Валентин Пикуль - Король русской рифмы
- Категория: Проза / Историческая проза
- Автор: Валентин Пикуль
- Год выпуска: -
- ISBN: нет данных
- Издательство: -
- Страниц: 3
- Добавлено: 2018-12-24 02:20:17
Валентин Пикуль - Король русской рифмы краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Валентин Пикуль - Король русской рифмы» бесплатно полную версию:Валентин Пикуль - Король русской рифмы читать онлайн бесплатно
Валентин Пикуль
КОРОЛЬ РУССКОЙ РИФМЫ
В юности я уделял большое внимание словосочетаниям. А соотношение звуков, особенно рифмование их, вызывало обостренный интерес. Меня приводила в восторг словесная музыка: «на камне — века мне», «зеркало — исковеркала». Я ходил тогда в широченных клешах матроса, в белых парусиновых баретках, которые хитроумно чернил ваксой. Раз в неделю я бывал в объединении молодых литераторов, которым руководил старейший ленинградский поэт Всеволод Рождественский (ныне покойный), человек большой культуры и добряк по натуре. Однажды он потряс мой слух, упомянув несколько строчек:
Область рифм — моя стихия,И легко пишу стихи я.Даже к финским скалам бурымОбращаюсь с каламбуром.
Тогда я жил под большим впечатлением Блока и Маяковского, Георгия Иванова и Николая Агнивцева. Но эти «каламбуры» заставили меня вздрогнуть от неожиданности… Помню, был осенний вечер в городе, шел дождь, мне было скучно, мои баретки промокли, а на площади перед Московским вокзалом я случайно повстречал своего учителя — Рождественского.
— Проводите меня, Валя, — сказал он мне.
Мы тронулись по Невскому, и Всеволод Александрович взмахнул тростью, указывая вдаль, где едва виднелся шпиц Адмиралтейской иглы.
— Валя, — спросил он меня, — известно ли вам, что вот от этого места и до самого Адмиралтейства поэт Дмитрий Дмитриевич Минаев на пари соглашался идти, разговаривая о чем угодно только стихами?
Я, кажется, впервые в жизни услышал имя Минаева.
— Стыдно, Валя, не знать короля русской рифмы…
Конечно, стыдно! Но я тогда не знал многого. Минаев меня увлек, и я по сей день не перестаю удивляться бесподобной виртуозности его замечательных версификаций:
Семьей забыта и заброшена,За ленту скромную, за брошь она…Ты грустно восклицаешь: «Та ли я?!В сто сантиметров моя талия».Действительно, такому стануПохвал я воздавать не стану…
Стихотворчество, живое и образное, всегда было авторитетно в нашей стране, благо сам обильный, красочный русский язык давал немало возможностей для поэтической выразительности. Чудаков и графоманов в этом деле тоже было, конечно, немало! Мне сейчас вдруг вспомнилось, что до революции на Путиловском заводе служил тишайший конторщик, который не умел говорить прозою. Он даже бухгалтерские накладные составлял в виршах. И вот как это у него получалось:
Стержень стальной для руля кормового — 2 шт.Румпель железный в корму — 1 шт.Болт не стальной, а железа простого — 30 шт.Гайка и шайбы к нему — 25 шт.
Давным-давно на пароходе, плывущем в лунную ночь по Волге, один начитанный провинциал познакомился с молодым пассажиром, в разговоре с которым нечаянно выяснилось, что он в Петербурге — литератором:
— Так, пописываю кое-где. Нужда, знаете, заставляет.
Провинциал оказался большим почитателем поэзии:
— Сейчас если кто и есть из поэтов, так Некрасов, Курочкин да Минаев, остальные же, от греха подальше, под псевдонимами прячутся. Правда, неплохо «Темный Человек» пишет.
— «Темный Человек» — это я, — представился попутчик.
— Да? Крайне рад. А есть еще «Майор Бурбонов».
— Это тоже я!
— Хм… А еще вот остро сочиняет «Общий друг».
— Как не знать! Это опять-таки я пишу…
«Образованный» провинциал возмутился:
— Я вам так скажу, господин хороший: врать, конечно, всем можно. Но нельзя же быть таким наглым Хлестаковым…
Дмитрий Минаев плыл на родину — в тишайший Симбирск, и он никого не обманывал: все эти псевдонимы принадлежали ему. Утром пароход причалил к родному городу. Прямо к набережной спускались ароматные кущи славных симбирских садов — с цветами, пчелами, фруктами. А вот и классическая гимназия, в которой поэт безуспешно боролся с латынью.
Минаев начинал жизнь мелким чиновником, сначала в Симбирске, затем в Петербурге, где и получил чин за… хороший почерк: при отсутствии пишущих машинок каллиграфия в те времена оценивалась высоко. Юношу тянуло к поэзии, он присматривался к тому, что пишут другие поэты.
— Всюду глагольные рифмы! — возмущался он. — Бить — пить, стоять, — лежать, петь — хотеть, сказала — отвечала… Эдак без особого труда можно вытягивать поэму длинною в версту.
