деле, как телепортация, я бы посоветовал вам, ребята, надежно держаться на ногах.

Одри начинает медленно, затем постепенно увеличивает скорость. Он чувствует приятный металлический вкус во рту, эрекцию, за которой следует ощущение плоти, в резком порыве отделяющейся от костей, что сопровождается не слишком сильной зубной болью. Затем возникают образы… он стоит на столовой горе Лос-Аламоса, а ветер сдувает его с горы вместе с осенними листьями. Он оглядывается и видит на горе нескольких ребят, сидящих в вигвамах… Он идет навстречу ветру и хватает одного из ребят в тот момент, когда тот начинает падать, как дух, похожий на маленькую пчелку из «Дьявола и Дэниела Вебстера».

И вот он стоит на железном балконе. На расстоянии тысячи футов под ним город с красно-кирпичными домами, голубыми каналами и железными дорогами. Рядом с ним на балконе Дэйви Джонс. Они прыгают вместе и приземляются на шоссе в Лос-Анджелесе. В бунгало идет жуткая оргия под звуки напева:

Совсем не грех,Плоть отбросив для новых утех,Войти в хоровод скелетов…

Танцуют обнаженные люди, они кружатся и плоть слетает с них клочьями…

Когда ты слышишь джаза звукИ тихий стон флажолетов,Совсем не грех,Плоть отбросив для новых утех,Войти в хоровод скелетов…

Все быстрее круг за кругом

Отец показывает ему Бетельгейзе на ночном небе, и он вылетает в открытый космос за дрожащую Медведицу… Скала над городом Лима… он парит над пляжем, где голые мальчишки с розовыми гениталиями смеются над ним… блеск солнца на воде, пальмы, тихий приглушенный голос школьника…

— Конец не на Южном бульваре на Сияющем полуострове.

Он лежит на берегу, пытаясь отдышаться. Дейви Джонс рядом с ним. Антильские острова, 1845 год… Он оглядывается по сторонам. Остальные ребята тоже здесь. Слабые и истощенные, они едва могут двигаться. Кто-то подносит ему ко рту кокос, и он жадно пьет молоко. И вот он уже лежит на носилках… отдаленный запах блевотины, больничная палата…

Неделю спустя ребята уже вновь здоровы, лежат на пляже в островном раю…

— Я же говорю, что надо просто пересидеть.

— Верно, зачем высовываться?

Старый Сержант:

— Вы, ребятишки, напоминаете мне старого еврея из одного еврейского анекдота… Тонет корабль, и стюард стучится в дверь его каюты. «Мистер Соломон… Корабль тонет». «А какое нам дело, он ведь не нам принадлежит». А теперь посмотрите, вы находитесь в прошлом. Вы видите, что эта линия ведет в настоящее?

— Но сержант, мы же меняем весь ход истории. Настоящее может не наступить.

— У них пока еще достаточно атомных бомб в настоящем, чтобы взорвать нас в прошлом. У них в запасе еще есть столетие, даже если мы убьем Эйнштейна в колыбели до того, как он успеет вытащить Моисея из камышей…

Я работал на железной дороге. Каждый день длиною в жизнь

Четверг, «Мария-Селеста» 9, 1970

Сто лет назад булыжная мостовая заканчивается здесь. Тут есть небольшая канава и несколько деревьев. Одри вместе с Питером Уэббером. Они могут лететь по воздуху на высоте примерно тридцати футов над невысокими деревьями.

Одри возвращается к дому своего отца, большому прямоугольному зданию на вершине холма. На третьем этаже весь фасад дома занимает балкон. Он находит отца в комнате на третьем этаже, которую тот использует как кабинет. На стенах картины, в основном пейзажи. Он говорит отцу, что умеет летать. Лицо отца делается печальным и он отвечает:

— У людей нет такой способности, сынок.

Они выходят на балкон. Солнце садится, и сумерки, подобно голубой пыли опускаются в долину, что простирается вокруг дома и тянется до железной дороги у моря. На волнах неторопливо покачиваются «Мария Селеста» и «Копенгаген». Проносится поезд, слышен звук свистка. В открытой кабине локомотива два чернокожих кочегара колотят друг друга по спине. Мальчик машет проходящему поезду, и лицо его озаряется радостным светом. Поезд немножко поскрипывает и напоминает модель из папье-маше, но это самое большее, что мог сделать его отец.

Он взмахивает пальцами, и я чувствую, как поток мелких корпускул света ударяет меня по руке, пробегает вверх до плеча и распространяется по всему телу мягким электрическим свечением. Часть подвального этажа отделена перегородкой. Он открывает дверь.

— Иногда я сплю здесь.

Мои коньки на стене холодные потерянные камешки в комнате гвоздики три ампулы морфия.

Повар-китаец, неторопливый, старый и ко всему равнодушный. Фриско Кид, бледный и отрешенный.

15 октября 1972 года. По пути в стейк-хаус Энгуса, проходя по Сент-Джеймс-сквер, Джон Б. нашел крышку от бензобака, еще пахнущую бензином. Она напомнила мне задуманную мной, но ненаписанную часть «Диких мальчиков», в которой Мертвое Дитя убивает агента ЦРУ, открутив колпачок на его бензобаке — лесной пожар на ухабистой дороге.

Это была совсем маленькая комнатка, пол покрыт синим линолеумом, стены из желтой сосны вычищены и наолифены. Кровать с корпусом из сосны, стол, медная лампа и несколько книг на стеллажах из сосновых досок, вделанных в стену. «Книга знания», Стивенсон, «МобиДик», несколько выпусков «Потрясающих историй» и «Таинственных историй». Две картины на стене. На одной из них — волк, воющий посреди зимнего пейзажа. Она называлась «Одинокий волк». На другой — сани, преследуемые стаей волков. В санях женщина в меховой шубе и слуга, стреляющий из ружья в волков, а возница изо всей мочи погоняет лошадей.

Тени под железнодорожным мостом утро голуби воркуют вдали над маленькой речушкой яйцо лопается распространяя запах ничего что сгорает до костей в порывах оконного неба цветы покрываются мхом.

— Вы уже знакомы с нашим шкипером?

Ветхая фазенда в Мексике, горный оплот когда-то могущественного семейства Де Карсон. Молодой Дон призвал к себе Старину Тио, семейного pistolero [25].

— Позаботься об этом неудобном семействе Вестиори и, пожалуйста, улыбайся, только когда улыбка абсолютно необходима…

— Им следует выбросить женщину, — сказал я и подпрыгнул. Все получилось как будто само собой, и слова вырвались тоже сами собой.

— Они так и сделают, если ты им скажешь. Тебе нужно только произнести слово.

Старина Тио улыбается.

Запах следов зверя резче рыжие мускусные волосы на ветру открыточный город выцветает в голубую тень валуна на руинах двора Le Comte [26] издал резкий холодный блеющий смешок.

После смерти отца и матери во время эпидемии скарлатины Джерри Тайлер убежал из дому и вступил в цирковую труппу. Толпа прижала его к фургону с рекламным щитом, на котором был изображен юный жонглер кинжалами. Из фургона вышел молодой мексиканец. Ему было лет двадцать, на нем были штаны цвета хаки, такая же рубашка и кожаные мокасины.