Валерий Гуров - Эхо времени Страница 10

Возможно, эти строения со временем и превратился бы во что-то более монументальное, но условия жизни становились все более трудными и суровыми.

Неведомо как, по какому наитию, но Мать накануне тех памятных дней, стала настойчиво, истерично призывать соплеменников немедленно покинуть берега озера и идти вверх, в горы. Кто-то со страхом вслушивался в ее пророчества о грядущих бедах, которое принесет вскоре озеро, другие пожимали плечами, отказываясь верить в эти угрозы и сниматься с обжитых и насиженных мест. Но когда в полночь стан был взбудоражен истеричными воплями Матери, указывавшей на странное сияние неба над цепью далеких полночных гор, Хозяину стало не по себе, и он со свойственной ему решительностью распорядился всем сворачивать шатры, собирать скарб, сгонять скот, забирать все, что только можно забрать и немедленно идти в горы. Более того, несмотря на ночь, он распорядился послать гонцов к соседям, чтобы они тоже внемли опасности и шли в горы.

Зрелище зловещего сияния, подкрепленное властными приказами Хозяина, возымело действие. Ночную тишину разорвала суматоха сборов, крики людей, рев и блеяние перепуганного скота. К рассвету огромная разношерстная возбужденная толпа мужчин, женщин, плачущих детей, со скарбом, тюками, кувшинами на носилках, повозках, просто на спинах, вперемешку с ревущим скотом в пыли и вони тянулась вверх вдоль реки к горам. К вечеру достигли того места, которое указала Мать. Там и стали обустраиваться на ночь с огромной надеждой, что весь этот переполох, поднятый Матью и Хозяином, окажется сущим бредом. Но ночь не выдалась спокойной. Еще с вечера затягивавшееся низкими тяжелыми тучами небо, разразилось такой грозой, таким ливнем, что казалось, что это не небо, а само озеро обрушилось им на головы. В довершение, спокойная река, вздыбилась, ревела, несла на себя черные огромные силуэты вывороченных деревьев, еще чего-то темного и ужасного. Ливень продолжался и днем. Лишь к утру следующего дня ливень несколько стих и в забрезжившем рассвете начинающего дня стало видно, как совсем недалеко от стоянки широкой свинцовой гладью раскинуло воды безбрежное озеро. Такого потопа никто из людей племени отродясь не видал. Этот вид бесконечной воды вселял такой ужас, что люди инстинктивно стали сбивать в кучу, к тому месту, где гордо и невозмутимо стояла Мать. Ее невозмутимость вселяла робкую надежду, что сия разбушевавшаяся стихия не поглотит и их.

Надежды оправдались. Ливень стих. Края озера, в который широким, бурным и грязным потоком вливалась река, не приближались. Люди, измученные усталостью, промокшие и продрогшие, стали разбредаться по широкому пологому откосу реки. Многие подались в ближайший лес, откуда самые прыткие тащили ветки, палки, сучья, короче все, что могло послужить основой строительства хоть какой-нибудь крыши над головой и будущих кострищ. Жизнь брала свое. Быт, хоть и убогий, быстро налаживался, так что вскоре уже мало что напоминало о великом переселении.

После потопа установилась жара. На небе на много дней не было ни облачка. Пропитанная влагой земля после потопа покрылась поначалу пышной растительностью, но жара и отсутствие дождей быстро превратили долину реки в желто-коричневую саванну. Река, еще недавно бешено катившая свои воды в озеро, буквально на глазах превращалась в тихую и безобидную, но все еще широкую речку, с широкими завалами валежника вдоль берегов, густыми пятнами повисших на прибрежных зарослях кустарников и ветвях уцелевших деревьев, валами полусгнивших водорослей, травы и другого мусора. Озеро, почти вплотную подступившее к стоянке, держалось в своих границах достаточно долго, неся со своих необъятных просторов ночную прохладу и свежесть. Но и оно под натиском многодневной жары стало отступать, оставляя на берегу плотную полосу гниющего мусора. В этой гниющей массе размножилось невероятное количество насекомых, которые еще хуже, чем запах гнили, отравляли быт. Но зато обилие насекомых привлекло массу птиц, живности и рыбы. С ловлей рыбы поначалу были большие проблемы. Все лодки, плотики, которые рыбаки использовали раньше при ловле, сгинули при потопе. Строить новые лодки было невероятно трудно не только из-за плохого доступа к открытой воде, да и просто голыми руками соорудить сколь-нибудь приличное плавучее средство было тяжело. Но потом, отступавшее озеро стало оставлять большие мелководные лагуны и озерца, в которых было много рыбы. Это изобилие еще больше привлекло птиц, в том числе и весьма крупных, и совсем нежеланных крокодилов. Да и других диких животных, как равно и хищников весьма прибавилось. Последние больше всего досаждали пастухам, и настолько, что даже, несмотря на обилие корма вокруг стана, они предпочитали гнать скот далеко в горы.

