Папуас из Гондураса - Шинкарев Владимир Николаевич Страница 9

Доктор бросился на помощ, подбежал к мокрому месту, оставшемуся от бедняги, в данном случае Мак-Дункелю, осмотрел его и вынужден был признать, что медицина в данном случае бессильна.

Все застыли на месте то неожиданности.

– Боже! – прошептала Леди Элизабет, – не зря он был так раздражителен в последнее время: бедный, бедный Мак-Дункел чуял свою погибель.

Виторган снял шапку и задвигал жевалками.

…

Негры со счастливыми лицами стучали в тамтам и непрерывно плясали.

Бандиты, выжидая, стояли за кучами скорлупы и семечек, громоздящимися вокруг убогой деревни.

Выждав, бандиты со зловещими криками бросились на веселящихся чернокожих. Те, охваченные ужасом, повалились наземь и уткнулись лицами в шкорлупу и кожуру.

В несколько минут операция по захвату негров была закончена. Их грубо поднимали с земли и по одному заталкивали в вагон для скота.

Только там несчастные чернокожие начинали понимать, что их настигла беда. Но, увы, было слишком поздно.

– В путь! – вскричал лысый Монтахью, – через неделю мы выйдем к устью реки!

Джон Глэбб, широко улыбаясь, щелкнул зажигалкой.

…

Негров грубо согнали к роднику, где им дали выпить по глотку отвратительной тухлой воды и съесть по пол-ложки отвратительного жмыхового суррогата.

В кустах защелкали выстрелы – это Джон Глэбб добивал злополучных чернокожих, искусанных тиграми и изнасилованных осьминогами семихуями.

Монтахью, морщась, разглядывал лица несчастных, оставшихся в живых, – в живых оставалось не более половины.

– Ладно, – сказал наконец Монтахью, постукивая себя стеком, – хватит и этих…

…

… наконец чистые простыни! Джакоб некоторое время лежал спокойно, но затем, плотски возлежав, чертыхаясь поднялся и наощупь разискал дверь в комнату Леди Элизабет.

Нащупав постель, он полез под одеяло и замер, отпрянув – простыня была совершенно мокра от слез!

Напрасно Леди Элизабет отговаривалась тем, что она, мол, только что высморкалась – Кулакин понял, что его влюбленная плакала.

– Что ты? – нетерпеливо спросил он.

Леди Элизабет обвила его шею руками, ее мокрое лицо уткнулось ему в плече.

– Отец… как он мог?

– Ну… ладно… потом… догоним… – торопливо сказал Джакоб, поглощенный более происходящим в нем спермогенезом, нежели несчастьем подруги.

За стеной, со стоном отхаркиваясь, надрывно закашлялся бедняга Питер Счахл.

– Эх, мне бы твои заботы! – Джакоб раздраженно отпрянул от липкого лица подруги.

– Джакоб! – послышался в темноте корридора встревоженный голос Виторгана и шум опрокидываемых стульев, – Джакоб, ты где? Иди сюда!

Что случилось? Кто так кашляет?

Кулакин, горько усмехнувшись, повел рукой по вздрагивающим плечам возлюбленной и, встав, со всего маху налетел на несгораемый шкаф.

– Черт! – вскричал он.

– Что случилось? – испуганно прошептала Леди Элизабет.

– Да ничего… Об шкаф треснулся…

…

… но более всего адская тропическая жара досаждала самому Лорду Хроню. Он сидел под деревом, совершенно опухший от пива и невразумительно лопотал.

Лысый Монтахью, подтянутый и невозмутимый, в ослепительно начищенных кожаных крагах, расхаживал по разработкам, постукивая себя стэком.

Негры ритмично поднимали вверх блестящие на солнце мотыги и с уханьем вонзали в землю.

Подойдя к раскидистой папайе у самой горы, Монтахью пристально вгляделся в синюю тень и визгливо крикнул:

– Нгава!

