Кристофер Хибберт - Королева Виктория Страница 10

Одна из причин того, почему герцогиня Кентская не желала отпускать дочь к королю, заключалась в следующем: она пыталась всеми силами оградить принцессу от общения с его незаконнорожденными детьми, Фицкларенсами, которые один за другим быстро перебирались в Виндзорский дворец. Весь дворец был заполнен этими «несносными бастардами». Королева Аделаида смотрела на все это весьма снисходительно, чего нельзя сказать о герцогине Кентской. Она не упускала случая напомнить, что никакая сила не заставит ее разрешить своей дочери свободно общаться с этими отпрысками столь сомнительного происхождения. «Я никогда не позволяла прежде, — решительно заявила она герцогине Нортумберлендской, — и не намерена позволять в будущем общение Виктории с кем-либо из незаконнорожденных членов королевского семейства. И если я не буду придерживаться этой строгой линии, то как же я смогу научить Викторию отличать достоинство от подлости?»

За спорами по поводу посещения принцессой королевского дворца вскоре последовали и другие ссоры. Так, например, развернулась дискуссия относительно официального обращения по отношению к юной принцессе с титулом «Королевское Высочество». В послании короля парламенту по поводу предложенного повышения жалованья герцогине до шести тысяч фунтов стерлингов слово «королевское» было намеренно опущено, что вызвало в Кенсингтоне справедливое возмущение. Затем возникли определенные трудности по поводу участия принцессы в церемонии коронации. Король настаивал на том, чтобы принцесса Виктория шла в этой процессии по Вестминстерскому аббатству вслед за своими братьями, а герцогиня Кентская упорно доказывала, что принцесса имеет право шествовать сразу за королем. Король продолжал упорствовать, а герцогиня неожиданно заявила, что в таком случае принцесса вообще не будет принимать участия в церемонии. При этом она деликатно сослалась на то, что не может позволить себе подобных расходов и не хочет подвергать опасности здоровье девочки. Что до самой принцессы, с которой, разумеется, никто не советовался, то она очень переживала по этому поводу и заливалась горькими слезами. «Ничто не могло успокоить меня в тот момент, — писала она позже, — даже мои любимые куклы». Без сомнения, Виктория пошла бы на эту церемонию с огромным удовольствием. Она знала, что во время коронации к ней обращались бы соответствующим образом, как это делали все придворные во время ее посещения королевского дворца. При этом понимала: мать неодобрительно относится к таким визитам, и поэтому в присутствии короля будет нервничать. Дело дошло даже до того, что король однажды пожаловался на ее холодный взгляд. «Мне было очень приятно там, — описывала Виктория позже один из своих визитов, — поскольку мои дядюшка и тетушка были очень добры ко мне». При этом она испытывала к королю чувства «нежной благодарности» за то, что он хорошо относился к ней и считал, что «она должна быть самым надлежащим образом подготовлена к выполнению своих обязанностей», ожидающих ее в будущем.

С каждым месяцем принцесса все острее чувствовала свое одиночество. К королю и королеве ее не допускали, дядя Леопольд был всецело поглощен своими неотложными делами в Бельгии, а полукровная сестра Феодора проживала в Германии. Виктория оказалась полностью изолированной в Кенсингтонском дворце и ощущала себя совершенно беззащитной перед жестким порядком Джона Конроя, безропотно поддерживаемым ее матерью. Баронесса Шпэт, которая верой и правдой служила герцогине около четверти века, была уволена за то, что посмела подвергнуть сомнению целесообразность и эффективность «кенсингтонской системы». Словом, она пыталась хоть как-то помочь несчастной принцессе и пострадала за это. А во дворце уже решили, что скоро настанет время избавиться и от назойливой опеки герцогини Нортумберлендской, которая также пыталась ослабить негативные последствия правления Джона Конроя. В то же самое время в окружении герцогини Кентской появилась новая придворная леди — Флора Гастингс, дочь первого маркиза Гастингса.

