Наталья Павлищева - Нефертити и фараон. Красавица и чудовище Страница 10

– Хорошо, я распоряжусь об этом завтра.

– Могу я еще попросить…

– Что?

– Юной царице сегодня ночью нужен покой и кое-какие средства, чтобы она смогла восстановить силы. Я принес настойку, облегчающую страдания тела в жару и помогающую легче ее переносить.

«Ты бы мне предложил эту настойку!» – едва не сказала царица, но лекарь опередил свою повелительницу:

– Это нельзя пить часто, только иногда… Если привыкнуть, то будет плохо, очень плохо.

– Ты давал такую настойку Единственному?!

– Да, – потупился Медхеб.

– Часто?

– Я не могу отказать пер-аа в его повелении.

– Ясно… Настойка может повредить будущему ребенку царевны?

– Если он уже есть, то да. Но не думаю, что это так.

– Лучше не давай ничего. Если случится плохое, то мы с тобой будем виновны в гибели ребенка.

– Если не дать, то может погибнуть сама царевна.

– Хорошо, дай немного.

Настойка, видно, помогла, на следующий день девушка чувствовала себя гораздо лучше. Бедняга старалась делать вид, что все в порядке, пыталась улыбаться, но улыбка получалась вымученной, а потому неприятной.

Первым не выдержал фараон:

– Скажи Тадухеппе, чтобы не растягивала так губы, противно смотреть! И пусть лучше отдохнет, у нее очень утомленный, если не сказать вымученный вид. Это царевич так постарался или она просто больна?

Тийе не стала скрывать от мужа ничего, тем более что скрыть от Аменхотепа было просто невозможно, иногда ей казалось, что фараон умеет читать мысли.

– Медхеб сказал, что у нее слабое сердце, ей тяжело переносить жару…

– Медхеб? Пусть даст ей настойку, у него есть.

Тийе потупилась.

– Уже давал, больше нельзя.

Аменхотеп вдруг взял жену за подбородок и повернул голову к себе, внимательно вглядываясь в лицо:

– А ты пробовала эту настойку?!

– Нет! – Тийе спокойно выдержала пронизывающий взгляд мужа. – Нет, не пробовала и тебе не советую.

Короткий смешок был ей ответом.

– Мне поздно что-то советовать! Скажи только Аменхотепу, чтоб не вздумал пробовать. К ней привыкаешь быстро и уже не сможешь обойтись, а пить приходится с каждым разом все больше… Зато блаженство… – с улыбкой вздохнул фараон.

Тадухеппа умерла через несколько месяцев, не успев не только родить наследника, но и вообще освоиться в Опете. Все это время митаннийская принцесса болела и глотала какое-то средство, которое ей готовил лекарь фараона Медхеб. Поговаривали, что если средства не давали, то следовала истерика, которую не мог вынести никто, потому пер-аа распорядился поить сколько влезет.

Юный супруг быстро стал вдовцом.

С началом половодья работы прибавлялось не только у тех, кто следил за уровнем подъема воды и оберегал важные постройки от затопления. Жрецы всех храмов тоже были заняты, они совершали жертвоприношения, каждый своему божеству, и советовались с пророками по поводу начинающегося года. Одни часами стояли, до боли в шее задирая головы вверх и до рези в глазах наблюдая за полетом диких птиц, другие резали жертвенных овец и подолгу разглядывали их внутренности, роясь в утробах по локоть в крови, третьи не сводили глаз с поверхности воды из Нила, налитой в священные сосуды. И все, каждый на свой лад, предсказывали будущее.

Богов много, и они редко соглашались друг с другом, а потому люди предпочитали верить именно тем предсказаниям, которые были выгодны именно им. Если одно божество советовало не отправляться в этот год в путешествие, а таковое было совершенно необходимо, то житель Фив просто шел к следующему предсказателю и выслушивал совет непременно отправиться, ввиду того что год для путешествий весьма благоприятен!

Но в тот разлив боги оказались на редкость единодушны: они предрекли сначала горе, а потом счастье. Основная масса поверила во второе. И только царица Тийе покачала головой: первое явно о пер-аа, уж слишком он плох. А второе… повод радоваться найти всегда можно, было бы желание.

Так и вышло, правда, повод к радости нарочно искать не пришлось, нашелся сам, да еще какой! Но сначала все же было горе.

Царевич за прошедшие годы сильно изменился, но вовсе не потому, что женился и стал вдовцом, он, всегда ценивший спокойное времяпровождение, негу в тени возле пруда и бывший мечтательным, все же полюбил и более мужественные развлечения. Аменхотеп стал заядлым наездником и оценил удовольствие, получаемое от бешеной гонки на колеснице. Вдали от Малькатты его научили править, и делал это царевич весьма уверенно.

