Саймон Ингс - Бремя чисел Страница 9

Блессинг и Фами, мои «смотрящие» на севере Штатов, в начале марта 2000 года попались на крючок иммиграционной службы США, и у меня так и не получилось подобрать им замену. Я подумывал над тем, не привезти ли из Лондона Чисуло и Хэппинесс, но им надо было присматривать за дочерью, а я и без того требовал от них слишком много.

До того как мне удалось обзавестись новыми помощниками, я был вынужден сам встречать свежеприбывших — тех, кого мы уже оформили этой весной. Вроде Феликса Мутанги — именно его я и приехал встречать. Дело крайне рискованное, однако будет куда более опасно, если этот сын африканской земли начнет разгуливать в одиночку по уставленной капканами чащобе современного капиталистического Запада. Меня очень обрадовало, что документы, которыми его снабдили, не вызвали никаких подозрений. Когда я вез Мутанту в мотель, в приготовленный для него номер, то помимо радости испытал еще и облегчение, потому что, открой Феликс рот и не закрывай его пару-тройку часов, лететь ему первым же рейсом к себе на родину.

Когда я накануне оставил его в номере, Мутанга производил впечатление парня вполне здорового, однако на следующее утро, когда я заехал за ним и мы сели в машину, он расчихался. Поначалу я не придал этому значения, посчитав, что виной тому долгий и утомительный перелет. Однако чихание не прекращалось. Феликсу было лет двадцать пять; согласно медицинской карте, которую я заказал для него, здоровье у Мутанги было отменным. Но в данных обстоятельствах даже банальная простуда могла серьезно осложнить задуманное дело.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался я.

— Прекрасно. Просто отлично, — улыбнулся он. И, вытащив пачку «555», предложил мне закурить.

— Не знал, что ты куришь, — заметил я, отказываясь от сигареты. Впрочем, покажите мне парня его возраста, который не курит. Но мне хотелось, чтобы он задумался о нашем общем деле, а еще о том, чем все это может для него обернуться. — Вряд ли в больнице одобрят твое курение.

Улыбка Феликса была неотразимой. Он опустил стекло, чтобы сигаретный дым выходил наружу. На улице было очень холодно: если верить температурному датчику на приборной доске — почти минус восемнадцать градусов по Цельсию. Мой спутник снова чихнул, сплюнул и шумно вдохнул бензиновые пары земли обетованной. Анализы мочи и крови назначены на полдвенадцатого утра. Если те, кто составлял медицинскую справку о состоянии здоровья Феликса, отразили истинное положение вещей, то операция состоится ночью, и в понедельник самолет уже унесет его на далекую родину.

Увы, хайвэй подложил нам подлянку: после получаса езды, в тот момент, когда мы проезжали под эстакадой Джилберт-роуд, все остановилось. Я отказывался верить в постигшую нас неудачу. Перед нами, оседлав автостраду, вдаль уходило платное шоссе трех штатов — Иллинойса, Висконсина и Индианы. В этом месте клубок дорожных развязок напоминал некую скульптурную композицию. Мы не могли приблизиться к нему. От поворота на нужную дорогу нас отделяло не более полумили. С тем же успехом этот поворот мог находиться по другую сторону озера Мичиган.

Мы застряли надолго и от нечего делать начали вслушиваться в радиосообщения о многокилометровой дорожной пробке позади нас, которая растянулась вдоль всего канала. День был ясный и жутко холодный. По радио что-то сказали о том, что из какой-то машины на дорогу вывалился груз.

Пара пожарных автомобилей с включенными фарами, но без сирен, спокойно проскальзывают мимо нас по твердой обочине. Я вылезаю из тачки. Беру с заднего сиденья парку, натягиваю ее на себя и застегиваю молнию. Затем задираю голову в надежде увидеть вертолеты телевизионщиков. Увы, мы были слишком близко к центру Чикаго: над нами с ревом проносились лишь самолеты местных авиалиний. Телевизионщики наверняка решили, что новость не стоит того, чтобы ради нее рисковать в столь оживленном воздушном пространстве.

— Эй!

Голос, похоже, прозвучал откуда-то сверху. Я обернулся. Возле моей взятой напрокат тачки стоял фургон — нет, не пикап и не микроавтобус, а, честное слово, настоящий фургон с поцарапанными синими бортами и выцветшим стикером «Выберем Джона Гридли в Сенат США!». В этом заключалась некая ирония, особенно если учесть, что адвокат этого самого Гридли в данный момент находился в больнице, оплачивая наличными операцию по спасению нами жизни сенатора.

Сидевшая на пассажирском сиденье женщина высунулась в окно, явно собираясь заговорить со мной. У нее были взъерошенные, коротко стриженные белые волосы и странное лицо с запавшими глазами и щеками. Сначала она показалась мне молодой — лет двадцать пять, максимум тридцать, — но потом я понял: женщина гораздо старше.