Кроме того, во дворце предпринимались серьезные меры по увольнению или по крайней мере уменьшению влияния на принцессу со стороны баронессы Лецен. С ней стали обращаться вызывающе грубо и бесцеремонно, надеясь на ее добровольный уход. Однако это лишь привело к усилению привязанности принцессы к своей любимой гувернантке. «Я никогда не смогу в полной мере отплатить ей за все то, что она для меня сделала, — вспоминала позже Виктория. — Она была для меня самым верным, самым преданным и самым любимым другом». А чуть позже принцесса назвала ее своим «ангелом-хранителем и любимой мамочкой Лецен, которую я безгранично люблю». Именно поэтому принцесса с угрюмым удовлетворением, хотя и не без некоторого смущения, восприняла решение короля, который всегда симпатизировал баронессе Лецен, не допустить Джона Конроя к обряду конфирмации принцессы Виктории в королевской церкви. Причем это решение было принято на том основании, что свита герцогини слишком многочисленна. В тот день Виктория была особенно нарядной в своем белом, украшенном ажурными кружевами платье и симпатичной шляпке с розовыми краями. Разочарованная чрезмерно нравоучительной службой архиепископа Кентерберийского, гнетущей атмосферой королевской церкви, которая казалась просто невыносимой в тот жаркий июльский день, а еще больше гневными тирадами матери по поводу неподобающего поведения короля, принцесса Виктория вернулась во дворец и разразилась горькими рыданиями.

В этот же самый день, 30 июля 1835 г., принцесса Виктория получила от своей матери письмо с довольно резкими замечаниями в адрес баронессы Лецен. Мать самым решительным образом потребовала от нее изменить отношение к гувернантке, то есть обращаться к ней более формально и без каких бы то ни было заверений в любви и преданности. Для этого вполне достаточно, по словам матери, обращаться к баронессе с достоинством и дружескими чувствами, но не более того. «Вплоть до 21 года или по крайней мере до 18 лет, — добавила при этом герцогиня, — ты должна полностью подчиняться руководству своей любимой матери и друга».

Ничто в поведении герцогини Кентской не раздражало короля Вильгельма больше, чем то, что он называл «королевскими поездками» по стране. По наущению сэра Джона Конроя герцогиня все чаще вывозила принцессу Викторию за пределы Кенсингтонского дворца, чтобы показать ее народу, которым ей суждено было править, а также познакомить с аристократическими семьями во всех графствах, через которые им приходилось проезжать.

Первая из таких поездок была предпринята летом и осенью 1830 г., когда герцогиня в сопровождении Джона Конроя и его дочери, к которой принцесса не испытывала никаких симпатий, отправились в Холи-Маунт в Мелвери-Хилле, а по пути завернули в Стратфорд-на-Эйвоне, Кенилворт и Уорик, а также нанесли официальный визит во дворец Бенхейм, где тепло побеседовали с герцогом и герцогиней Мальборо. Кроме того, они посетили дворец графа Бичемпа в Мэдресфилд-корт, что в Малверне, а также почтили своим присутствием герцога Бифорта во дворце Бадминтон. Не менее знаменательными были их визиты в Херефорд, Глостер и Стоунхендж. Во время пребывания в городке Бат 23 октября принцесса удостоилась чести открыть Королевский парк Виктории, а в Вустере ей продемонстрировали коллекцию фарфоровых изделий.

Два года спустя, летом 1832г., состоялась еще одна поездка по стране. На этот раз принцесса в сопровождении многочисленных придворных отправилась в северный Уэльс, посетив по пути почти все графства Мидленда. С нескрываемым раздражением читал король в газетах обо всех этих поездках, о «чрезмерно пышных парадах», об оркестрах и о хорах, букетах цветов и флагах, триумфальных арках и оружейных салютах, о восторженных откликах и пышных церемониях. Юную принцессу всегда сопровождали красочно разодетые эскорты почетного караула, а по пути следования кортежа выстраивались огромные толпы людей, желавших лично поприветствовать будущую королеву. Недоброжелатели называли все это «театрализованным представлением Конроя», которое было задумано еще в Лондоне и преследовало цель повысить авторитет юной принцессы. Эта пышная процессия не упускала случая заглянуть по пути в старые аристократические замки и засвидетельствовать свое почтение представителям древних родов. Подбадриваемый ликующими толпами людей, этот кортеж торжественно прошел по улицам Уэлшпула, направился в Повис-Касл и Кернарвон, затем посетил Плас-Ньюид на острове Англси, где навестил одноногого кавалериста маркиза Англси, который предоставил замок в их полное распоряжение. А на обратном пути принцесса Виктории побывала в Итон-Холле в графстве Чешир, в поместье лорда Гросвенора, заехала в Честер, где она в торжественной обстановке открыла мост Виктории через реку Ди, а потом отправилась в графство Девоншир, а там в городке Чатсуорт принцесса приняла участие в торжественных мероприятиях, посвященных ее визиту.