Алан Голд - Королева воинов Страница 11

— Прасутаг? Ты с ума сошел? Да он же одного возраста с тобой, если еще не старше! — удивилась жена.

— Ему только недавно исполнилось сорок, но он такой же, как когда ему было двадцать. Он богат, живет в хорошем большом доме со множеством рабов и хочет детей, которые смогли бы унаследовать его богатство.

— Но у него же есть сын, — возразила Анника.

Гэдрин только тряхнул головой.

— Мальчишка — не его, он пришел вместе с первой женой Прасутага, так что он только приемный сын. Прасутаг хочет оставить все свое богатство ребенку родной крови. Если же он умрет без наследника, все его добро отойдет Риму. Первая жена умерла от чумы через год, вторая жена и ребенок умерли от горячки через два года после свадьбы. Последние восемь лет он вдовец, был со многими женщинами, большей частью рабынями с севера и из Германии, но ни на одной из них он не хочет жениться. Чтобы его жизнь обрела смысл, ему нужна женщина из народа иценов. Он очень богат, и он тот человек, который сможет удержать нашу своевольную дочь в руках.

Анника посмотрела с сомнением:

— Сможет удержать Боудику? Ты же говорил, что такой мужчина еще не родился!

Гэдрин промолчал, а Анника продолжила:

— Боудика не захочет выходить за человека в таком возрасте.

— Она выйдет за того, кого выберем ей мы.

— И кто ей об этом скажет? Учитывая ее нрав — не я…

— Я сам скажу ей. Сегодня же! Она сделает так, как ей будет сказано.

— А приданое? Сколько мы за ней дадим?

— Так как она молода, он возьмет только половину того, что потребовал бы в другом случае. И годовой запас дров.

Жена посмотрела на него вопросительно: такое условие было слишком скромным для человека с положением и богатством Прасутага, даже более близкого к королевской семье иценов, чем их собственная.

— Ну ладно, — ответил Гэдрин, поняв, что жена хочет знать всю правду. — Не только годовой запас дров, но и годовой запас зерна.

— И…

Он вздохнул:

— И двойную меру серебра.

— Что?! Это разорит нас! Серебро предназначено для римлян. Я уже договорилась об этом! — воскликнула жена. — Это же освобождение от налогов на следующий месяц! Мы не отдадим это серебро Прасутагу, иначе не сможем заплатить за припасы на следующую зиму.

— Успокойся, женщина. Я только что начал новую выработку в восточной шахте, и, судя по всему, там хорошая жила, столь же богатая, как та, что мы уже нашли. Она обещает стать самой богатой серебряной жилой во всей округе. А свинец мы легко отделим. Я не сказал Прасутагу, когда именно я отдам ему серебро, так что мы можем пока сохранить наши сбережения, отдать то, что нужно римлянам, и следующие несколько месяцев копить серебро для приданого. Они не поженятся до лета, так что у нас есть еще много времени.

— Какой ты глупый! — сказала жена. — Почему ты не сказал мне о переговорах с ним? Ты же знаешь, что я торгуюсь лучше, а ты слишком уступчив. А у нас есть ведь и другие дочери, как насчет них? И как же все-таки уговорить старшую? Боудика — особый случай. Своей настойчивостью она подобна пчеле и имеет ответы на все вопросы, которые мы можем задать. Может, боги помогут Прасутагу, если он на ней женится, потому что я не могу усмирить ее нрав…

Родители обсуждали ее будущее, а Боудика была уже в поле. Она наставляла рабов, как нужно жать созревшую пшеницу новыми римскими серпами. При всей неприязни к завоевателям она не могла не признать, что железные орудия римлян намного удобнее тех, что использовали кельты; новые серпы позволяли срезать колосьев намного больше, были очень удобными и надежными.

Но в создании украшений ее люди, как и многие мастера из других племен бриттов, намного превосходили римлян. Бритты плавили прекрасную бронзу из меди, соединяя ее с небольшим количеством олова из шахт на юго-западе Британии. Кузнецы бриттов изготавливали самые красивые и замысловатые украшения в мире. Римляне же больше внимания уделяли удобству своих инструментов в работе. Наверное, поэтому они и создали серп, позволяющий срезать колосьев вдвое больше.

Порадовавшись тому, что работа идет хорошо, Боудика решила поговорить с Альваном, мастером своего отца в свинцовых шахтах, в которых добывалось и серебро для римских монет.

Альван происходил из земель далеко на севере Британии, на границе с владениями дикарей Каледонии. Глядя на огненную гриву волос Боудики, Альван нередко думал, что она похожа на отпрыска богинь Вальтены или Каледониан.

Боудика знала мастера уже четыре года, он был одним из тех, кто пришел из земель карветтов и бригантов, чтобы присоединиться к Каратаку в борьбе с завоевателями. Но потом, вместо того чтобы продолжить сражаться и уйти с остатками армии восставших, нашел прибежище у родителей Боудики, которые поручили ему работу в шахте.

