Любовь Воронкова - Мессенские войны Страница 10

Тяжеловооруженные мессенцы, в медных шлемах и панцирях, с копьями и мечами, в это время шли стеной на спартанцев, бились с ними лицом к лицу. Чувствуя, что побеждают, они напирали, теснили врага все смелее, все отважнее.

И вот случилось то, чего никак не ожидали спартанские полководцы: их тяжеловооруженная фаланга не выдержала, расстроила ряды — и побежала!

Спартанцы бежали с поля боя как безумные, так, что земля гудела под их ногами. Пораженные ужасом и позором того, что случилось, вместе с простыми воинами бежали их военачальники и цари. И мессенцы били спартанцев, уже не встречая сопротивления.

В этот день в спартанском войске были очень большие потери. Может быть, если бы мессенцы и аркадяне гнались за ними до самой Спарты, они могли бы захватить и разорить ненавистный город. Но добивать бегущего врага было не в их обычае. И спартанцы, разбитые, измученные, беспрепятственно добрались до Спарты.

Их союзникам-коринфянам вернуться домой оказалось тяжелее. Им пришлось пробиваться в Коринф через земли враждебных стран — Аркадии и Сикиона, с воинами которых они только что сражались. И здесь их тоже не щадили.

Мессенцы ликовали. Похоронив с почестями убитых, они приносили богам благодарственные жертвы, праздновали, прославляли своего полководца царя Аристодема.

Теперь можно жить спокойно. Спарту так проучили, что она не посмеет больше вступать на мессенскую землю, Мессенцы снова могут пахать и сеять и убирать урожай. Их дети снова могут играть на улицах, не боясь быть убитыми. Девушки и юноши могут снова справлять праздники, не опасаясь нападения и кровопролития.

Так думал мессенский народ, сразу ободрившийся и повеселевший.

Люди вспомнили о том, что есть на свете беспечная радость, цветущие сады, песни, солнце, красота гор и лазурного моря, прохлада сверкающих рек… Пока царь Аристодем с ними, пока он твердо держит в руках оружие, Мессения может жить счастливо и спокойно.

Но царь Аристодем слишком хорошо знал Спарту и спартанских правителей. Может, и оставят они Мессению в покое, но ненадолго. Они не успокоятся, пока не достигнут своего. Они не смогут примириться со своим позором. Мессенцы победили, но победа эта не прочна. Спартанское войско сильнее, а сила свое возьмет.

Так думал царь Аристодем. Но он скрывал свои тревожные думы. Только зорко следил за тем, что делается там, в долине Тайгета, в стане их коварного врага.

А в Спарте поселилась мрачная печаль. Принесли на щитах с поля боя и похоронили многих своих полководцев, отважных и прославленных в битвах… Много цветущей молодежи легло в этом несчастном бою. Думали закончить на этом войну и окончательно захватить и поработить Мессению. И не смогли. И клятва спартанцев вернуться домой, лишь победив Мессению, не выполнена.

Молодые спартанцы ходили, не глядя в глаза старикам и женщинам. Сердца их кипели от ненависти к мессенцам, кровь бросалась в лицо от стыда при воспоминании о том, как мессенские пахари и аркадские пастухи преследовали их и гнали с мессенской земли…

Военачальники, старейшины и цари без конца обсуждали эту битву, перебирали события этого дня, искали, где они сделали ошибку, чего не предусмотрели. И — Аристодем знал их! — вовсе не собирались положить конец этому делу. Они думали, и передумывали, и советовались, как поступить теперь, что предпринять.

И, по обычаю всех эллинов, когда возникало затруднение в решении какого-нибудь важного вопроса, снова послали в Дельфы дары с просьбой дать им совет.

Пифия дала такой совет:

«Обманом держит народ мессенскую землю; тою же хитростью она будет взята, с какой ему досталась».

Такой вот лукавый совет дали Спарте дельфийские жрецы: не можешь взять силой — возьми обманом. Они припомнили древнее предание о Кресфонте — об одном из древних царей Мессении. Рассказывают, что Мессению добывали по жребию. Налили в сосуд воды, и те, кто спорил из-за Мессении, опустили в воду глиняные шарики: чей шарик раньше всплывет на поверхность, тот и получит Мессению. Тут Кресфонт схитрил. Шарик его противников был сделан из глины и высушен на солнце. А шарик Кресфонта — тоже из глины, но был обожжен на огне. Необожженный шарик в воде распустился. А шарик Кресфонта всплыл на поверхность, и Кресфонт получил Мессению.

Вот об этом обмане и припомнили теперь дельфийские жрецы. Их ответ ясно подсказал Спарте, что нужно делать. Кресфонт схитрил в свое время, действуйте хитростью и вы. Бороться можно не только мечом, но изворотливостью ума тоже.