Потное, сонное лицо чернокожего высунулось на солнце.

– Нгава! Почему не работай, черная скотина?

Негр встал, пряча масляные глаза и почесываясь. Монтахью, постукивая себя стэком, жестоко сказал:

– Твоя врет, черномазый, вас кормят отлично! Запомни, Нгава! Если негр работай много-много – хорошо, я вам давай сытая жратва. Если мало-мало – плохо. Убивай черномазая скотина винтовкой. Поняла меня?

– Да, масса Мандакуй.

…

… где Лорд Хронь? Где этот несчастный хрыч?

– Он под деревом сидит,

по-турецки говорит…

…

… однако бедняга не успел отдышаться, как снова забахали выстрелы.

Зажав платком простреленную грудь, Питер Счахл отчаянно кашляя быстро побежал в гору.

…

Дверь открылась и связанного Джакоба ввели в кубрик. Сидящий там человек поднял голову и долго вглядывался в Кулакина, злорадно ухмыляясь.

– Знаешь кто я? – наконец сказал он.

– Нет, не имею чести! – ответил пленник.

– Я окаянный Джильберт!

После многозначительной паузы окаянный Джильберт хлопнул кулаком по столу:

– Слыхал про окаянного Джильберта?!

Джакоб спокойно молчал.

– Смекнул с кем дело имеешь?!! С окаяннм Джильбертом!

Окаянный Джильберт видимо высоко ценил свое прозвище.

– Сэр окаянный Джильберт, не сочтите за труд выслушать.

– Стой, ты как меня назвал?!!

– Сэр, вы педставились мне, я и позволил себе…

– Стой, запомни: здесь говорю и спрашиваю я! Понял? Я…

– Окаянный Джильберт… – недовольно добавил несчастный пленник.

…

Андрей Миронов, в костюме католического священника, воздев очи долу, подпрыгивает и поёт:

Это видно Валера включил не «Папуаса из Гондураса», а другой исторический телефильм – из пражской жизни.

…

… надо спасать беднягу, а то скальп снимут! – шепотом сказал Джакоб.

Виторган поднял голову и посмотрел на него.

– Ну, чего смотришь, встал и пошел!

– Убъют ведь…

– А что – лучше, если меня убъют? Или может Элизабет пойдет? Иди, я прикрою!

Виторган подвигал жевалками, плюнул, энергично встал и пошел. Дойдя до середины луга он остановился и как то жалобно, беспомощно оглянулся на Джакоба. В зту же секунду послышался тягучий звон. Увы, не ловко, в затмении умирает человек, пронзенный стрелой! Она попала в него сзади, завстренная, горральдически отделанная, и не убила насмерть, а непоправимо ранила.

Вся жизнь позади, человек ощущает себя лишним продолжением тягостного пения стрелы. Он, не смея даже упасть на колени, страшится дотронуться до красного клюва стрелы, слабыми руками расстегивает комзол.

Последним напряжением он удерживает равновесие, стоя посреди полного зелени луга.

Стрела указывает на его дрожащее тело и спереди и сзади.

Виторган упал навзничь и почувствовал стрелой строгое подталкивание земли, и уже чуть различимый красный клюв двинулся на небо…

Валере делается не по себе – как-то эта сцена выпадает из телефильма; или во время съемок по-настоящему ухлопали Виторгана.

…

– Кто это? – вскричала Леди Элизабет, на скаку хватая Джакоба за руку.

Джакоб вгляделся в пыль. Там, на обочине дороги неподвижно сидел человек, одетый во все белое.

– А! – сказал Джакоб, – знаю его. Бхалтда.

– Индеец, что-ли?

– Индиец.

– Откуда здесь индиец, здесь индейцы живут.

– А кто их разберет. Чучмеки тут живут…

Бхалтда, приветствуя путников, прижал руки к груди и встал, наклонив умотанную в белое тряпье голову.