Чак Паланик - Дневник Страница 9

Свитер приостановился, укрыв лицо Питера, и один сосок вытянулся за кончик далеко от груди, красный и заскорузлый, прицепленный к изнанке старого свитера.

— Смотри, — произнес изнутри Питеров голос. — Брошка заколота сквозь сосок.

Кто-то коротко вскрикнул, и Мисти рывком оглянулась на друзей. Пластиковый стакан выскользнул у нее из рук, шлепнувшись на пол с пивным взрывом.

Питер опустил свитер и напомнил:

— Ты обещала.

Это была она. Ржавая булавка входила в сосок с одной стороны, пробивала под ним дорогу и торчала из другого края. Кожа вокруг нее измазана кровью. Слипшиеся и прилизанные от засохшей крови волосы. Это была Мисти. Кричала она.

— Я каждый день прокалываю новую дырку, — сказал Питер, нагибаясь за стаканом. Пояснил:

— Так я каждый день чувствую свежую боль.

Теперь, если присмотреться, было видно, что свитер вокруг брошки присох и потемнел от пятна крови. Хотя, дело-то было на худфаке. Она видела вещи и похуже. А может, нет.

— Ты, — сказала Мисти. — Ты псих.

Без причины, быть может, из-за потрясения, она засмеялась и пояснила:

— В смысле — ты монстр.

Ее ноги в сандалиях липли и хлюпали от пива.

Кто знает, почему нам нравится то, что нравится.

Мисти оглянулась на друзей, а те смотрели на нее, подняв брови, и были готовы прийти на выручку.

А она глянула на Питера и представилась:

— Меня зовут Мисти, — и протянула руку.

А Питер, медленно, не отрывая взгляда от нее, потянулся и отщелкнул булавку под брошкой. По его лицу пробежала дрожь, каждая мышца на миг напряглась. Его глаза плотно зажмурились, покрывшись морщинками, и он вытащил булавку из свитера. Из собственной груди.

Из твоей груди. Испачканной твоей кровью.

Он защелкнул булавку и положил брошку ей на ладонь.

Он спросил:

— Так ты выйдешь за меня?

Он сказал это как вызов, будто затевая драку, будто швыряя перчатку к ее ногам. Как посягательство. Дуэль. Его глаза обшарили ее всю, — прическу, грудь, ноги, руки и ладони, будто Мисти Клейнмэн была всем, что оставалось ему в жизни.

Дорогой милый Питер, ты чувствуешь?

И маленькая дурочка из трейлерного парка взяла брошь.

3 июля

ЭНДЖЕЛ КОМАНДУЕТ СЖАТЬ руку в кулак. Говорит:

— Вытяните указательный палец, как если бы хотели прикоснуться к кончику носа.

Берет руку Мисти с вытянутым пальцем и держит ее так, чтобы кончик пальца слегка касался черной краски на стене. Водит ее пальцем так, чтобы тот повторял след, нанесенный черной краской из баллона, обрывки предложений и каракули, кляксы и потеки; и Энджел спрашивает:

— Что-нибудь ощущаете?

Просто на заметку: они, мужчина и женщина, стоят рядом в темной комнатушке. Они пробрались сюда сквозь дыру в стене, а снаружи ждет хозяйка. Просто чтобы в будущем ты знал этот факт — на Энджеле облегающие штаны коричневой кожи, которые пахнут как обувная вакса. Как кожаные сиденья машины. Как пахнет пропитанный потом кошелек, извлеченный из заднего кармана после дневных разъездов в машине. Запах, который Мисти притворялась, будто терпеть не может — вот как пахнут его штаны, прижатые к ней.

Каждые две секунды стоящая снаружи хозяйка пинает стену и требует:

— Вы мне можете сказать, что вы двое там затеяли?

Погода сегодня солнечная и теплая, присутствуют рассеянные облачка и заявление какой-то хозяйки с Плизент-Бич, мол, обнаружилась ее пропавшая обеденная ниша, и кое-кому лучше бы прийти увидеть это немедленно. Мисти позвонила Энджелу Делапорту, и они встретились на палубе парома, чтобы ехать вместе. Он принес фотоаппарат и сумку, набитую пленкой и объективами.

Энджел, если ты помнишь, живет в Оушн-Парк. Вот подсказка: ты замуровал ему кухню. Он говорит, что твое написание букв «м», при котором первый изгиб выше второго, показывает, что ты ставишь собственное мнение выше общественного.

А то, как ты выводишь прописные «п», отчеркивая последним штрихом низ изгиба, говорит о том, что ты никогда не ищешь компромиссов. Это графология, и эта наука не врет, говорит Энджел. Увидев слова в своей пропавшей кухне, он попросил осмотреть другие дома.

Просто на заметку, он утверждает, что твое написание прописных «д» и «у», с уклоняющимся влево нижним завитком, показывает, что ты очень привязан к матери.

