Уильям Теккерей - Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 2) Страница 10

Но еще удивительнее оказалось то, что, когда мисс Ньюком с горничной появились на станции, там уже находился мистер Клайв. Что же может быть естественней и похвальней его желания съездить повидать тетушку Ханимен? И что необычного в том, что мисс Этель захотелось провести субботу и воскресенье с больным отцом и отдохнуть хорошенько денек-другой после пяти утомительных вечеров, на каждый из которых, по нашему подсчету, приходилось по два, приема и одному балу. И то, что они вместе отправились в Брайтон, барышня под опекой своей femme de chambre [11], - ни у кого, согласитесь, не должно было вызвать никаких нареканий.

Разумеется, было бы нелепо утверждать, что летописцу известно все на свете, даже то, о чем шептались между собой, двое влюбленных в вагоне первого класса; солидные историки те претендуют на такую осведомленность, описывая тайные сборища заговорщиков, совещания с глазу на глаз между монархами и их министрами и даже сокровенные мысли и побуждения упомянутых особ, быть может, неведомые нам самим. Все, за что данный писатель может поручиться своей репутацией правдивого человека, это — что в такой-то день состоялось свидание таких-то лиц, каковое имело такие-то последствия. Услышав об этой встрече и отлично зная своих героев, автор, конечно, мог довольно точно представить себе все между ними произошедшее. Вы же не станете подозревать меня в том, что я подкупил горничную или что два конторщика, которые ехали в одном вагоне с нашими молодыми людьми и вряд ли могли что-нибудь слышать, пересказали мне их беседу? Если бы Клайв и Этель ехали вдвоем в купе, я бы даже смелее поведал вам, что там было, но с ними ехали еще молодые конторщики, безбожно курившие всю дорогу.

— Так вот, — начала шляпка, придвинувшись к цилиндру, — признайтесь, сэр, правда ли, что в Риме выбыли ужасно влюблены в девиц Фримен, а потом чрезмерно внимательны к третьей мисс Баллиол? Ведь вы же рисовали ее портрет? Ну вот видите! Все художники притворяются, что обожают рыжих девиц, потому что их рисовали Тициан и Рафаэль. А Форнарина тоже рыжая? Смотрите, мы уже в Кройдоне!

— Форнарина, — отвечал шляпке цилиндр, — если картина в галерее Боргезе точно передает оригинал или хотя бы близка к нему, была женщиной некрасивой, с наглыми глазами, грубо очерченным ртом и красновато-коричневой кожей. Она, право, так дурна собой, что, на мой взгляд, наверно, такой и была в действительности, — ведь мужчины обычно влюбляются в плод своей фантазии, а точнее сказать: каждая женщина прекрасна в глазах своего любовника. Знаете, какова, должно быть, была древняя Елена?

— Не знаю, я ничего про нее не слышала. Кто она такая, ваша Елена? спросила шляпка. Она и в самом деле ничего этого не знала.

— Долго рассказывать, к тому же история эта произошла так давно, что не стоит и вспоминать о ней, — отвечал Клайв.

— Вы оттого и толкуете про Елену, что хотите избежать разговора о мисс Фримен! — воскликнула молодая особа. — То есть, о мисс Баллиол.

— Мы будем говорить о ком вам угодно. Так какую из них мы начнем разбирать по косточкам? — осведомился Клайв. Дело в том, что сидеть с ней в одном вагоне — быть взаправду с ней, смотреть в эти удивительные ясные глаза, видеть, как шевелятся нежные губки, слышать ее нежный голос и звенящий смех, располагать этими полутора часами назло всем светским дуэньям, бабушкам и условностям, назло самому будущему, было для юноши настоящим счастьем, и оно переполняло его душу и все существо таким острым ощущением радости, что стоит ли удивляться его оживленности и шутливому настроению?

— Значит, вы узнавали о моих делах? — спросил он. Господи помилуй, они уже прикатили в Рейгет! Вот

Гэттон-парк проносится перед ними как на крыльях ветра.

— Я про многое слышала, — отвечает шляпка, потряхивая благоуханными локонами.

— Почему же вы не ответили на мое второе письмо?

— Мы были в ужасном смущении. Нельзя же отвечать на все письма молодых людей. Я даже сомневалась, отвечать ли на записку, полученную с Шарлотт-стрит, Фицрой-сквер, — промолвила шляпка. — Нет, Клайв, не надо нам писать друг другу, — продолжала девушка уже с грустью, — разве что редко-редко. И то, что я сегодня встретила вас здесь, право, чистая случайность. Когда я на вечере у леди Фарем обмолвилась, что поеду нынче в Брайтон навестить папеньку, я и думать не думала, что встречу вас в поезде. Но раз уж вы здесь, — ничего не поделаешь. Так вот, я не стану скрывать: существуют препятствия.

— Какие же еще?! — вырвалось у Клайва.

