Алексей Гатапов - Тэмуджин. Книга 1 Страница 11

Хасар смело запрыгнул на злобно заворочавшего красными глазами жеребца, круто повернул его и, понукая босыми ногами, ходко порысил в сторону реки.

Подходя к своему айлу, у наружного очага Тэмуджин увидел Бэктэра. Тот сидел боком к нему на примятой траве, скрестив под собой ноги. Из малой юрты с сердитым лицом выглянула младшая мать Сочигэл – мать Бэктэра. Увидев Тэмуджина, она молча скрылась за пологом.

– Почему без коня вернулся? – не оборачиваясь, спросил Бэктэр.

– Хасар на нем за своим поехал… – Тэмуджин умолк на полуслове, внимательно посмотрел на него. – А ты откуда знаешь, куда мы пошли? Следишь за нами?

– Зачем мне вас выслеживать? – усмехнулся Бэктэр. – Вы мимо прошли с уздами в руках, такие радостные, а меня даже не заметили… Так не замечают рабов.

– Ты ведь знаешь, что мы не нарочно, – Тэмуджин присел рядом. – Спешили, вот и не заметили…

– Знаю, – Бэктэр помолчал, длинным прутиком рисуя круги по остывшему пеплу. – Далеко поедете?

– Отец еще не сказал.

– А меня он не возьмет?

Тэмуджин посмотрел на него. Тот не успел скрыть неловкую улыбку и тут же, видно, обозлившись на себя за нечаянную слабость, раздраженно сказал:

– Нет, конечно. Куда мне с вами. Я младшая кость, рожден, чтобы стремя вам поддерживать да поводья подавать… – Бэктэр махнул рукой и замолчал.

– Я в этом не виноват.

– Знаю.

Высоко в небе разодрались два ястреба. Со слабо доносившимся криком один пытался отнять у другого добычу, мышку или воробья. Бэктэр, запрокинув голову, долго наблюдал за ними. Тэмуджин сбоку посматривал на него, пытаясь угадать, вправду он следит за птичьей борьбой или пытается сдержать слезы обиды.

Злобность Бэктэра уже не раздражала его. Внезапная жалость к сводному брату, вдруг проснувшись в нем, защемила где-то в груди. Он встал и, не оглядываясь, пошел к большой юрте, бросив на ходу:

– Я попрошу отца.

– Не надо, – нерешительно сказал вслед ему Бэктэр. – Подумает, что напрашиваюсь.

Отец, разомлев от сытной еды, голый по пояс лежал на низкой деревянной кровати, усадив себе на живот годовалую Тэмулун. Рядом сидела мать.

– Как тебя зовут, девочка? – насмешливо улыбаясь, спрашивал отец.

– Туму-туму, – невнятно бормотала та, засовывая темный кулачок в слюнявый, пухлогубый рот, безулыбчиво глядя на него.

– Туму-туму? Разве есть на свете такое имя? – смеялся отец раскатистым басом. – Что-то я раньше такого не слышал. Может быть, у хамниганов есть такое имя, а?.. Так ты хамниганка?

Тэмуджин негромко кашлянул. Есугей оглянулся на него.

– Что?

– Отец, возьмем с собой Бэктэра?

С лица Есугея легко сошла улыбка, и оно стало обычным, суровым, с жестким взглядом холодных, твердых глаз.

– Он что, просится?

– Нет.

Есугей долго молчал.

– Пусть собирается, – он приподнялся, отдал дочь матери. – Иди и скажи ему.

Он посмотрел на опустившийся за сыном полог.

– Никак не могу я его понять.

– Кого? – удивленно посмотрела на него Оэлун.

– Тэмуджина, – Есугей сел на кровати, сложив под собой босые ноги. – Слишком уж жалостлив к людям. Не слабоват ли духом, думаю.

– Не слаб он, а справедлив, – прижав ребенка к груди и заглядывая ему в глаза, убеждала Оэлун. – Не о себе лишь одном думает.

– А хорошо ли это? – нахмурился Есугей. – Всех людей не пережалеешь. Я хочу, чтобы он вырос нойоном, а не раздатчиком мяса для голодных харачу.

– Он будет нойоном, – Оэлун гладила руку мужа, ласково заглядывая ему в лицо. – Он смел и умен, ты сам недавно говорил это. И он справедлив.

– Смелость и ум – это еще не все, чтобы быть нойоном. А справедливость… Будь я справедлив, ты не была бы моей женой, не родила бы мне пятерых этих детей. Амбагай-хан под старость тоже стал говорить о справедливости. Хотел с татарами мир заключить, а чем они ему ответили? Отдали на смерть чжурчженям. Об этом нужно помнить! – распалился было уже Есугей, но тут же остановившись, махнул рукой. – Ладно, женщине этого не понять.

Оэлун вздохнула. Помолчали. У дымохода, настойчиво тыкаясь в войлок, беспокойно звенела оса.

– К Сочигэл зайдешь?

– Что у нее мне делать? – усмехнулся Есугей. – Ехать пора.

– Зайди, побудь с ней и приласкай, – Оэлун просительно коснулась его руки. – Она обидится на нас… Жалко ее.

