Андрей Бычков - Дипендра Страница 8

Теперь, один в комнате Виктори, вспоминая обо всем этом, он налил себе еще. «Но ведь я женился на Нине, а не на ее родителях… Ведь она меня и в самом деле… Меня, неудачника… Не дает пить… А я вот, когда ее нет, опять». Он выпил и налил еще. Как это у Камю: «Не быть любимым – всего лишь неудача. Не любить, вот несчастье». Он усмехнулся, вспоминая, как однажды, когда они еще не поженились, он случайно открыл ее записную книжку, она тоже выписывала иногда, как и он, цитаты из классиков. Он прочитал тогда, кажется, из Розанова: «Он любил ее, как грех любит праведность, и как кривое любит прямое, и как другое – правду».

И теперь эта ее ненависть к его сыну. Словно Виктори ворует его у нее. Но ведь Виктори просто любит своего отца, также, как и отец любит своего Виктори.

Он сел на диван и поставил бутылку на пол между ног, потом снова взял, снова налил, глядя на фотографию «на лодке»: «Однако папочка нашел способ и попытался тогда сплавить сына в Америку». Вдруг пьяно засмеялся:

– Христос, я же тебе храм нарисовал! Что же Ты нас не спасаешь?

И подумал: «Мстишь за магию».

Выпил залпом.

15

Дипендра сидел за столиком один. Элегантный негр-официант в фосфоресцирующей белой блузе учтиво наклонился, ставя перед ним очередной «джек дэниэлс». Каждый раз незнакомец давал хорошие чаевые, каких давно уже здесь, в этом ночном клубе, не давал никто. Негр клал деньги в поясную сумочку, где было два отделения, одно из которых для чаевых. Подхватив пустой бокал и поставив его на поднос, официант элегантно заскользил между столиками дальше. Принц посмотрел вслед удаляющемуся негру, пытаясь разглядеть, что же так коричнево лоснится чуть ниже фосфоресцирующего края блузы – собственная ли кожа негра или кожаный декоративный пояс. Но в зале было слишком темно, хотя, впрочем, не настолько, чтобы не быть уверенным, что ниже негр был одет в черное, подчеркнуто облегающее трико. Дипендра подумал, что в синем фосфоресцирующем свете ламп этот пластично движущийся между столиками человекозверь и в самом деле безукоризненен.

Это был уже третий «джек дэниэлс», а они все не начинали. Принц давно уже догадался, куда он попал. Случайный прохожий посмеялся над Дипендрой, когда тот спросил его, где здесь можно снять девочек. Теперь Дипендра вспомнил с какой странной ухмылочкой парень в бейсболке указал ему на этот бар. «Да, да, вон там, свернешь в переулок с Джефферсон стрит, – и добавил, осклабившись: – У них там сегодня классные девочки. Драг-шоу». Дипендра дружелюбно кивнул парню и направился к перекрестку.

В этот университетский городок принц приехал один, не считая двух слуг. Он хотел пробыть здесь три месяца инкогнито, изучая компьютерные коммуникации. Этот университет рекомендовал ему еще доктор Филипп Лайкендорф из Итона.

Принц привык к тому, что жизнь обманывает его. Быть принцем это совсем не то, что думают об этом другие. Подчас это даже мучительно. Он вспомнил, как на аэровокзале в Цинциннати вдруг потерялись слуги и он ощутил себя таким же сбитым с толку и озабоченным, как и все пассажиры с этого опоздавшего рейса, он снова ощутил себя ненужным и потерянным в этой гигантской бюрократической машине западной цивилизации. Даже этот огромный аэропорт с километровыми эскалаторами и собственным метро – машине было наплевать на то, что он наследный принц Непала. «Не применять же к этим дебилам, посылающим меня в разные стороны, приемы карате», – так пытался он защититься усмешкой от все нарастающего и нарастающего раздражения. Принц все же умел сдерживать себя.

Рыжий мальчик-панк на авансцене обнимался в танце с высоким широкоплечим негром. Под потолком играли развевающиеся от сквознячка ленточки – разноцветные полоски, завязанные в узелок. В углу за столиком откровенно целовались взасос два светловолосых парня в черных университетских майках.

«Что я здесь делаю?» – усмехнулся сам себе Дипендра. Мимо проплывали две короткоостриженные девушки, эротично обнимая друг друга за талии, сигаретный дым слегка скрывал их независимые лица, на крыле маленького носа одной из них блестел пирсинговый шарик, другая показала слишком уж откровенно вглядывающемуся в нее Дипендре свой розоватый язычок в довольно откровенном жесте. Они расхохотались. «Лучше было бы вызвать по телефону проститутку в номер», – грустно подумал принц и оглянулся в поисках официанта. «Спросить про «промокашку» раз уж это драг-шоу или с виски лучше не мешать?» Он все же заказал себе опять «джек дэниэлс» и негр-официант учтиво записал заказ.

Наконец зал осветился пронзительно голубыми лучами света, так что многие даже инстинктивно зажмурились, а некоторые недовольно и громко заговорили. Свет сфокусировали на сцену, куда через минуту вдруг выскочила огромная и толстая мулатка лет пятидесяти с по-мужски накачанными бицепсами и поразительно красивым лицом. Тряся огромными силиконовыми грудями, она прокричала слова приветсвия и под одобрительный свист публики задрала юбку, показывая свои синеватые рыхлые ляжки и узкие, утопающие в складках жира, плавки, плоско покрывающие впадину. В зале захлопали и завизжали. С разных сторон уже пробирались к эстраде несколько молодых людей, протягивая мулатке зажатые между пальцев доллары. Она по-матерински склонялась над каждым из парней и торжественно давала себя поцеловать, быстро и хищно пряча в декольте баксы. Собрав наконец свой первый урожай, она протанцевала на середину сцены, прожектора сменили цвет, плавно началась музыка и мулатка запела, точнее запела не она, а фонограмма – какую-то сентиментальную и задушевную песенку Патриции Каас, под которую мулатка танцевала и разевала свой огромный напомаженный блестящий рот, часто задирая платье и показывая публике то огромную целюлитную задницу, то обнажая силиконовую грудь, а то – «стыдливо» – и то место, где у нее «ничего не было». Зал кричал, свистел, визжал, все больше восторженных поклонников протискивалось к сцене, неистово протягивая баксы в надежде поцеловать красавицу «Каас» кто в щечку, кто в мясистые накрашенные губы, кто в потную бурно дышащую грудь. Дипендра заметил в толпе протягивающих доллары и тех двух пирсинговых девочек. Внезапно толпа расступилась и к сцене вышел невысокий лысыватый господин в помятой майке, небрежно он показал мулатке пятидесятидолларовую купюру, долго не давал, играя, как с собачкой, вот наконец дал, но поцеловать хотя бы в щечку отказался. Рядом прошептали, что это сам хозяин бара.

«И что я в самом деле здесь делаю?» – подумал еще раз Дипендра и заказал пятый «джек дэниэлс», он вдруг поймал себя на мысли, что здесь ему скорее интересны лица. Лица этих типов, что здесь собрались и что смотрят на эту идиотскую мулатку с каким-то почти сакральным удовлетворением, словно она и в самом деле Патриция Каас. Он замечал и на себе такие же взгляды в своей стране, когда проплывал через толпу в шикарном полупрозрачном лимузине. «Разглядывать лица разглядывающих – шоу для интеллектуала». Он усмехнулся удачно проскользнувшей фразе. Как каждый воспитанник Итона принц не без оснований считал себя интеллектуалом. Сейчас эти лица вдруг поразили его своей искренностью. В то время, как на сцене была сплошная фальшь. Ложь вызывала правдивые эмоции, и не только веселье вдруг отразилось на лицах этих геев и лесбиянок. Когда мулатка запела другую песню, тоже какой-то шлягер, но на сей раз без кривляний, а наоборот, по какой-то странной причине стараясь скопировать образец как можно чище, что-то ностальгическое словно бы проскользнуло вдруг в зале. Через весь цинизм, через всю инаковость и фарс проступила мельком все та же извечная человеческая грусть о несбывшейся любви, о чем так просто повествовала песенка.

– Простите, здесь свободно? – вежливо спросил Дипендру невысокий молодой человек в спортивной курточке.

Принц заказал себе весь столик, об этом извещала и табличка, Дипендре не хотелось сидеть вместе с геями, ловить на себе их недвусмысленные взгляды, и тем более услышать вдруг какие-нибудь сомнительные фразы. Хотя он был бы, наверное, не против, если бы за его столик попросились лесбиянки, по крайней мере существа другого пола, которым, как учили еще профессора-феминисты в Итоне, скоро будет принадлежать весь мир.

Но чем-то этот невысокий парень в спортивной курточке вдруг понравился Дипендре. Может быть, скуластое славянское лицо? Принц, слушавший когда-то в Итоне курс по этнографии, часто угадывал национальность. А может быть, – и проскользнувшая независимость, акцент, значит, нездешний. Не обратил внимания на табличку? Нет, явно без намерений.

– Да, пожалуйста, присаживайтесь, – доброжелательно сказал принц и, замечая нерешительность в лице молодого человека, добавил откровенно:

– Не бойтесь, я не люблю мужчин. Я люблю женщин.

– Я тоже, – улыбнулся молодой человек и сел.

16

Не знаю, что толкнуло меня сесть тогда за столик к Дипендре. В этом клубе я тоже оказался случайно. Я даже толком не понимал, как они, геи, это делают. Ну, женский пол, да, симметрично. А мужчины, что, по очереди? Сначала один сзади, а потом другой? Или тот, кто сзади, поддрачивает того, кто спереди? Мне было дико представлять себе это, но то, как они здесь откровенно целовались, невольно наводило на подобные образы. По правде говоря, я чувствовал себя в этом клубе, как на луне. Впрочем, я почему-то вспомнил вдруг какой-то старый фильм, кажется, Бертолуччи (меня еще маленьким брал на закрытый просмотр отец), как Шнайдер сделала Марлону что-то там сзади и внутри, от чего тот так сладко замычал.