— Ах, вы, глупый мальчик! Никаких других, кроме тех, что всегда были и будут. Когда мы расстались, то есть, когда вы оставили нас в Баден-Бадене, вы знали, что это к лучшему. Вам предстояло много занятий, и вы не могли без конца тратить время на… детишек и больных людей. У каждого человека свое дело, и у вас тоже — вы сами его выбрали. Мы с вами в столь близком родстве, что можем… можем любить друг друга почти как брат с сестрой. Что бы сказал Барнс, услышав мои слова! Какая бы судьба ни ждала вас и вашего батюшку, я не могу относиться к вам иначе, чем… ну сами знаете! И так всегда будет, всегда! Существуют такие чувства, против которых, надеюсь, бессильно время, хоть я, не взыщите, никогда больше не стану говорить о них. Ни вам, ни мне не изменить наших обстоятельств, так пусть каждый из нас будет достоин своей роли. Вы станете хорошим художником, а я… — кто знает, что будет со мной? Я знаю лишь то, что предстоит мне сегодня. Сегодня я еду повидаться с родителями и буду до самого понедельника так счастлива, как только возможно.

— А я вот знаю, чего бы я сейчас хотел, — вымолвил Клайв; поезд со свистом ворвался в туннель.

— Чего? — спросила в темноте шляпка. Паровоз ревел так громко, что, отвечая, он вынужден был придвинуть свою голову совсем близко.

— Я бы хотел, чтобы этот туннель обрушился прямо на нас или чтоб мы вот так ехали вечно.

Тут вагон сильно тряхнуло, и служанка вскрикнула, а возможно, и мисс Этель тоже. Висевшая на потолке лампа светила так тускло, что в вагоне было почти совсем темно. Неудивительно, что горничная испугалась! Но вот снова ворвались потоки дневного света, и неумолимое солнце в мгновение ока положило конец всем мечтаниям бедного Клайва, чтобы вот так ехать и ехать вечно.

Как жаль, что это был курьерский поезд! Но допустим, он был бы просто пассажирский — и тогда он в конце концов добрался бы до места. Они приехали, и кондуктор объявил: "Ваши билеты!" Клайв протянул три их билета — его, Этель и горничной. Конечно, не спорю, ради такой поездки стоило отказаться от Гринвича. В Брайтоне мисс Этель встречал мистер Куц с коляской. Прощаясь, девушка ответила Клайву на рукопожатие.

— Могу я зайти повидать вас? — спросил он.

— Можете… чтоб повидать маму.

— А где вы остановились?

Господи, да ведь они же остановились у мисс Ханимен! Клайв расхохотался. Так ведь он тоже туда! Разумеется, у тетушки Ханимен не найдется для него места: ее дом переполнен другими Ньюкомами. Да, поистине, их встреча была любопытнейшим совпадением; однако леди Анна предпочла ни словом не упомянуть бабушке об этом происшествии. Сам я затрудняюсь сказать, как лучше им было поступить в сложившихся обстоятельствах: тут возможно множество вариантов. Раз что они сюда добрались — ехать ли им и дальше вместе? Скажем, они держат путь в один и тот же дом в Брайтоне — надлежит ли им ехать в одном экипаже (с Куном и горничной, разумеется)? Скажем, они случайно встретились на станции — надлежит ли им ехать в разных вагонах? Пусть мне ответит любой джентльмен и отец семейства, как бы он поступил, если бы в ту пору, когда он был по уши влюблен в свою нынешнюю супругу, миссис Браун, он повстречал ее с горничной в почтовой карете и рядом с ней имелось бы свободное место?

Глава XLII

Оскорбленная невинность

"От Клайва Ньюкома, эсквайра, подполковнику Hьюкому, кавалеру ордена Бани второй степени.

Брайтон, 12 июня, 18..

Дорогой батюшка!

Поскольку погода в Неаполе стала слишком жаркой и Вы пожелали, чтобы я вернулся в Англию и повидал мистера Бинни, я так и поступил и вот уже три недели как нахожусь здесь и пишу Вам из гостиной тетушки Ханимен в Брайтоне, где Вы в последний раз обедали перед своим отплытием в Индию. Зайдя на Фог-Корт, я получил там ваш щедрый денежный перевод и часть этой суммы потратил на покупку отличной скаковой лошади, верхом на которой катаюсь по Парку вместе с другими молодыми франтами. Флорак в Англии, но не нуждается в Вашей помощи. Подумать только, теперь он принц; де Монконтур — таков второй титул светлейшего семейства Д'Иври, — а старый граф де Флорак стал нынче герцогом Д'Иври, ввиду кончины другого престарелого господина. Думается, супруга покойного герцога укоротила его дни. Ну и женщина! Это она подстроила дуэль лорда Кью с одним французом, из-за чего возникли всевозможные неприятности и семейные ссоры, о коих Вы сейчас узнаете.