Алла Кроун - Перелетные птицы Страница 10

Во дворце, у которого они остановились, ярко горели окна. Важный лакей в ливрее, белых чулках и туфлях с пряжками открывал большую парадную дверь гостям в военной форме и их блистательным спутницам в горностаях и соболях.

Надя нерешительно ступила на первую ступеньку, но отец взял ее за руку.

— Для нас есть другая дверь, Наденька. Нам сюда!

Они зашли за угол дома, и Надя увидела другую, гораздо менее внушительных размеров дверь.

— Это черный ход?

— Это у нас черный ход предназначается только для слуг, но в больших домах, таких как этот, есть много дверей.

— Понятно. Мы недостаточно хороши, чтобы входить через парадную дверь, потому что у тебя нет золотых эполет на плечах, а я не в шелковом платье. Ведь правда, папа? Хотя ты врач и нужен им, чтобы лечить их болезни. Меня от этого тошнит. Я не пойду. Иди туда один!

— Не глупи, Надя. Ты не можешь оставаться здесь на морозе, пока я буду внутри.

Дверь отворилась, и Антон Степанович за руку повел недовольную дочь в дом. На пороге их встретила старая няня в белом накрахмаленном переднике. Всплеснув руками, она запричитала:

— Пресвятая Дева, как хорошо, что вы так быстро пришли, Антон Степанович. Их светлость — благослови, Господи, ее нежное сердечко, — уходя в приемные покои, строго-настрого приказали мне дежурить в его комнате. Да разве его, соколика, удержишь? Он отказывается лежать и рвется на бал. Что мне с ним делать?

— Не волнуйтесь, Аграфена Егоровна. Давайте сначала посмотрим, что с ним, — успокаивающим тоном произнес Антон Степанович, следуя за женщиной через анфиладу полутемных комнат. Когда дошли до закрытой двери, Антон Степанович повернулся к Наде.

— Жди здесь, пока я не выйду.

Надя кивнула, и отец с няней Персиянцевых исчез в соседней комнате. Дверь за ними быстро закрылась, но Надя успела заметить горящий в камине огонь, а в зеркале — отражение окутанной тенью фигуры высокого человека.

Она побродила немного и вскоре оказалась у двери графского кабинета. Паркетный пол из темных и светлых пород дерева был почти весь покрыт мягкими персидскими коврами, но в просветах между ними Надя рассмотрела изящный цветочный орнамент. На полке мраморного камина стояли тонкой работы бронзовые часы на малахитовой подставке. Несколько кожаных кресел были придвинуты к камину, но Надю больше всего привлек золоченый письменный стол с затейливым геометрическим узором из разноцветной древесины на крышке. Никогда Надя не видела такой красоты. На нем лежали стопки бумаг и несколько томов в кожаных переплетах. Надя наклонилась, чтобы прочитать названия. Сверху лежала книга «Отцы и дети». Сергей часто рассказывал ей об этом романе Тургенева, который вызвал такие ожесточенные споры, что писателю, говорят, пришлось уехать из страны. Под ней лежала «За и против» Вольтера. Эту поэму Надя однажды прочитала — вопреки запретам матери. В самом низу были «Записки из подполья» Достоевского. Тот, кто читал эти книги, наверняка неглуп и должен знать, как живется бедным людям.

Неожиданно дверь кабинета отворилась. Надя стремительно развернулась. На пороге, в ореоле беспокойного каминного огня, появилась та самая фигура, которую она заметила в зеркале. Красивый молодой человек в красно-белой форме Лейб-Гусарского полка ступил в кабинет и подошел к ней.

— Вы, должно быть, Надя, дочь Антона Степановича?

Темные волосы молодого мужчины в тусклом свете отливали синевой. Из-под изогнутых бровей смотрели на удивление пронзительные серо-голубые немного раскосые глаза, что казалось несколько неуместным на лице оливкового оттенка. Сейчас эти глаза были устремлены на нее и поблескивали озорными огоньками.

Совершенно ошеломленная появлением этого красавца, словно сошедшего со страниц любовного романа, Надя в изумлении рассматривала гусара.

— Позвольте представиться: граф Алексей Персиянцев. Ваш отец собирает инструменты и сейчас выйдет. Как видите, рана пустяковая, так что он в два счета меня заштопал.

Алексей закатал рукав и показал перевязанное бинтом запястье.

— Глупейшая небрежность. Через пару дней буду как новенький.

Надя продолжала молча смотреть на него. В его глазах промелькнуло то ли любопытство, то ли удивление.

— Мы проглотили язык?

По-русски он говорил свободно, и это порядком удивило Надю, поскольку она полагала, что все аристократы считают ниже своего достоинства разговаривать на родном языке и общаются исключительно на французском. Неожиданно к ней вернулся дар речи.

— Я не глотала язык. Я просто удивилась, что вы так хорошо говорите по-русски.

— Ого! А вы не промах! Вы, кажется, не любите, когда говорят по-французски? Это задевает вашу русскую гордость?

Браня себя в уме за то, что так обомлела от этого графа (почему он произвел на нее такое впечатление, она не могла понять), Надя сказала:

— Да, мне, признаться, кажется довольно странным, что говорить на нашем родном языке считается немодным. Мы не должны стыдиться быть русскими.

Тут в кабинет вошел Антон Степанович со своим кожаным чемоданчиком в руке.

— Я вижу, вы уже познакомились с моей дочерью, граф.

Отец широко и, как показалось Наде, немного подобострастно улыбнулся. Странно, что она не замечала раньше, — отцовский чемоданчик совсем потерся и обветшал. Надя никогда не видела отца в роли… подчиненного, что ли, и это ее неприятно кольнуло.

Молодой граф усмехнулся.

— О да, Антон Степанович. У вашей дочери есть характер. За ней поди глаз да глаз нужен!

— Мы воспитывали дочь правдивой, — осторожно произнес Антон Степанович.

Граф кивнул.

— Похвальное качество. Мне нравятся женщины с характером. — Щелкнув каблуками так, что звякнули шпоры на сапогах, он поцеловал Наде руку. — Надеюсь, мы еще увидимся, мадемуазель.

Надя вспыхнула. Руки целовать принято замужним женщинам. Зачем граф это сделал, если знает, что она не замужем?

Антон Степанович бросил быстрый, пристальный взгляд на графа, потом взял дочь за руку и повел ее к выходу.

— Всего доброго, граф. Следите, чтобы рана была в чистоте. Я к вам через пару дней еще наведаюсь.

Выйдя на улицу, Надя раздраженно насупилась.

— Он смеялся надо мной, папа. Он и тебя, и меня на смех выставил! Ты в этом дворце был каким-то другим, совсем не таким, как мой папа. Почему? Я не понимаю.

— Кто тебе дал право так разговаривать со мной, Надежда? Это брат тебя научил такому? Я не потерплю неуважения от собственных детей!

— Прости, папа, я не хотела тебе грубить. Просто я не понимаю, почему ты должен входить через черный ход. Ты же не прислуга. Ты их врач. И это они должны относиться к тебе с особенным уважением.

— А почему ты думаешь, что они не уважают меня? Это Сергей вбил тебе в голову свои предрассудки против дворян? Я с ним поговорю об этом. В молодости я тоже считал, что в нашей стране очень легко добиться равенства. Но вскоре понял, что быстро поменять что-нибудь без кровопролития невозможно. А что касается Персиянцевых, то они мои пациенты, и я отношусь к ним так же, как ко всем остальным, кто обращается ко мне. Давай не будем ссориться. Граф случайно был ранен в запястье на фехтовальном поединке, и его мать чуть не лишилась чувств от вида крови. Я наложил ему шов, и больше нам не нужно о нем вспоминать.

Однако Надя не слышала отцовских слов примирения. Перед глазами у нее стоял этот холеный дворянин. Роскошь дворца заставила ее впервые в жизни почувствовать неловкость и растерянность. Ей не понравилось то, что она увидела, и все же из головы у нее не шла вся эта изысканная красота. Это воспоминание преследовало ее. А что касается молодого графа Алексея — она надеялась, что у нее появится шанс еще раз встретиться с ним. Надя собиралась доказать ему, что она вовсе не простодушная маленькая обывательница, какой он ее, очевидно, посчитал.

Глава 6

Несмотря на душевные волнения, Надя была рада, что провела тот вечер с отцом. Днем она его почти не видела. Разве что за обеденным столом, когда он по обыкновению рассказывал, как его засасывает бюрократическая трясина. Хотя отец никогда не критиковал правительство открыто, все в семье знали о той классовой несправедливости, которая царила в стране. В 1861 году Александр II отменил крепостное право, однако знать и богачи по-прежнему владели обширными землями. Для крестьян дарованная свобода почти ничего не изменила, ибо они все так же трудились за гроши и продолжали пребывать практически в рабском положении. Сбитые с толку свалившейся на них свободой, крестьяне знали лишь то, что жить стали еще беднее.

Да и у городских рабочих дела обстояли не намного лучше. Поэтому студенты, сами жившие в крайней нищете, стали подстрекать к бунту именно крестьян и рабочих, требуя от правительства реформ. В отсутствие родителей Надя слушала своего брата, который был старше ее на десять лет и в свои двадцать шесть уже прекрасно разбирался в жизни. Тощий и угловатый, с квадратным подбородком, светло-серыми глазами и копной непослушных песочных волос, он часто цитировал Маркса и Энгельса и посещал какие-то загадочные встречи, которые называл «беседами». На просьбы Нади он отвечал, что возьмет ее с собой, когда она подрастет.