Теперь он собирался исследовать груду камней, извлеченных из недавно отрытого штрека. Альван увидел, как Боудика идет через поле, и помахал ей рукой.

— Как дела, моя госпожа? — спросил он.

— Плохо. Вчера прибыли гонцы с вестями от Каратака, он храбро сражается на западе, но римляне послали туда большое войско, и его поражение теперь неминуемо.

Альван кивнул и стал ждать продолжения. Она никогда не приходила к нему, чтобы рассказать то, о чем и так все знали или догадывались.

— А пока герои сражаются с римлянами, моя семья богатеет на торговле с ними…

— Так поступают многие — и в землях иценов, и в других по всей Британии, госпожа.

Боудика кивнула.

— Я знаю, — продолжил Альван, — что было бы замечательно освободить Британию, но сейчас римляне принесли небывалый достаток таким семьям, как ваша, и кажется совсем небольшим бременем платить им налоги и благодаря этому освобождаться от присутствия их солдат. Римляне не угнетают нас, как могли бы, и даже приносят нам благосостояние, — мягко заключил Альван.

— Ты же не хочешь сказать…

— Конечно, нет. Нас с тобой бесит присутствие завоевателей, и нам стыдно за тех бриттов, которые им служат. Но ты ведь не думаешь, что можно, припрятывая деньги, полученные от римлян, надеяться на возвращение старых времен? Нужно смотреть вперед, госпожа…

Она тряхнула головой и помолчала. Потом спросила:

— Как дела на шахте? Ты уже начал добывать руду?

Он улыбнулся и кивнул:

— Жила богатая, госпожа. Очень богатая. Мы с твоим отцом вчера разбили несколько кусков породы и положили их в печь. Свинца добыли обычное количество, но когда стали выплавлять серебро, оно сияло, словно утреннее солнце в воде, оно — самое чистое из всего, что мы здесь находили. Я думаю, оно вдвое ценнее, чем все другое в округе. Когда я добуду достаточно серебра, это очень порадует твоих родителей.

Боудика взяла у своего раба корзину, вынула из нее флягу с вином, хлеб и сыр.

— Это — чтобы отпраздновать открытие новой жилы, — сказала она Альвану.

Они уселись на землю и сделали по большому глотку вина. Жуя хлеб, Боудика сказала:

— Альван, что ты подумаешь, если я сообщу тебе кое-что, что сильно разгневало бы моих родителей? Будешь ли ты чувствовать себя обязанным хранить мой секрет?

— Тебе нужен мой совет, госпожа? — Она кивнула. — Тогда все останется между нами.

Медленно, убедившись, что раб ничего не услышит, она прошептала:

— Я хочу уйти и присоединиться к Каратаку. Хочу сражаться против римлян, не хочу оставаться в своем доме и торговать с ними. Я хочу бежать с боевым кличем в атаку, хочу рубить боевым топором и убивать их. Мне уже мало выставлять их дураками, пытаться их обманывать. Теперь я взрослая, я хочу их убивать и освободить от них свою землю.

Она помолчала, ожидая его реакции. То, что он не спешил одобрить ее намерений, заставило ее усомниться, стоило ли говорить все это, даже если она и привыкла раньше делиться с ним своими секретами.

— Однажды я тоже поступил так, Боудика, — сказал Альван. — Я ушел из своего дома и пошел на юг, чтобы присоединиться к восставшим и сражаться с римлянами, и я знаю по собственному опыту, что значит воевать с ними. Неважно, насколько мы сильны или отважны, их военное искусство превосходит все, что умеем мы. Я несколько месяцев сражался вместе с Каратаком, пока не понял, что эта война безнадежна и неминуемо приведет меня к смерти. Так что мой совет тебе, Боудика: предоставить сражаться за эту землю другим. Ты молода, красива и дорога нам всем, и потому твое будущее — не в том, чтобы погибнуть в бою, а в том, чтобы применить свой ум и лучше понять наше положение, чтобы победить римлян хитростью, а не оружием. Если поднимешь топор и убьешь пару римлян, это, наверное, ненадолго обрадует, но погубит тебя; тебя похоронят где-нибудь в сырой земле, и все забудут о тебе, кроме твоей убитой горем семьи… и меня. Но, общаясь с римлянами, открывая им красоту Британии и значение наших богов… Это может многое изменить. Я знаю твой ум, Боудика, я видел, как ты ведешь дела с купцами и путешественниками, как ты обращаешься с римлянами и связываешь их по рукам и ногам своим словом. Мы никогда не победим римлян мечами и копьями — только разумом и талантом. А чтобы сделать это, Боудика, тебе нужно остаться здесь и постараться обрести более высокое положение, чем сейчас.