Денис Бушлатов - Дэволюция Страница 9

Реакция последовала незамедлительно и явила собой яркое доказательство того, что вступать в разговор и, прежде всего, садиться именно в эту машину, Юре не следовало. Злобно крякнув, водитель ударил несколько раз о руль дубленым кулаком, брызнул слюной направлении лобового стекла и дикой хваткой вывернув руль, подрезал мирно дремлющий «Москвич», ударил по газам и понесся по Щукинской во всю прыть, резво подскакивая на брусчатке. Не глядя на дорогу, вперил в Юру взгляд, полный тоскливой ненависти и захрипел, отчаянно спотыкаясь о собственную речь:

— Ты что, пацан, что ты?! Ты, бля, бля….РОССИЯ!!! В России положение! Вес! Стабильность! Люди богатеют….за нас….бля, партия. Ебена мать! Дома…ах, сука, бля…люди гибнут! Люди??? Гибнут??? Так, сука, это ж чечены, чехи, духи-падлы, они…они, бля, и в Щукино, и в Останкино, и в Москино, бля….кругом духи….и ХОХЛЫ! Хохлы-продали Украину! Рабская нация! Сосут у арабов, бляди, сосут и лижут! Суки…у духов. Я бля, на войне, нах….я бля…за Россию!

Юра инстинктивно сжался в кресло. Будучи, к ужасу своему, именно хохлом, он потерялся окончательно в эксерсизах разъяренного водителя. Из всего шипяще-брызгающего монолога, он понял лишь то, что водитель ненавидит хохлов, за то, что они сосут. и, судя по всему, лижут. Имея при этом, некоторое отношение к гражданам свободной Ичкерии. И что водитель убивал бы…или убивал, и тех и других, будучи на войне… или за войну. Россия же была рулевым, а Америка — жопой.

— П-простите, — попытался вставить словечко Юра, но водитель уже не слушал его, на огромной скорости несясь по мостовой.

— Ты, бля, не пизди, — доверительно проревел он и сбил кошку, — я таких как ты насквозь вижу! Хохлы поганые! Вильну Украину им подавай! Где вы были в 41-ом? Где?

— Не знаю, — откровенно признался Юра, впрочем, подозревая, что за истину откроет ему таксист.

— Сосали у немцев! — пока наши, бля, герои защищали город, хохлы сосали у немцев! И лизали.

Перед глазами Юры внезапно пронесся вихрем матерый хохол, почему-то похожий немного на Максима Горького, старательно лижущий. Более того…

— Бля! — Водитель с наслажением плюнул, на этот раз попав точно на приборную панель, — С-суки. Пока война была-отсиживались. А как все шито-крыто-самостийности им захотелось! Рабы! И гомики! Никакой самостийнисти!

— Я-а…

— Тихо! У них видишь ли-держава! Вашу, бля, державу, построил наш Русский Люд! И город этот тоже мы строили, Русские, и живут здесь только истинно русские люди, такие вот как я, — он зловеще покосился на Юру, умудряясь при этом рулить, избегая создания аварийных ситуаций, — И я за этот город буду глотки грызть. Хохляцкие.

В этот момент, водитель резко крутанул руль влево и съехал с Щукинской, в темный, плохо пахнущий переулок с дурной репутацией.

— Эй….ЭЙ! — Юра пискнул решительно, — нам в другую сторону! Нам на Лермонтова!

— Пароходство просрали, — назидательно буркнул водитель, въезжая в вонючую подворотню.

— Что такое?.. — Юра вопрощающе посмотрел на водителя, комкая в руках портфель… — Мне бы на Лермонтова…Дам…шесть…

— Что такое, что такое, — передразнил водитель, оскалив набитую пеной пасть, — Буду грызть глотку.

Хохляцкую…

Стоит ли говорить, что на работу Юра опоздал.

Дорожная история

Весело утром на Щукинской! Разметка полос начисто отсутствует, светофоры дружелюбно подмигивают желтым, немногочисленные знаки показывают нечто и вовсе несуразное. Добавьте к этому брусчатку, осатаневших от выхлопных газов водителей, пешеходов, что нелепо толкутся посреди улицы, то и дело шныряя между машинами….и вы поймете, как весело на Щукинской утром!

Алиса Сумкина-девушка малогабаритная, но с большой и округлой жопой. В школе, эта часть ее анатомии служила предметом постоянных насмешек одноклассниц и скрытого мастурбационного восхищения одноклассников. Повзрослев, она научилась ценить свой зад и подчеркивала его наличие всеми возможными и доступными способами. В бурные для страны девяностые, Алиса носила исключительно черные лосины, что бугрились сзади, четко определяя наличие сексуального феномена. Вскоре, лосины сменили обтягивающие джинсы, а после и брюки. Юбки Алиса не носила, поскольку ноги ее отличались вычурной витиеватостью.