В тот день он решил посетить хозяйство Эйе, уже был наслышан о прекрасных лошадях, выезженных для фараона сановником и его подручными. Хотелось попробовать на себе. Было жарко, очень жарко, в такой день лежать бы в тени у воды, но бьющий в лицо ветер во время скачки охлаждал не хуже.

И лошади, и колесницы и впрямь были хороши!

Аменхотеп со знанием дела потрогал уздечку, вожжи, осмотрел колесницу, довольно хмыкнул: у Эйе и впрямь отличные колесницы! Царевич даже на мгновение замер, выбирая, на какой из них поехать. Но на второй у лошадей плюмажи со знаками самого Эйе, поэтому Аменхотеп выбрал первую, к которой, собственно, и лежала душа.

Легко вскочил в колесницу, забрал вожжи у возницы, знаком показал тому, чтобы сошел. Эйе колебался, не решаясь сказать царевичу, что опасно править самому, у всех в памяти страшная гибель старшего сына пер-аа Тутмоса под колесами своей перевернувшейся колесницы. Но весь вид Аменхотепа говорил о том, что возражать не только бесполезно, но и опасно.

С вызовом глянув на Эйе, царевич дернул вожжи, сначала пробуя подчинение лошадей. Убедившись, что те хорошо выучены, с удовольствием рассмеялся и пустил их галопом.

В этот момент Эйе кто-то тронул за руку. Оглянувшись, он увидел Нефертити.

– Можно и мне?

– Нет.

– Почему?

– Неф, там царевич.

– Позволь! – Глаза девушки молили.

– Неф, ты понимаешь, что будет, если…

Договорить не успел, с криком «Да!» дочь дикой кошкой вскочила в колесницу, просто вытолкнув из нее возницу. Послушные, привыкшие к удали хозяйки лошади с места взяли в галоп, рабы едва успели отскочить от колес в разные стороны. Не будь Нефертити натренирована многими днями бешеной скачки, она неминуемо вылетела бы вон из колесницы, но ноги девушки уперлись в дно достаточно прочно, а гибкое тело сумело удержать равновесие. Это ее колесница, ее лошади, много раз чищенные до блеска и кормленные с руки, но не раз и битые кнутом.

До Эйе только донеслось:

– Ничего не будет…

При прыжке Нефертити разорвала низ своего калазириса, хотя у него и без того был довольно глубокий разрез внизу, девушка любила решительный шаг и не любила скованности в движениях. Теперь подол ее одежды хлопал, точно крылья птицы на ветру, волосы едва сдерживал поспешно надетый обруч.

Сановник только покачал головой: с Неф и раньше-то сладу не было, а стала взрослей – совсем от рук отбилась. Вот кому бы родиться мальчишкой!

За второй колесницей уже клубилась пыль. От площадки, на которой остался стоять Эйе, было хорошо видно, как вторая колесница уверенно догоняет первую. Почему-то у сановника неприятно сжало сердце, было предчувствие беды, но в то же время он понимал, что не с этими двумя молодыми людьми. Эйе привык доверять своим ощущениям, а потому беспокойно огляделся.

Вовремя, потому что к нему бежал гонец от Главной царицы Тийе. Сестра ни за что не стала бы присылать гонца просто так, значит, все же что-то случилось… Гонец только выдохнул:

– Пер-аа…

– Покинул нас?!

– Нет, пока жив…

Эйе с тоской посмотрел на уже слившиеся в одно облачка пыли вдали. Аменхотеп не готов править… Хотя у него есть Тийе, а у Главной царицы он, брат Эйе… Тоже неплохо. Почему-то обожгла мысль: только бы не свернули себе шеи в бешеной скачке! И зачем отпустил следом Нефертити?

Аменхотеп наслаждался быстрой ездой, он уже хорошо правил, а лошади у Эйе действительно прекрасно выучены, слушались вожжей, не пришлось даже особо стараться кнутом.

Царевич скорее почувствовал, чем услышал, что кто-то догоняет. Ого, кто-то смог мчаться быстрее его самого? Аменхотеп пустил в ход кнут, но преследователь не отставал.

У царевича не было возможности обернуться и посмотреть, кто это, болезнь сковала его шею окончательно, а оборачиваться всем туловищем значило потерять равновесие. Хотя какая разница, кто это, важно, что вторая колесница не хуже первой, а возница – его самого! Кроме того, они уже довольно далеко от площадки, но достаточно близко к скалам, чтобы задуматься над поворотом, если, конечно, нет желания попросту врезаться в гранит.

У Аменхотепа не было, потому он перестал подгонять лошадей, поворачивать на полном скаку значило отправиться вслед за старшим братом Тутмосом.

Но и преследователь тоже сбавил ход. Он догонял справа, оставляя царевичу место для разворота влево. «Разумно!» – мысленно похвалил возницу Аменхотеп. Краем глаза он все же заметил плюмажи Эйе на головах коней и усмехнулся. Сановник решил преподнести урок царевичу? Ничего, после разворота еще посмотрим, чья возьмет!