Своему влюбленному приятелю Минаев советовал:
Не ходи, как все разини,Без подарка ты к Розине,Но, ей делая визиты,Каждый раз букет вези ты.
А своей милой прелестнице он шептал на ушко:
Я, встречаясь с Изабеллою,Нежным взглядом дорожуКак наградой и, за белуюРучку взяв ее, дрожу…
С нею я дошел до сада,И прошла моя досада,А теперь я весь алею,Вспомнив темную аллею.
Однако не станем думать о Минаеве как о талантливом рифмоплете-зубоскале. Если отец его, тоже поэт, привлекался по делу петрашевцев, то Дмитрий Дмитриевич сидел в крепости по делу Каракозова, стрелявшего в Александра II. Историки обычно называют его демократом, а иногда пишут более конкретно: революционный демократ. Минаев примыкал к редакции «Современника» — передового журнала России. Максим Горький относил Минаева к «компании самых резких и демократически настроенных людей того времени». Четырнадцать лет жизни поэт отдал сатирическому журналу «Искры», где его рифма заострилась, как кончик осиного жала, сделавшись опасным оружием в борьбе с бюрократией, казнокрадами, взяточниками и просто мерзавцами. Н.К. Крупская писала, что в семье Ульяновых очень увлекались «искровцами», в том числе и Минаевым, а молодой В. И. Ленин многие стихи помнил наизусть…
Да и как не запомнить? Как ими не восхититься?
Вот одно из них, с безобидным названием «Кумушки». Автор вроде бы уговаривает куму Кондратьевну прогнать мужа, который житья не дает ей, бедной, но в подоплеке обыденных слов Минаев затаил мощную политическую сатиру:
Сладко ли, не сладко ли —Все: по шее ль бьют,Лупят под лопатку ли…Так не плачь кума,Позабудь, Кондратьевна:Нужно из умаГнать, и гнать, и гнать его…
Казалось бы, что тут такого? А прочтите стихи с выражением, и получится, что бедняка «лупят подло Паткули» (а Паткуль — обер-полицмейстер Петербурга), что надо «гнать и гнать Игнатьева» (а Игнатьев — генерал-губернатор столицы).
Минаев безжалостно разоблачал крепостников, доставалось от него и Фету, с его замашками старорежимного помещика. Минаев писал в пародиях:
Я пришел к тебе с приветомРассказать, что солнце встало,Что Семен работник с ФетомНе поладил, как бывало…
Шепот, робкое дыханье,трели соловья,Лошадей крестьянских ржанье,под окном свинья.В дымных тучках пурпур розы,в людях страха нет,И глотает злобы слезыкрепостник-поэт…
Третье отделение находилось на Фонтанке, возле Цепного моста, и Минаев не боялся разоблачать его тайны:
У Цепного моста видел я потеху —Черт, держась за пузо, подыхал от смеху:«Батюшки, нет мочи, умираю, право, —В Третьем Отделении изучают право.Право? На бесправье? Эдак скоро, братцы,Мне за богословие надо приниматься…
Минаев выпускал сатирический журнал «Гудок», заглавную виньетку к которому придумал сам. Над толпою стоял человек, размахивая знаменем, на котором начертано: «Уничтожение крепостного права». Цензура проморгала. Только на шестом номере заметили, что лицо знаменосца — это лицо Герцена! «Гудок» закрыли.
Творческая плодовитость Минаева была необычайна, а стихи его брали нарасхват. Он обладал не только даром версификатора — у него был и редкостный дар импровизации. Конечно, издатели жестоко эксплуатировали Минаева. Вот сидит он с друзьями в ресторане у Палкина или Еремеева, прибегает метранпаж из типографии, сам чуть не плачет:
— Митрич, Митрич, спасайте! Место пустое… заполните.
— А сколько строчек надобно, братец?
— На три рубля… ну что вам стоит?
И тут же, в шуме компании, Минаев на салфетке создает блестящее по исполнению восьмистишие. Один маститый, но бесталанный писатель однажды упрекнул поэта за то, что тот базарит себя на мелочи, — и сразу получил ответ:
Ты истину мне горькую сказал.И все-таки прими за это благодарность:На мелочи талант я разменял,А ты по-прежнему все крупная бездарность…
25 сборников стихотворений — это не все, что он сделал. Дмитрий Дмитриевич усиленно переводил Байрона и Гюго, Данте и Гете, Бернса и Сырокомлю, Лессинга и Мольера, Шелли и Леопарди, Лонгфелло и де Виньи, Ювенала и Альфреда де Мюссе… Пробовал он силы и в драматургии: за пьесу «Разоренное гнездо» Академия наук присудила Минаеву премию в 500 рублей, что заставило автора сказать:
Да, в Академии наук плохи хозяева, ей-ей:За «Разоренное гнездо» вдруг дали мне 500 рублей.
А как много размусорил, расшвырял за столом просто так — ради шутки, импровизируя, не стараясь даже запомнить сказанное на злобу дня. Сверкнул — и тут же забыл! Но даже в смехе Минаева иногда прорывались горькие слезы:
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.