А Мисти сказала ему — да, с этим он угадал.

Они с Энджелом приехали в Плизент-Бич, и парадную дверь открыла женщина. Она оглядела их, отклонив голову так, чтобы смотреть вдоль переносицы, выпятив подбородок и плотно сжав губы, сжав каждую мышцу в уголках рта, каждый жевательный мускул, в маленький кулачок, и произнесла:

— Питеру Уилмоту лень здесь показаться?

Эта маленькая мышца между ее нижней губой и подбородком, мышца mentalis, натянулась до такой степени, что подбородок пошел тысячами мелких впадинок, и она добавила:

— Мой муж с утра зудит без перерыва.

Мышца mentalis, складочная мышца, все мелкие мускулы лица, — вот первое, что проходят по курсу анатомии. После этого можно отличить фальшивую улыбку по тому, что мышца смеха и платизма оттягивают нижнюю губу, выворачивая ее, придавая ей прямоугольную форму и обнажая нижний ряд зубов.

Просто на заметку: знать, когда люди только изображают, будто ты им нравишься — невеликий навык.

В ее кухне, около дыры у пола, отслоились желтые обои. Желтый паркет покрыт газетами и белой гипсовой пылью. Возле двери — хозяйственный пакет, раздувшийся от выломанных гипсовых кусков простенка. Оборванные ленты желтых обоев завитками свисают из пакета. Желтые, утыканные крошечными подсолнухами.

Женщина стала у дыры, сложив на груди руки. Кивнула на дыру и сказала:

— Вон там.

Монтажники, рассказала ей Мисти, привязывают ветку к самой высокой точке нового небоскреба или моста, чтобы отпраздновать тот факт, что никто не разбился в процессе сооружения. Или чтобы принести новой постройке процветание. Это называется «венчать деревом». Изящная старинная традиция.

Эти подрядчики-строители битком набиты иррациональными предрассудками.

Мисти попросила хозяйку не волноваться.

Складочная мышца той стягивает брови над переносицей. Levator labii superioris подтягивает верхнюю губу в презрительную гримасу и раздувает ноздри. Depressor labii inferioris ее оттягивает нижнюю губу, обнажая нижний ряд зубов, и она произносит:

— Волноваться должны вы.

За дырой — темная комнатушка, с трех сторон обрамленная встроенными скамейками, вроде «галеры» в кафе, только без столика. То, что хозяйка зовет «обеденной нишей». Обивка желтого винила, а по стенам над лавками — желтые обои. А поверх всего этого наляпано черной краски, и Энджел проводит ее рукой по стене, где говорится:

«…спасти наш мир, перебив эту армию захватчиков…»

Питерова черная краска-аэрозоль, обрывки предложений и росчерки. Каракули. Краска кружит по живописи в рамках, по шелковым подушечкам, по желтому винилу обивки скамеек. Слова разбегаются по комнате во все стороны, по паркету пола, по потолку. На полу — пустые баллончики с черными отпечатками ладоней Питера, которые все еще сжимают каждый баллон.

Энджел командует:

— Дайте руку, — и скрепляет пальцы Мисти в кулак, оставив торчать только указательный. Приставляет кончик ее пальца к черной надписи на стене и заставляет очерчивать каждое слово.

Его рука крепко сжимает ее руку, направляя палец. Темный потек пота у ворота и в подмышках его белой футболки. Запах вина в его дыхании, оседающем на боку шеи Мисти. Как его глаза не сводят с нее взгляда, пока она безотрывно разглядывает выведенные черным слова. Вот как воспринимается эта комната.

Энджел прижимает ее палец к стене, направляя касание вдоль написанных там слов, и спрашивает:

— Ощущаете, что чувствовал ваш муж?

Если верить графологии, когда берешь указательный палец и обводишь им чей-то почерк, или просто берешь деревянную палочку или ложку и пишешь поверх написанных слов, то можно в точности ощутить, что чувствовал писавший, когда выполнял надпись. Нужно разбирать нажим и скорость письма, надавливая так же, как давил писавший. Писать так же быстро, как должен был писать он. Энджел говорит, все это аналогично театральной методике. Как он выражается — метод физических действий Константина Станиславского.

Анализ почерка и театральная методика, как рассказывает Энджел, обрели популярность в одни и те же времена. Станиславский изучал работы Павлова и его слюнявой собаки, и работы нейрофизиолога И. М. Сеченова. Еще до этого Эдгар Алан По изучал графологию. Все пытались увязать физическое и эмоциональное. Тело и разум. Мир и воображение. Наш мир и мир иной.

Двигая палец Мисти по стене, он заставляет ее обводить слова:

«…наплыв вас с вашим бездонным голодом и шумными запросами…»

Энджел говорит шепотом: