Сергей Смирнов - Тайна Кира Великого Страница 10

Все воины, стражники дворца, выстроились в две ше­ренги от ворот до бронзовых дверей. Там в золотой одежде, вытканной явно не в этих диких краях, встречал повелителя хазарапат Уршаг. Только конюхов пропустили к воротам. Остальные слуги и подданные остались за плечами воинов, державших копья ровными рядами.

Я стал опасаться, что в этом торжественном столпо­творении ничего толком не выйдет. Пробиться вплотную к повелителю стража не даст, а на точный бросок издалека рассчитывать нельзя. Но в том, что нынешний ясный день станет последним днем царя Кира, сомневаться мне не полагалось.

Я нашел довольно возвышенное место, с которого были хорошо видны и ворота, и промежуток между шеренгами воинов, и двери дворца, и приближающийся к Пасаргадам иудейский обоз, и весь обратился в зрение.

Ворота отворились, и въехала варварская конница. В тот же миг все «нестроевые», оттесненные стражами, высоко подняли руки и стали выкрикивать славословия.

И я вновь был изумлен. Все всадники казались одина­ковыми. Все статны, крепки, но одеты не лучше встречав­ших меня под городом воинов, если не считать посверки­вавших на запястьях браслетов да более дорогих тканей, выбивавшихся из-под светлых, хорошо дубленных овечьих шкур. У всех к седлам были приторочены примерно равные охотничьи трофеи: гроздья птиц, горные косули и козы. Все всадники выглядели немолодо, самому младшему явно пошел уже четвертый десяток. Старший же из них, седобородый перс, ехал первым, но я сразу догадался, что царь не он.

«Кто же из них Кир?» — недоумевал я и встревожился еще сильнее, когда заметил среди всадников человека, лицо которого казалось бронзовым, как дворцовые двери. То был, несомненно, эламит, и наверняка тому эламиту было рукой подать до царя.

Но вот в дворцовых пределах грохот утих, кони ос­тановились, и конюхи, бежавшие по бокам и следом, почти одновременно подхватили их под уздцы. А за во­ротами и за оградой еще слышался стук копыт, и я, под­тянувшись на носках, мог заметить по шапкам и копьям, что там разъезжаются в стороны еще полторы-две сотни воинов.

Хазарапат Уршаг, благоговейно подняв руки, стал спускаться со ступеней дворца. Из дюжины знатных пер­сов, вернувшихся с охоты, вышел невысокий плотный человек, которого я теперь видел только со спины. Уршаг сделал шаг ему навстречу и торжественно поцеловал в левое плечо.

Кир! Невысокий и ничем не примечательный с виду царь персов!

Когда он проезжал мимо, я даже не запомнил его лица!

И я обозвал себя невеждой. Ведь, пытаясь разглядеть всех сразу, не приметил главного отличия. На головах у всадников высились войлочные и кожаные шапки, украшенные серебряными кольцами и чешуйками, но вершины шапок были загнуты вниз. И только царская шапка, поблескивавшая золотыми колечками, горделиво торчала своим острым концом в небеса. Вот и все от­личие царя!

Впервые за дни моего пребывания в дворцовых пределах бронзовые двери открылись, и царь персов, явившись моему взору всего-то на несколько мгновений, исчез в сумраке своего дома.

Минуло еще немного времени, и снова вокруг дворца стало тихо и почти безлюдно. Стражники теперь стояли вокруг всего дворца, но именно теперь я смог вполне безнаказанно обойти дворец со всех сторон в нескольких шагах от стен, даже мимо задних дверей. Видимо, в отсутствие царя подходить к пустому дому, в котором обитали только слуги и женщины, чужим не позволя­лось. Священных сил царского тела (персы называют эти силы «хварено», или «сияние») хватало, чтобы ото­гнать от стен всякие злые чары.

Воины знали Анхуза-коновала как пришельца, исце­лившего царских коней, и теперь с особенной радостью приветствовали его взмахами рук и копий. Но Анхузу-ко­новалу не требовалось почестей, золота и похвального слова царя. Он искал лазейки, щелки и выступы на стенах.

Смерть бродила в нескольких шагах от царя. Еще одна смерть или даже две пока что спускались к нему с западных склонов гор. Первая не хотела делить свою добычу с ос­тальными и потому жадно бродила кругами, ища подступ к жертве.

Я предоставил Киру выбор: или он сам придет на ко­нюшню, когда с выгона приведут не совсем окрепших ко­ней, или дождется меня ночью в своей собственной опо­чивальне.

По выбору или само собой вышло второе.

С каждым часом кровь в моих членах становилась все горячее. Каждая мускульная жила как будто превратилась в туго натянутую тетиву, а все чувства обострились, словно у хищника, готового к броску.

