Будимир - День Расы Страница 9

«Белом Мире нет ничего, что противоречило бы Белому человеку!» — говорит Генерал, стоя перед заполненными людьми рядами стульев.

«Вы — носители высочайшей морали. Но она ничего не имеет общего с тем, к чему вы привыкли! Забудьте прошлое. Задавайте врагам детские вопросы, пока у них достанет сил повторять свои басни снова и снова!» — говорит Генерал. Его голубые глаза — два исландских ледника, сверкающих на солнце.

Я испытываю ужас, словно стал свидетелем перемены полюсов на планете Земля. Ужас испытывают все, кто рядом.

Голос Генерала действует словно удар хлыста. Блеск сдвоенных серебристых молний. Вспышка. Удар. Иудейская пентаграмма над Россией рассыпает в прах, пораженная Перуновой молнией.

Визжащая тьма.

Я оглушен ею.

Колючка говорит мне, что надо уметь смотреть по сторонам. Да, я понимаю, отвечаю я.

— Преврати свое зрение в рентген, чтобы от него не укрылось ни единой детали, — говорит великан, — куда бы ты не смотрел, везде примечай суть. Это необходимо для поиска самых уязвимых мест режима. Тренируй нюх. Глаз. Будь волком и вороном.

Час спустя Колючка держит на прицеле наркоторговца на краю автостоянки. Еще светло, и меня охватывает страх, что нас сейчас заметят. Но никого нет в округе, даже тех, кто обычно приходит к этому месту покупать у подонка дурь.

Колючка возвышается над отвратительных созданием, приставив дуло ПМ к его лбу. Наркодилер никак не может понять, что вдруг произошло. Просто не способен. Я замер в стороне от правого плеча Колючки.

Вероятно, он демонстрирует мне, что значит быть волком и вороном. Зоркий глаз, острый клык, острый нос. Загоняй добычу, пусть она истечет своей поганой кровью.

Цыган пришел сюда как на работу, тут у него купленное место. Колючка говорит мне, что все подобные углы давно зафиксированы, все фамилии занесены в списки. Он называет зверю его имя и фамилию, ввергая его в мистический ужас. Наркодилер не в состоянии понять ничего. Ничего не в состоянии понять отвислая нижняя губа, похожая на дохлую пиявку, оттопыренные под прямым углом чебурашкины уши, жиденькие черные волосы и приплюснутый нос. Ничего не в состоянии понять низкий рост, сгорбленная спина и обезьяньи руки. Тысячи поколений назад предком наркодилера мог быть неандерталец. Боюсь, говорит Колючка, боюсь, что столбов нам не хватит. Возможно, он прав.

Из лап наркодилера сыплются деньги. Под ноги Колючке. Сыплются героиновые дозы, завернутые в микроскопические кусочки целлофана. Цыган всерьез полагает, что мы — посланцы его конкурентов.

— Что ты хочешь этим сказать? — спрашивает Колючка, впечатывая дуло пистолета в плоский лоб существа. — Покупаешь меня? Чтобы я тебя отпустил? Что ты будешь делать, если мы просто уйдем?

Эх, существо, ты отвратительно на вид. Способен ли хоть чем-то оправдать даже то, что ты делаешь, не говоря уже о своей жизни?

— Если мы просто уйдем, что будешь делать? Исправишься? Пойдешь работать на завод? На бензоколонку? Дворником пойдешь?

Нет, не пойдет. И не в состоянии соврать, дать слово, от которого через пять минут откажется. Я оглядываюсь по сторонам. Я бы предпочел, чтобы все уроки проходили в темноте, а не на виду у возможных зевак. Но я обязан слушаться Колючку.

Время тянется. И никого поблизости нет. Кусок пространства омертвел. У великана стальные нервы. Цыган по-прежнему пытается вразумить Колючку, переходит от стонов к угрозам и обратно. Вас всех найдут и убьют, нас тут много, мы везде, ты не знаешь, кто стоит за мной.

— Знаю, — говорит Колючка, — вонючий сброд. Нелюди. Пока вас действительно много, но скоро мы вычистим ваши гадюшники, не волнуйся.

Ни капли иронии, голая убежденность. Железобетонная.

Колючка смотрит на меня через плечо и спрашивает, не желаю ли я привести приговор в исполнение. Я думаю недолго. Отвечаю, что нет. Не готов. Глаза убийцы белых детей лезут на лоб. Колючка приказывает ему идти за гараж. На асфальте лежат рассыпанные деньги и наркотики. Великан и наркоторговец скрываются за ржавой коробкой гаража. Дым от моей сигареты сносится ветром в сторону. Мы варвары, разрушающие падший Рим. Компромиссов нет. Никто и не думал оставлять нам иной выход.