Спартанские правители обсудили это изречение. И стали думать: какой бы хитростью обмануть мессенцев?

Прикидывали одно, другое… Не годится.

Наконец придумали. Пошлем в Итому сто человек — будто бы они перебежчики. Пускай посмотрят, что там предпринимается. А мы для вида присудим их к изгнанию.

Так и сделали. Отобрали сто человек смельчаков и отправили их в Мессению. А здесь, в Спарте, подняли большой шум. Они-де уличили изменников и теперь изгоняют их. Пусть идут куда хотят!

«Изгнанные» явились к Аристодему.

— Нас изгнали из Лаконики за сочувствие к вам, — сказали они. — Прими нас, пусть ваша земля станет нам родиной. Больше нам некуда идти!

Аристодем молча посмотрел на них, на их лица с опущенными глазами, на их горестные мины… И ответил:

— Выдумка эта старая. А обида со стороны Спарты новая. Идите домой и несите обратно свою ложь!

Спартанцы принялись уверять, что Аристодем ошибается и только напрасно причиняет им лишнее горе. Но Аристодем больше не стал их слушать. И спартанцы в досаде вернулись домой.

Тогда Спарта придумала новую уловку:

— Надо поссорить с Мессенией ее союзников — Аркадию и Аргос. Если бы не они, мы бы не проиграли бой.

И вот идут посланцы Спарты в Аркадию. Карабкаются по крутым тропам в горную, подоблачную страну.

Что они говорили там, как старались очернить и уронить мессенцев в глазах аркадян, неизвестно. Но известно, что они вернулись оттуда с позором. И в Аргос уже не пошли.

Аристодем скоро узнал о происках Спарты. Что еще придумывают там? Какую гибель готовят? Он отправил послов в Дельфы. Боги знают все. Боги видят будущее. Пусть помогут советом, как избавиться Мессении от ее неотступного врага?

Послы принесли странный ответ:

«Бог подаст тебе славу войны, но думай; да не превзойдет тебя обманом коварно враждебная хитрость Спарты. Ибо Арей понесет славные их доспехи, и венец стен обнимет горьких обитателей, когда двое судьбою разверзнут темный покров и вновь сокроются; но не прежде конец тот узрит священный день, как изменившее природу должного достигнет».

Аристодем и жрецы много размышляли над этим изречением. Но понять ничего не могли. И поняли смысл его только спустя несколько лет.

Снова потекли год за годом. По-прежнему ни войны, ни покоя. Тревога, опасения, обманчивость тишины и ненадежность радостей — все это изводило и утомляло народ.

Однажды аркадские всадники неожиданно привезли в Мессению пленника. Это был Люкиск, когда-то убежавший со своей дочерью в Спарту. Оказалось, что дочь его умерла. Люкиск сильно горевал о ней. Страдая от одиночества, он часто уходил из города на ее могилу. Там аркадяне подстерегли его, схватили и привезли в Итому.

Люкиску пришлось предстать перед народным судом и ответить за свой проступок. Он стоял на площади перед народом, перед старейшинами, перед Аристодемом смущенный и печальный. Трудно ему было слышать, как стыдят и оскорбляют его, трудно было принимать брань. Но еще труднее было выдержать грустный взгляд Аристодема. Ведь из-за Люкиска Аристодему пришлось убить свою дочь. Он стоял опустив глаза и молчал.

Однако когда его назвали предателем родины, Люкиск поднял голову.

— Я не предатель, — сказал он, — но я оставил отечество только потому, что поверил словам жреца. А жрец сказал, что это не моя дочь. Но если эта девушка не крови Эпита, то зачем же было приносить ее в жертву? Эта жертва не спасла бы Мессении!

Но собрание ответило грозным шумом упреков и недоверия:

— Это ложь! Это выдумка, чтобы спасти свою дочь! Ты спасал ее, а другой отдал свою дочь на жертву вместо твоей!

— Не старайся оправдать предательство, это была твоя родная дочь!

В это время толпа расступилась, раздалась на две стороны. На площади неожиданно появилась жрица из храма богини Геры, матери богов. Она шла, накинув на голову белое покрывало. Кругом стало так тихо, что слышно было, как ступали по земле ее легкие сандалии. Жрица подошла к царю, склонила перед ним голову и сказала:

— Люкиск говорит правду. Это была не его дочь. Это была моя дочь. Я подкинула ее жене Люкиска. А у Люкиска никогда не было детей. Теперь моя дочь умерла. И я пришла, чтобы открыть эту тайну и сложить с себя жречество.

В Мессении был такой обычай: если у жреца или жрицы умирал кто-нибудь из детей, они должны были сложить с себя звание и уступить его другому.