А. Сахаров (редактор) - Александр II Страница 10

Протяжно и тонко засвистел паровоз, закачались вагоны, поезд сбавил ход. Миновали полустанок. Военный министр мысленно возвратился к предстоящей кампании.

Главная российская армия разворачивалась на Дунае, однако и Кавказскому театру военных действий Генеральный штаб уделял значительное внимание.

Намечался целый ряд мер против турецкого вторжения в Закавказье. В рапортах военного атташе в Константинополе в мае и июне 1876 года подробно сообщалось о военных приготовлениях Турции на Кавказе.

Осенью того же года на Ливадийских совещаниях этому важнейшему стратегическому пункту придавалось большое значение. Об Александрополе и его стратегическом значении говорилось, «что он, ввиду быстро меняющихся политических обстоятельств, наиболее соответствовал возможности в случае необходимости быстрого движения наших войск в пределах Турции».

Такой же точки зрения придерживался русский посол в Константинополе Игнатьев.

В целях предотвращения турецкого вторжения велено было усилить Александропольский лагерь, а также пунктами военного сбора предусматривались Ахалык, Эривань и Кутаис.

Когда российскому Генеральному штабу стало известно, что турецкие войска готовятся к захвату всей кавказской территории, а также Тифлиса, Владикавказа и Петровска, Милютин представил царю соображения по мобилизации русской армии. Газета «Правительственный вестник» 19 ноября 1876 года официально сообщила о мероприятиях, «имевших целью предотвратить вторжение турецких войск на Кавказ и оказать помощь балканским народам».

– Я уверен, – сказал царь Милютину, – продвижение Кавказской армии вглубь встретит тёплую поддержку коренного населения.

– Убеждён, ваше величество, ибо армяне терпят не только постоянные унижения от Порты, но и физически истребляются…

Милютин прижался лбом к оконному стеклу…

В Оттоманской Порте разжигали антиславянские настроения, бряцали оружием военные, к власти пришёл султан Абдул-Хамид II. Политику коварного и жестокого Абдулы, повелителя турецкой империи, прозванного «кровавым султаном» за резню славян и армян, дополнял великий визирь Мидхат-паша…

Оторвавшись от окна, Милютин всмотрелся в карту Балкан. Извилистая лента Дуная разделила Болгарию с Румынией. Декларация независимости Румынии – дело недалёкого будущего. К этому приложил свою руку князь Горчаков, к неудовольствию Андраши и Бисмарка. Из вассальной «турецкой» Румыния сделается самостоятельным государством и союзником России в этой войне. Румынская армия встанет бок о бок с русскими войсками на правом фланге…

В Бессарабии сосредоточилась Дунайская армия. Ставка главнокомандующего великого князя Николая Николаевича находилась в Кишинёве. Здесь до начала боевых действий намерен разбить свою Главную квартиру и государь.

Взгляд Дмитрия Алексеевича прошёлся по Герцеговине, Боснии, где свободолюбивые горцы не выпускают из мужественных рук оружия, наследованного от отцов и дедов. Задержался на Сербии. Князь Милан не знает страха. Сербская армия и русские добровольцы генерала Черняева приковали к себе многотысячные таборы Сулейман-паши.

Заложив руки за спину, Дмитрий Алексеевич прошёлся по ковровой дорожке. Восточный кризис дал себя знать и на франко-германской границе. Бисмарк призвал борзописцев, и немецкая печать на все лады принялась поносить французов. Писали о концентрации французской кавалерии вблизи германской границы.

По принципу преследуемого толпой вора, который громче всех кричит: «Держи вора!», Бисмарк упал на тощую грудь лорда Биконсфилда с криками: «Франция готовит вторжение в Германию! Необходимо заключить оборонительный и наступательный союз!»

В Лондон к послу Петру Шувалову[28] срочно полетела депеша Горчакова: альянс Британии с Германией не должен состояться…

В британском кабинете лорды с холодным сердцем и лисьим нюхом отклонили предложение Бисмарка. Лорд Биконсфилд, усаживая за круглый стол переговоров лорда Солсбери и Петра Шувалова, сказал: «Не Германии надо опасаться Франции, а французам немцев».

Шувалов и Солсбери составили протокол. Порте рекомендовали принять мягкие реформы, урезанные даже по сравнению с предложениями Константинопольской конференции…

Накануне отъезда Милютин повстречался с Горчаковым. Князь уведомил, что представители «европейского концерна» подписали Лондонский протокол. Осталось выслушать совет Порты.