Тело упало. В тишине я услышал, как цыган стукнулся локтем о стенку гаража. Зашелестела полынь. Потом под старыми кроссовками Колючки заскрежетала щебенка. Он вышел ко мне, откручивая глушитель от ПМ. Пошли, сказал мне.

Я хочу посмотреть.

Нечего смотреть, пошли.

Я жалею, что отказался взять пистолет в руки.

Это все равно придется сделать.

Группа наблюдения смотрит за нами. Призраки прячутся в этой пустыне за каждым камешком, скрываются за каждым стебельком травы. В журнале под заголовком «Новичок» ставится первая запись: «Отказался от экзекуции. Экзекуция проведена наставником. Взять на заметку».

Я сажусь в машину Колючки. Он кивает на переносной холодильник, намекая на то, что надо бы еще выпить пива. Я беру себе одну бутылку, даю ему следующую. Пиво ломит зубы. Напряжение потихоньку растворяется.

— В Сопротивлении ты можешь быть кем угодно. Нам одинаково нужны и те, кто хорошо владеет автоматом, и кто умеет делать взрывчатку, и кто хорошо варит обеды, и кто вышивает крестиком или умеет вворачивать лампочки.

— Вышивать крестиком?

— Да. Мы — это жизнь. В нашем составе десятки этнократических объединений. Ты идешь по улице, смотришь на людей и можешь не знать, что именно они являются твоими братьями. Они не отличаются ото всех других. Специалисты по программированию, хакеры, а таких немало, воюют с оккупантами через Интернет. Бывшие военные делают взрывные устройства из батонов и забрасывают их в учреждения. Нет плохих или хороших дел. Есть полезные и бесполезные. Все методы хороши, кроме тех, которые не приносят ни малейшего результата.

Надо бы рассказать матери Светы, как много людей стараются помешать ей смотреть латиноамериканские сериалы.

— Если я взрываю редакцию еврейской газеты, это равносильно тому, как если бы я просто вымыл пол в штабе во время дежурства?

Колючка смотрит на меня и смеется.

— Совершенно правильно. Это и называется общее дело. Сегодня люди забыли, что значит идти в одном направлении, все прутся в своем собственном. Или сидят на своей грязной заднице, как бастующие хиппари. У таких нет и не может быть будущего.

— Хочешь, мы сделаем это прямо сейчас? — говорит Колючка.

— Что? — не понимаю я. Мои мысли занимает Света.

Вполне возможно, что сейчас она занимается со своей наставницей. Что они, интересно, делают? Бомбы из батонов или крестиком вышивают?

Пиво настойчиво толкается в горло, и я даю ему полную свободу. Духота. Жара. Похоже, я понемногу напиваюсь. Футболка липнет к телу.

— Акцию. На двоих. Когда мы ездили с моим наставником, я видел кое-что, нам повезло пересечься с другими новичками. В одном месте женщина около пятидесяти лет проткнула шины у дорогой тачки, которая принадлежала чеченскому бандиту. Хулиганизм помогает размять психические косточки.

Психические, спрашиваю я.

— Ну да. Проще — избавиться от мелочного страха. В другой раз две школьницы забросали армянское летнее кафе коктейлями Молотова. Сами же вызвали пожарных. На них, конечно, никто не подумал.

А что же сделаем мы, спрашиваю. Великан подмигивает. Скука наконец уходит с его лица.

Он дает мне пистолет, показывая, как прикрутить к нему глушитель.

Сначала Колючка заканчивает спортивный факультет педагогического университета, а потом его тянет на исторический. Уже после армии. Он занимается боксом, готовится стать кандидатом в мастера спорта. Уже в пятнадцать лет Колючка примыкает к бригаде бритоголовых. В карательных операциях против нелюдей он оттачивает свои навыки, полученные на тренировках. Ему кажется, что в одиночку ему под силу разорвать весь мир.

Со временем бригада переходит под его командование, Колючка проявляет себя талантливым вождем. Акции его бойцов устрашают инородцев, о них в нашем городе помнят до сих пор. Ни разу никто из его парней не оказался у режима на крючке. У Колючки врожденный нюх на врага.

Эти подробности я узнаю немного позже и от других людей. Сам мой наставник скуп на детали из своего прошлого. Тем более был тогда, в первый день, когда для него я еще ничего из себя не представлял.

Свою деятельность в скиндвижении он не оставляет и учась в университете. Со спортом к тому времени покончено. Махать кулаками на ринге ему больше не интересно.

В нем растет бунт против сложившегося положения.

Только после армии он задумывается над масштабами стратегии борьбы. Этот великан вырос из уличных потасовок как младенец вырастает из распашонок. Поручив руководство бригадой надежному человеку, Колючка уходит в свободное плавание. Никто не говорит ему, что он предатель. Это чревато последствиями. Он просто не может отказаться от идеи тотальной войны. Лишь самый тупой не поймет эту истину.