Вначале буйство растительной и животной жизни, хоть и доставляли много неудобств и неприятностей, но вполне уравновешивались обилием питья и пищи. Беспокойство пришло только с наступлением времени дождей. Собственно говоря, не приходом дождей, а почти их полным отсутствием в тот период года, когда с незапамятных времен начинали дуть холодные ветра, небо покрывалось тяжелыми тучами, и начинал лить, почти не переставая, несколько дней дождь. Если что и менялось при этом, так только время от времени его усиление до гроз и ливней. А теперь только иногда легкие облака, да изредка небольшой ночной дождь напоминали о прошлогодних ливнях. Да и еще, после времени дождей далекие вершины гор покрывались сияющей белизной. А теперь только иногда облака цеплялись за их вершины.

Несмотря на установившуюся сушь, воды озера отступали медленно. Да и река, хоть и обмелевшая, но продолжала широко катить свои воды в озеро. Но скоту уже стало мало корма в долине и приходилось гонять его далеко в горы, ближе к лесам. Такие прогоны по времени занимали все больше времени, все больше и больше опасностей и потерь при этом было. Так что перед племенем все острее становился вопрос: оставаться ли на равнине, в относительной близости к озеру, либо переселяться ближе к горам и пастбищам? Засуха, сгубившая уже к следующему году урожай, окончательно поставила точку в колебаниях и племя, хоть и редко, стало сниматься с насиженных мест и продвигаться вдоль реки ближе к горам. Так что к тому времени, когда отступающая вода озера наконец-то обнажила место первоначальной стоянки, то пути к нему от стана было несколько дней. После Чужака в стане осталось много ножей и наконечников копий из металла. И Жрец однажды отважился отправить караван с изделиями из металла на восход, в далекие – далекие земли царей Нила. Затея удалась, когда после долгого отсутствия караван вернулся целым и невредимым с богатыми и диковинными дарами Царя Хуфу. И долго еще, очень долго люди племени рассказывали другу о невероятных впечатлениях и приключениях караванщиков.

Больше всего людей племени поразили полотна изо льна и мотки тонкой бечевки для плетения сетей. В племени, где почти вся одежда и утварь была из шерсти, кожи и грубых волокон тростника, льняные полотна были в диковинку и вызвали всеобщее восхищение.

Установившаяся сушь продолжалась, Озеро все дальше и дальше отступало, обнажая уже не заиленные земли, а песчаное и каменистое дно. Ветры со стороны озера не несли больше прохлады и свежести, а все чаще вначале поднимали тучи пыли от высохшей земли, затмевавшей солнце и небо, а затем и тучи мелкого песка, упорно покрывавшего тонким слоем долину реки. От былого изобилия пищи не осталось и следа. Выручали лишь стада скота, да скудные урожаи, которые, несмотря на суровые условия, все-таки удавалось выращивать. Иногда мужчины племени отправлялись в многодневные путешествия к озеру и почти всегда возвращались с корзинами вяленой рыбы. Рыба, к сожалению, из-за проблем с солью сильно отдавала душком. Но стараниями Матери все обходилось без последствий.

Вместе с уходом Чужака почти угасла выплавка металла. Попытку возродить ремесло сделал дед, который был неизменным подручным Чужака и в его походах за рудой, и в сооружении печей, и в последующей обработке слитков.

Долго дело шло плохо. То была не та руда, то черные камни подводили, никак не хотели ни спекаться, ни гореть, то печь разваливалась, так и не дойдя до слитков. Неудачи прикончили былые ритуалы розжига печи. Но дед был упорным.

Во время очередного вояжа в горы караван доставил странного вида руду, почти все камни были покрыты зеленными и голубыми пятнами. Многие из стана услышав о необычных камнях, потянулись к месту, где дед начал сооружать печь и с напряженным вниманием смотрели на его работу. Однако ничего отличного от уже много раз повторявшейся последовательности действий дед не совершал, разве что к черным камням, которых оставалось совсем немного, он добавил много сухих дров. Каково же было немое изумление, когда дед, долго колдовавший у топящейся печи, в сгущающихся сумерках развалил еще не до конца остывшую печь и из ее нутра тугой тяжелой струей полился яркий металл с красным отливом. Расплывшийся по земле большой лужей металл быстро темнел и застывал, превращаясь в самую настоящую красную медь.