— У вас не найдется сигаретки?

Я наклонился к окну своей машины и попросил Феликса дать мне пачку его сигарет.

— Что это? — спросила незнакомка.

Впрочем, хотя марка оказалась ей незнакома, она все-таки согласилась взять сигарету.

В полупустой пачке оказалась и зажигалка: я прикурил, прикрыв огонек от ветра, а затем передал сигарету женщине. Та взяла ее и затянулась. Я обратил внимание, что запястье, торчащее из рукава пуховика, было тонким, почти детским. Незнакомка не закашлялась от затяжки, но заметно побледнела.

— Боже! — тихо произнесла она и выбралась из машины наружу.

Я понял, почему мне не удалось определить ее возраст. Ярко-желтый пуховик висел на ней, как на вешалке. Женщина была худющая как скелет. Это точно какая-то болезнь. Я посмотрел через лобовое стекло на водителя фургона. За рулем сидела похожая на свинью особа с двойным подбородком и лесбиянской стрижкой. У меня тотчас возникла ассоциация: Лорел и Харди.

— По радио сказали, будто что-то вывалилось на дорогу, — сообщила худышка.

— Верно, — подтвердил я, стуча зубами, и зажег сигарету для себя, нарушив данное двадцать лет назад обещание не курить.

Феликс выбрался из машины и, широко улыбаясь, стал обходить ее.

Это было совершенно ни к чему: случайное знакомство могло привести к самым непредсказуемым последствиям. Я попытался отогнать прочь тревожные мысли и посмотрел на часы. Четверть двенадцатого.

— Вы англичанин, — произнесла женщина утвердительно.

У нее самой акцент был, как мне показалось, среднеатлантический, хотя конкретный штат я так и не угадал.

Похоже, мое британское происхождение впечатлило незнакомку, однако я так и не понял почему. Бедняга Феликс не удостоился даже беглого взгляда. Женщине явно хотелось, чтобы я ответил взаимностью на ее интерес, и поскольку это показалось мне неплохим способом ничего не говорить о себе и моем пассажире, пришлось поинтересоваться, куда она направляется. Судя по всему, незнакомка ждала именно этого вопроса, потому что вновь нырнула в свой фургон и вылезла из него с двумя флаерами в руке.

— У меня сегодня вернисаж, — сообщила она, — приглашаю вас. Если вы соизволите, блин, прийти.

Интересно, она всегда так выражается или специально ради меня?

Только когда женщина снова залезла в свою машину, до меня дошло: где-то я ее уже видел.

На флаере красовалась странная аббревиатура: СЧЖК-2. Чуть ниже имелся снимок капли, в котором мне почудилось нечто необычное. Развернув листок, я обнаружил остальную часть фотографии. На ней была изображена рука, сжимающая пластиковую чашку, из которой выливалась цепочка бесформенных, повисших в воздухе капель.

Фотоснимок был сделан в космосе.

Я отправился на ее шоу. Фильмы, которые мне хотелось бы посмотреть, в кино не шли. Джонни Лэнг был распродан на Риальто-сквер еще несколько недель назад. Я не знал, как мне убить свободное время. Феликс был в надежных руках, и я собирался увидеться с ним завтра утром.

Если бы шоу СЧЖК-2 происходило в каком-нибудь левом клубе, я бы туда ни за что не пошел. Однако вернувшись в отель и внимательно изучив текст на флаере, я узнал, что вернисаж состоится в Музее современного искусства, прямо напротив «Алисы» Яна Шванкмайера. И я подумал: что ж, если представление не понравится, у меня будет время развлечься как-то иначе и даже найти приличное местечко, где пообедать.

Оказалось, мою новую знакомую зовут Стейси Чавес. Теперь понятно, почему мое британское происхождение заинтриговало ее. Прочитав краткую биографию этой женщины, я узнал, что когда-то она была звездой британского телевидения. Уловив мой акцент, Стейси решила, что я непременно ее узнаю.

Возможно, это было самонадеянностью со стороны бывшей звезды, а может, и нет: в конце концов, она показалась мне смутно знакомой, хотя время ее активной работы на ТВ совпадало с годами моего пребывания в Мозамбике. Я никогда не видел «Поющего детектива». Никогда не видел «Мотылька». Не имел ни малейшего представления — за исключением отдельных намеков, таившихся в СЧЖК-2, — о том, почему популярная некогда актриса занялась перфомансом — искусством изощренным, сложным для понимания, малопривлекательным (особенно в сравнении с ценой входного билета) — и стала устраивать хэппенинги в помещении Чикагского музея.