– Как я хотел бы избежать военного столкновения, – сказал российский канцлер. – Но… человек предполагает, а Господь располагает.

Дали свет. Милютин включил ночник, разделся. Долго лежал, вслушиваясь в стук колёс. Мысли вернулись к делам насущным. Началось формирование болгарского ополчения. Приток добровольцев велик. Это те, кто живёт в России и кому удалось вырваться из Болгарии. Вспомнил, как в последний день октября прошлого года принимал представителей Славянского комитета – писателя Аксакова и купцов Третьякова и Морозова. С ними приехал и генерал Столетов[29]. Разговор был долгим, он касался в том числе и обмундирования, и вооружения ополченцев. Представители славянского комитета заявили, что в их адрес уже поступают народные пожертвования на ополчение. Они выразили желание, чтобы во главе ополчения встал генерал Столетов, а что касается офицеров, они должны быть добровольцами…

Пока не решено, как будут использоваться болгарские дружины. Император считает, что в качестве вспомогательной силы, а он, Милютин, убеждён, уже в ближайшие месяцы болгары станут сражаться за свою родину вместе с русской армией.

Едва запахло войной, как дипломатия пришла в движение. Рейхсканцлер Бисмарк завлекал Вильгельма далеко идущими планами. Ему не пришлось прилагать особых усилий, кайзер был готов поделить дипломатическое ложе со своим железным канцлером.

– Восточный кризис, – сказал Бисмарк, – позволит нам поссорить русского медведя с британским львом и австрийскими музыкантами, лишив Францию её коронованных заступников. Мы поставим легкомысленных французов в положение дипломатической изоляции.

– А если русский медведь заломает габсбургских музыкантов? – спросил Вильгельм.

– Я сплю, а мне снится треск костей сцепившихся в схватке льва и медведя.

– Британия не забывает: Россия, покорив Среднюю Азию, закрыла англичанам дорогу в Хиву и Бухару, Самарканд и Коканд. Русский солдат штыком коснулся британской жемчужины – Индии.

– О, английский лев зубаст. И не приди русские в среднюю Азию, кто знает, не вонзил бы в неё зубы британский хищник? Однако мы не должны забывать, что габсбургские музыканты и немецкие бюргеры говорят на одном и том же языке… Итак, когда зазвенят русские сабли и турецкие ятаганы, мы склоним императора Александра и его хитрого лиса Горчакова закрыть глаза на Эльзас и Лотарингию. Только при этом мы согласимся на господство русских в Бессарабии, австрийцев в Боснии, а чопорных англичан принудим греть свои бока в песках Египта…

Изучив проект Горчакова, в котором он предлагал созвать европейскую конференцию, Бисмарк отправил в Петербург фельдмаршала Мантейфеля с письмом кайзера. Рассыпаясь в благодарностях за поддержку Германии в 1870 и 1871 годах, Вильгельм писал Александру II, что в отношении России его политика будет покоиться на памяти о тех днях.

Русский царь, однако, оказался не прост. Ответно он предупредил Вильгельма, что «…несмотря на всё желание поддержать в восточном вопросе согласие держав… он может оказаться вынужденным занять особую и сепаратную позицию».

При этом Александр чётко спрашивал: может ли Россия рассчитывать на помощь Германии?

Вопрос был подобен удару бича. Вопреки дипломатической этике Бисмарк промолчал. И тогда Александр обратился к военному уполномоченному германского императора в Петербурге генералу Вердену за официальным ответом. Верден немедленно запросил Берлин.

Дальнейшая игра в молчанку сделалась невозможной. В октябре 1876 года германский посол в Петербурге Швейниц получил предписание канцлера передать русскому правительству ответ, таивший многозначные политические последствия. Бисмарк писал: «…мы сначала сделаем попытку убедить Австрию в случае русско-турецкой войны поддерживать с Россией мир… Если, несмотря на наши старания, мы не сможем предотвратить разрыв между Россией и Австрией, и тогда у Германии ещё не будет оснований выйти из состояния нейтралитета. Но нельзя наперёд утверждать, что такая война, особенно если в ней примут участие Италия и Франция, не приведёт к последствиям, которые заставят нас выступить на защиту наших собственных интересов. Счастье может изменить русскому оружию перед лицом коалиции всей остальной Европы, и мощь России будет серьёзно и длительно поколеблена, это, естественно, не может отвечать нашим интересам. Но столь же глубоко будут задеты интересы Германии, если возникнет угроза австрийской монархии: её положению европейской державы или её независимости. Это приведёт к исчезновению одного из факторов, на которых основывается европейское равновесие».