Я слышал, как хрустят камешки под ногами воинов, охраняющих дворец и покой царя, как пчелы перелетают с цветка на цветок, а по земле пробегают жужелицы. Слышал не только пение птиц, но и тонкий свист их перьев, когда перелетали они с ветки на ветку где-то в дебрях сада. Мне казалось, что начинаю различать гулкий голос царя в стенах дворца и шепот его женщин, навечно спрятанных от всех чужих глаз. И с каждым часом с расстояния в сотни стадиев все отчетливей доносился скрип колес и позвякивание медной посуды в обозе иудейского купца.

Глаза улавливали движение чуть не всякого листика в саду и уже начинали прозревать сквозь всю толщу расти­тельности, сквозь стены. В своих грезах я уже мог пере­считать всех стражников, проникнуть за бронзовые двери, сквозняком пронестись по комнатам и переходам, заглянуть за углы и пологи.

Так дождался и заката и ночи. Это ожидание длилось как будто дольше моего путешествия из Милета в это горное гнездовье.

Я был уверен, что иудей благополучно добрался до Пасаргад. Знал без сомнения, что в этот день он не был и уже не будет допущен во дворец. Предполагал, что вави­лонянин не повернул назад и ему куда легче, чем обреме­ненному грузом иудею, появиться в любое мгновение по эту сторону стен. Да, стены были низки, а сад чересчур густ. Будь я хазарапатом, то возвел бы преграду понадежней.

Незадолго до полуночи Болотный Кот наконец вышел на охоту.

С черных небес, полных необыкновенно ярких звезд, быстро опустился холод. Сад застыл без звука и движения. Всю мою одежду составляла тугая повязка на чреслах да еще, можно считать, тонкий слой оливкового масла, ко­торым я как следует натерся для большей гибкости членов и для того, чтобы немного отбить человеческий запах. Но холода я не чувствовал и знал, что сил против него хватит на всю ночь.

Конюхи спали крепко.

Укрепив на поясе все необходимое — два маленьких кинжала в ножнах, веревки и несколько железных крюч­ков,— я двинулся по саду. Стояла глухая тьма. Только огни факелов, горевших у парадных дверей дворца, теплыми звездочками поблескивали сквозь листву.

Первым делом предстояло добраться до внешней сте­ны и забросить на нее мешок с одеждой и дюжиной лепешек, удержав при броске конец веревки, привязанной к этому мешку. Ведь я так и не решился облегчить свои хлопоты и закончить свою жизнь вместе с делом здесь, На копьях стражников. Значит, приходилось думать и о завтрашнем дне, о том, как унести ноги, а потом спрятаться и выжить в горах первое время, в дни самых упорных облав.

Итак, забросив мешок со своей жизнью на стену, я повернулся назад, обратил взор ко дворцу и двинулся во тьме навстречу своей судьбе. Местами я шел как человек, местами — на четвереньках, как хищник, под кустарником проползал ящерицей.

Мне удавалось хранить первозданную тишину. Ни один камешек не зашуршал под ступнями, ни одна ветка не хрустнула. Хотя, признаюсь, исцарапался я в саду из­рядно.

И вот когда, по моему расчету, я преодолел половину первой и самой легкой тропы, мне вдруг послышалось чье-то дыхание. Я замер и, поводив головой, приметил два огонька, холодных, как звезды, но крупнее и ближе самых ярких звезд. У самой земли сквозь тьму сада огонь­ки приближались ко мне. Как мне хотелось в те мгновения остановить не только дыхание, но и сердце и похолодеть подобно самому мертвому камню. Но вся плоть моя го­рела.

Я опустился на колени, и гепард своим прохладным носом ткнулся мне в висок, а потом пощекотал мне своим ухом шею и плечо. Ничего не оставалось, как только по­чесать его за ухом. Тут и второй по-дружески толкнул меня лбом в поясницу. Было приятно, что приняли за своего, но не предлагать же было им общую охоту!

Оставалось еще чуть-чуть поублажать их, а потом быстро перерезать шеи обоим. Но, к счастью, судьба забрала из моих рук это злое дело. Вернее, произвела обмен.

Странный шорох мы услышали все трое, и трое разом навострили уши и выгнули спины. Я остался на месте, а гепарды, как истинные хозяева сада, бросились во тьму.

Послышались треск веток, рычание, приглушенный вскрик. Некто, явно двуногий, выскочил на меня и, спо­ткнувшись об мою ногу, растянулся плашмя. Мига хватило, чтобы прыгнуть ему на спину и проткнуть кинжалом тьму вместе с его шеей. Двуногий содрогнулся подо мной и захрипел. Но и позади меня, в кустах, раздался ужасный хрип, а затем — истошный кошачий визг. И сразу же вдали, у дворца, загремел топот ног.