Прочие части тела ее, были небольшими и начисто терялись на фоне аппетитной жопы.

В старших классах, Алиса познала первые прелести продажной любви, отдавшись хулигану Леве из железнодорожного техникума за двенадцать рублей-сумма по тем временам значительная. На следующий день после знаменательного события, в страну пришел кризис, и Алиса осталась ни с чем. Отсутствие денег, впрочем, не отбило у нее желания ими обладать. Времена были нелегкие- на фоне всеобщей нищеты зрел новый класс вальяжных и тучных нуворишей с облезлыми лицами.

Алиса тонко угадала момент и путем нехитрых уловок предоставила свой немаловажный зад в распоряжение одного из, в недавнем прошлом, политических бонз, а ныне кооператора по имени Онуфрий Ильич. Будучи любителем пышных задниц, Онуфрий Ильич, (чья фамилия слишком известна, чтобы быть названной), оказался в плену меж половинок задницы Алисы в считанные мгновения. Так вершатся судьбы.

Брак их был недолговечен. Через полгода после вышеописанных событий, Онуфрия нашли на рабочем месте с заточкой в глазу. По праву преемственности, Алиса перешла в собственность его заместителя, маленького волосатого армянина с невообразимо отвратительным носом.

Времена менялись, менялись и лица. Постепенно, зад Алисы стал сдавать. Впрочем, к тому времени, она накопила достаточно карманных денег для того, чтобы чувствовать себя необремененной заботами о завтрашнем дне. Созерцание собственного, уже не столь пышного и далеко не столь упругого зада, вызывало в ней смутную тоску по ускользающей молодости. Изредка, она украдкой гладила себя по покрытой пупырышками коже на попе, а после целовала ладошку, будто бы совершая некий ритуал.

И вот сейчас, сидя за рулем новенькой «Тойота Прадо», посреди оживленной Щукинской, она в очередной раз рефлектировала по поводу жопы. Что, впрочем, не мешало ей энергично проталкивать огромную тушу машины, сквозь плотно сомкнутые ряды автолюбителей, беспрестанно сигналить и, высовываясь из окошка, кричать срывающимся от злости голосом:

— Ну ты, мразь, куда лезешь? Понакупали права, блядь! А ну стой, старый пердун! На тот свет захотел? Мамаша, уберите своего огрызка с дороги, не ровен час размажу!

Водители раздавались в стороны-большей частью из инстинктивного страха перед женщиной за рулем, пешеходы испуганно льнули к обочине, даже милиция старалась не глядеть в сторону нахального «Прадо».

— Бляди! — злобно харкнула Алиса в сторону стайки детишек, что неловко пытались перейти дорогу на зеленый свет.

— Куда поворачиваешь? Я тут еду! И она, улучшив момент, пронеслась под носом у разбитого «Жигуленка».

— А ну в стороны! В стороны!!! — прибавляя скорость перед «Митсубиши Каризма», с испуганным молодым человеком в очках за рулем…

И в пустоту, эфемерно ощущая ежесекундное увядание зада — Гандоны! Скоты! Поздыхайте в говне!

Впрочем, как ни старалась Алиса проскочить Щукинскую быстрей, как ни осыпала проклятиями каждого из тех, кого подрезала или обгоняла справа, как ни норовила поддать под зад пешеходам… на переезд она не успела. Уже издалека, при виде большого скопления машин перед закрытым шлагбаумом, она пришла в неистовое волнение и от избытка чувств, забыла как управлять автоматической коробкой передач, приняв ее отчего то за механику. Остановившись так, что увесистый «кенгурятник» подтолкнул стоявший перед нею «Москвич», она истерично скрипнула зубами и потянулась за сигаретой.

— Разъездились, суки! — обратилась она к груженому улем поезду, — Пидарасы, пиздят зерно!

Мимо ее глаз, томительной вереницей тянулись вагоны. От скуки и раздражения, Алиса принялась сигналить, оглашая всю округу специальным милицейским ревуном, что по блату поставили ей на СТО.

— Давай! Двигай жопой! — вопила она, произнося слово «жопа» с особым оттенком.

Внезапно, в окошко справа постучали. Стук был вежливым, скорее даже вкрадчивым. Повернув голову в сторону, Алиса встретилась взглядом с елейного вида стариком, что глядел, казалось, прямо на нее, сквозь тонированное стекло.

Обалдев от подобной наглости, Алиса на мгновение замерла, словно ее застукали за целованием собственного зада, но, уже через секунду, взяв себя в руки, набрала в грудь побольше воздуха и нажала указательным пальцем на кнопку стеклоподъемника. С тихим шелестом, стекло поползло вниз.

— Что тебе, отросток? — рыкнула Алиса, глядя на обросшего дикой белесой бородой старика.

Дедушка спокойно встретил ее взгляд, по-доброму, лукаво, зыркнул из под бровей, улыбнулся лучисто и, неожиданно раскатисто пробасил: