Третья палата от Солнца - Алина Владимировна Кононова Страница 8

Тут бы больше подошёл экзорцист, но у нас такого нет.

Хриза теребит ярко-зелёный шарфик. Ян молчит, но даже отвернув голову к стене, я чувствую его взгляд. И её тоже.

– Эва, ты не разговариваешь, потому что у тебя болит горло или потому, что не хочешь?

Это тоже не её дело. В конце концов, меня тут убить пытались, если она забыла. Пусть на это и списывает неразговорчивость.

Хриза ещё пару минут вздыхает около меня и уходит. Птичника она утягивает с собой: я слышу, как она спотыкается о порог и падает ему на руки. А потом они шепчутся, прикрыв дверь Клетки, и я не могу ничего разобрать. Мне остаётся только гадать, что со мной будет дальше. Никто из нас в проявлениях ненормальности не доходил до такого.

И виновата эта тварь, с которой мне не повезло иметь один набор хромосом на двоих. Где она теперь? Почему мне одной приходится разбираться с последствиями?

Оглядываю углы снова. Её нет.

Птичник возвращается и запирает дверь. Смотрит на часы, ставит мне капельницу. Вот, опять. Я скоро усну, а когда проснусь, не буду в состоянии мыслить ясно. Чувства притупятся. Моё тело – не моё тело. Я стала призраком, тело невесомое, и оно готово провалиться через матрас, через пол, глубоко, куда-нибудь в несуществующий Ад.

Меня пытались убить. Меня пыталась убить моя же сестра близнец. Я должна, наверное, быть в ярости, или в депрессии. Должна хотеть вытащить её из астрала и ударить несколько раз или закончить начатое ей, удушив себя ремнями, стягивающими мои руки. Вместо этого я хочу спать. А даже если не хочу, не могу найти в себе злости или страха.

Не могу найти вообще ничего.

Следующим приходит Кит. Он стучится в дверь во время одного из моих просветлений. Птичник выглядывает за створку перед тем, как пустить его.

– Говорить можно, трогать нельзя, – бросает он и утыкается в какую-то очень медицинскую книгу. Но я всё равно чувствую его взгляд.

– Привет, – хриплю я.

У Кита в руках блокнот, половина листов из которого уже вырвана. Ручку он носит за ухом, и сейчас, достав её, пишет мне

«У тебя страшный голос»

– Прости, я тут не при чём.

В этот раз я говорю абсолютную правду.

«Мы смотрели фильм ужасов. Ты звучишь как монстр»

– Нам же нельзя смотреть ужасы.

– Санитары, пока я сижу тут с тобой, ставят то, что нравится им, – мрачно тянет Ян.

«И мне понравилось» – пишет Кит и садится на кровать. Под пристальным взглядом Птичника он быстро прикасается к моей руке и снова пишет.

«Всё остальное как обычно. Меня недавно чуть не поймали на кухне, только никому не рассказывай».

Я издаю звук, отдалённо похожий на смех.

«Ольга, пока тебя нет, каждый день убирается в твоей комнате».

– Если ей так нравится…

«Она говорила, что у тебя кошмарно пыльно под кроватью»

– Я туда просто не смотрю, – так и представляю Ольгу с отвращением заглядывающую под мою кровать. А пятна на простынях должны были привести её в ужас.

«На улице третий день дождь», – Кит опускает ручку и снова трогает мою ладонь.

Я часто не понимаю, почему его вообще заперли здесь, с нами. Подумаешь, что он не говорит и много сидит один, погружённый в свои мысли. Неужели это настолько большая проблема?

«Скоро обед. Мне пора», – он перелистывает страницу и пишет: «Я ещё приду?», – чтобы показать блокнот Яну.

Тот отрывается от книги.

– Да, можешь.

Напоследок Кит улыбается мне. Птичник закрывает за ним дверь Клетки.

Следующей приходит Ольга. Точнее, она четыре раза стучится в дверь, заглядывает внутрь и закрывает лицо руками.

– Здесь стоит вымыть пол, – говорит она. – И стереть пятна со стен.

– Так ты будешь заходить или нет? – спрашивает Птичник. Я изворачиваюсь в ремнях, чтобы увидеть, как она мотает головой.

– Прости, Психе, я не могу.

– Ничего, я понимаю, – я хриплю уже меньше. – Не расстраивайся.

– Возвращайся скорее, – говорит она, прежде чем, передёрнув плечами, удалиться наверх.

Ещё через день на пороге стоит Ник. Он сразу, отстраняя Птичника, проходит в Клетку, забирается на мою кровать. У него заразительно хорошее настроение, и у меня даже получается улыбнуться.

Мы разговариваем минут десять. Точнее, говорит по большей части он. Рассказывает про то, как Кит решил нарисовать портреты всех санитаров, и ходит за ними по пятам, чтобы сделать наброски. Как Хриза увеличила ему дозу таблеток, как Ольга пыталась подстричь его, как Эда рассказывала всем, что видит в облаках ладью Викингов, а потом попыталась зубами оторвать от своей руки кусок мяса.

В голове что-то щёлкает, и я, скрывая смущение, спрашиваю.

– Эда ко мне ни разу не зашла. С ней больше ничего не случилось?

Как я могла забыть о Эде – другой вопрос.

Ник пожимает плечами.

– Её в последнее время часто запирают.

– За что? – Ян опускает книгу, да, я смотрю прямо на него. – Что она сделала?

– Спроси её саму, – советует Ник. – Когда выйдешь. Ты же скоро выйдешь?

Теперь мы оба пожираем взглядами Птичника. Тот пожимает плечами и утыкается в книгу.

– Скучные вы, – бурчит Ник и, встав с кровати, начинает бродить кругами по комнате. Подходит к зарешёченному окну, заглядывает через плечо Птичника в его книгу, поправляет мне подушку.

Я смотрю на него, на бесконечное движение по кругу, когда нет никакой возможности вырваться, и у меня в голове снова щёлкает. Мне больше не нужно спрашивать себя, сплю ли я, потому что я уверена – это уже не сон. Это реальность, где я привязана к кровати, по моим рукам бегают мурашки, а жизнь, даже заторможенная жизнь больницы, проходит мимо меня.

Надо что-то с этим делать. Главное – успеть до следующей капельницы.

Снова заходит Кит. У него на пальцах крошки от печенья, кудряшки в беспорядке и он улыбается мне так, что я хочу сделать фотографию или закрыть ауру этой улыбки в банку и поставить на полку.

Он пишет «Всё нормально. Эда только ноет чаще, чем обычно. Ольге не нравится, что за столом мы сидим не как всегда».

– Передай ей, что мне жаль.

Он записывает это на чистом листе и аккуратно вырывает его. Ольга расстроится, если край будет неровным.

«У Принца без изменений»

– Это ожидаемо, – говорю я вслух. Что я точно не буду говорить: надеюсь, они не нашли мой нож. Он мне ещё пригодится.

«А Ник редко