– В тебя, видно, пошел Тэмуджин, – безнадежно покачал головой Есугей. – Ты тоже все за справедливость. Но я тебя ценю за другое.

– За что?

– Ты верна мне, как никто из моих сородичей.

Оэлун задумалась.

– Это и есть справедливость.

– Э-э, опять она за свое, упрямый же у тебя рассудок, – вздохнув с огорчением, Есугей прошел к правой стене, снял ремень со снаряжением. Одевая гутулы и рубаху, он задумчиво говорил: – Из кобылы не выйдет вожака, из женщины не выйдет мудреца. Давно сказано.

Согнувшись под пологом, он одними глазами улыбнулся ей на прощанье и вынырнул наружу.

Уже смеркалось, когда они выехали за крайние юрты и направились в сторону краснеющего на западе горизонта. Тэмуджин держался по правую руку отца. Бэктэр с Хасаром рысили позади. «В табун едем», – догадался Тэмуджин и придержал коня, чтобы не опередить отца.

Слева в полусотне шагов неслышно текла река, и от нее несло накопившимся за день теплом. Глухо стучали копыта коней, звенели комары.

Все еще светлел бледной полосой край неба на закате, когда Есугей вдруг круто повернул к реке.

– Ночевать будем здесь.

– Здесь ночевать? – разочарованно протянул Хасар. – Мы ведь только что выехали!

– Летом в душной юрте хорошо спать старухам да беременным женщинам. Мужчина спит под вольным ветром, – говорил Есугей, шагом проезжая между кустами тальника. – А ты кем хочешь быть, старухой или мужчиной?

– Мужчиной.

– Тогда поменьше разговаривай, – отец все еще был в добром духе. – Посмотри на братьев, они мужчины, потому и молчат.

Хасар раздосадованно взмахнул плетью, но, раздумав хлестать коня, опустил руку, подавил в груди огорченный вздох. Есугей в насмешливой улыбке скривил угол тонкого рта, незаметно обернулся к старшим, подмигнул, указывая на него. Те сдержанно улыбались.

У реки, найдя ровное место, остановились. Расседлали коней и стреножили их волосяными веревками. Наскоро собрали сухой аргал и развели огонь. Из переметной сумы Есугей достал небольшой бурдюк с кумысом. Угостив огонь и духов, отпил.

– По три глотка, – прищурившись от нахлынувшего кизячного дыма, он протянул бурдюк Тэмуджину. – Ночь разделите на двоих с Бэктэром. Смотрите за конями.

– Я тоже буду стеречь, – возмущенно сказал Хасар.

– Пусть стережет, если хочет, – Есугей расстелил на траве потник, в изголовье положил седло. Ослабил на себе ремень, лег на спину и вольно вздохнул всей грудью.

Почти сразу он заснул, задышав глубоко и ровно.

– Кто будет стеречь первым? – Тэмуджин посмотрел на Бэктэра.

– Я буду! – подскочил Хасар.

– Тогда соберешь аргал, чтобы до утра хватило. За конями чаще поглядывай, чтобы далеко не ушли.

– Ладно.

– Кто потом?

Бэктэр равнодушно пожал плечами:

– Мне все равно.

– Давай ты, а я перед утром.

Бэктэр согласно кивнул головой, глядя на огонь.

VI

Ночное небо едва начало отдавать синевой на востоке, а Есугей с сыновьями уже были на ногах. Быстро поймали лошадей, заседлали. У потухающего костра наспех распили по чашке кумыса и сели на коней. Одинокий дымок над сероватым пеплом да примятая трава вокруг остались от их стоянки среди голой степи.

Под утро похолодало. Изорванный в клочья белесый туман в потемках ощупью поднимался от реки и медленно заползал в низины между сопками. Роса обильно мочила ноги коням.

Тэмуджин замерз и теперь тщетно пытался бороться с охватившей его дрожью. Сжав зубы, чтобы не стучали, он изо всех сил напрягал свое тело, задерживая дыхание. Искоса посматривал на братьев. У Хасара слипались глаза. Бессильно покачиваясь в седле, тот пьяно ронял голову на грудь. Одного лишь Бэктэра, казалось, не брали ни сон, ни холод – равнодушно поглядывая вперед, он прямо держался в седле.

– Ну что, парень, не отпускает тебя сон? – Есугей поравнялся с младшим сыном, прижал к себе, обняв за плечо. – Сейчас мы ускачем от этого врага. Нет на свете таких чертей, что догнали бы борджигинских парней, – улыбнулся он, оглянувшись на старших. – Так говорили у нас, когда я был таким же молодым, как вы. Ну, не отставайте. Чу![22]

Крепко поддав поводьями, он вырвался вперед и пошел размашистой иноходью, быстро удаляясь от них. Мокрые копыта его коня замелькали в траве, упруго и легко отрываясь от земли.

Сыновья, встрепенувшись, поспешили следом. Хасар на миг замешкался и, порываясь догнать, привстал на стременах, с силой потряс головой, прогоняя навязчивый сон. Наконец, он пришел в себя и теперь изумленно озирался вокруг, будто не мог вспомнить, как он тут вдруг оказался.