Юлиан Семенов - Непримиримость Страница 11

— Связей нет, Александр Васильевич. — Шорникова вздохнула. — Или продолжать Василием Андреевичем вас величать? Нет связей. Зачем вы так? Мы же уговорились говорить правду. Связь военных с думской фракцией надо создать.

Вскоре Герасимов получил информацию что двадцать девятого апреля девятьсот седьмого года в общежитии политехнического института в присутствии члена Государственной думы социал демократа Геруса состоялось собрание солдат, на котором по предложению «пропагандиста» Шорниковой было решено послать в Государственную думу — от имени военной организации — наказ социал-демократической фракции в котором будут изложены пожелания армии.

Сразу же по прочтении этого сообщения Герасимов отправился к Столыпину.

— Я бы хотел прочитать текст этого наказа, — сказал премьер. — Скажите на милость к армии подбираются а? Ну и ну! Такого я себе представить не мог! Это же прямой вызов трону не находите?!

Эк играет, подумал тогда Герасимов, будто бы и не он подтолкнул меня к этой комбинации?! Или у них у лидеров отшибает память? Петр Аркадьевич прекраснейшим образом помнит наш разговор и результатов моей работы ждал затаенно, наконец дождался все он помнит но играет свою партию играет тонко впрочем жить ему не просто, кругом акулы так и норовят схарчить у нас ведь только тем и занимаются что друг друга подсиживают Страх, что за империя у нас! Проклятие над нею довлеет, истинный крест.

Назавтра встретившись с «Казанской», Герасимов получил текст наказа в котором были и его фразы, — работали вместе вдохновенно написанное под диктовку тайной полиции можно вполне трактовать как призыв к неповиновению властям.

Столыпин, прочитав наказ, отодвинул его от себя.

— Такого рода бумаги не имеют права объявиться в Думе, Александр Васильевич. Меня не волнует возможность конфликта с кем бы то ни было. Пусть думские соловьи заливаются кляня меня супостатом, но идея самодержавия мне дороже всего, им я призван к службе, ему я готов и жизнь отдать… Как полагаете поступить?

— Мне бы хотелось послушать вашего совета, Петр Аркадьевич, — ответил Герасимов прекрасно понимая, что в аккуратных словах Столыпина содержалась ясная программа: необходим арест социал-демократов и военных конфликт с Думой и как следствие, ее разгон. Новый выборный закон был уже в столе премьера оставалось только получить повод, чтобы его распубликовать. Арест думской фракции без приказа, думал Герасимов я проводить не стану проведешь, а назавтра выгонят взашей скажут самовольничал, поступил без санкции сверху, у нас стрелочниками расплачиваться умеют, вверх идут по ступеням сложенным из имен тех с кем начинали восхождение.

— Мой совет таков: поступать строго по закону, полковник, — сухо ответил Столыпин. — Самоуправства мы никому не позволим, но если получите неопровержимые данные что делегация намерена явиться к социал демократическим депутатам, — заарестуйте… При этом, однако, помните что улики должны быть налицо, как-никак неприкосновенность и так далее. Иначе я отрекусь от вас. Не обессудьте за прямоту, но уж лучше все с самого начала обговорить добром, чем таить неприязнь друг к другу.

— Текст наказа подготовленного моим агентом, — Герасимов кивнул на две странички лежавшие перед Столыпиным. — можно считать уликовым материалом?

— Если этот наказ будет обнаружен у социал-демократов Думы — вполне.

— Хорошо, — Герасимов поднялся, — я предприму необходимые шаги немедля.

В охране Герасимов подписал ордер на обыск в помещении социал демократической фракции, которая арендовала здание на Невском в доме девяносто два на втором этаже, наряды филеров дежурили круглосуточно в тот момент, когда солдаты появятся со своим наказом, нагрянет обыск, дело сделано конец второй Думе.

Пятого мая девятьсот седьмого года делегация солдат пришла к депутатам, на Невский.

Филеры немедленно сообщили об этом в охранку; Герасимов как на грех отправился ужинать в «Кюба» с маклером Гвоздинским — играть начал на бирже по-крупному, поскольку теперь безраздельно владел информацией о положении во всех банках, обществах кредита, крупнейших предприятиях, ибо агентура освещала их ежедневно — основанием для постановки негласного наблюдения за денежными тузами явилось дело миллионера Морозова (давал деньги большевикам) и безумие капиталиста Шмита (возглавил стачку рабочих на своей же фабрике на Красной Пресне).

Сообщение филеров о начале коронного дела получил полковник Владимир Иезекилевич Еленский, ближайший друг подполковника Кулакова, у которого Герасимов отобрал Шорникову.

Дудки тебе, а не коронная операция, подумал Еленский о своем начальнике, опустив трубку телефона; перебьешься; ишь, к премьеру каждодневно ездит, пора б и честь знать; за провал операции отправят голубчика куда-нибудь в тьмутаракань, клопов кормить, а то и вовсе погоны отымут, в отставку.

Еленский достал из кармана большие золотые часы «Павла Буре», положил их перед собою и дал минутной стрелке отстучать пятнадцать минут. Думские социал-демократы — люди многоопытные, конспираторы, голову в петлю совать не намерены, солдат с наказом быстренько спровадят.

Через пятнадцать минут личная агентура Еленского сообщила, что солдаты уже покинули думскую фракцию, тогда только он и объявил тревогу по охранке.

Когда на Невский ворвались жандармы, в кабинетах фракции социал-демократов никого, кроме депутатов Думы, не было уже: руководивший налетом ротмистр Прибылов растерялся, ибо Герасимов загодя сообщил ему, что у депутатов будут солдаты; через час прибыли чиновники судебного ведомства, начался обыск; наказа, понятно, не обнаружили.

Обо всем случившемся Герасимову доложили около полуночи, когда в самом благодушном настроении после заключенной сделки вернулся домой; выслушав сообщение, похолодел — крах, провал, конец карьере.

Ринулся в охранку, отправил наряд в казармы, приказав арестовать всех солдат (каждый член делегации, посетивший фракцию, был известен ему от Шорниковой) введенный в операцию матрос морского экипажа Архипов (впрямую агентом не был, но отдельные услуги оказывал и раньше) сразу же рассказал прокурорским то, что ему было предписано заранее.

Копию наказа, спрятанную в сейфе, без которого все дело лопнуло бы, как мыльный пузырь, Герасимов передал прокурору; агент Архипов заученно подтвердил подлинность текста, несмотря на колебания кадетов, часть из которых склонялась к тому, чтобы выдать правосудию социал-демократических кандидатов, общее голосование Думы порешило отказать правительству: «Дело дурно пахнет, чувствуется провокация охраны, нужны более весомые доказательства». Что и требовалось доказать!

Третьего июня девятьсот седьмого года вторая Дума была распущена; социал— демократов засудили на каторгу, новый выборный закон гарантировал Столыпину послушное большинство; Запад и левые издания в России прореагировали на процесс однозначно: «Террор самодержавия продолжается! Свободы, „дарованные“ монархом, — миф и обман, несчастная Россия».

Именно поэтому процесс над депутатами первой Думы Столыпин решил провести мягко, ибо судили не левых, а в основном кадетов, — с этими можно хоть как-то сговориться, несмотря на то, что болтуны, линии нет, каждый сам себе Цезарь; покричат и перестанут, у народа короткая память: пусть потешатся речами профессоров и приват-доцентов, важно, чтобы поскорее забыли о том, что и как говорили в военном суде социал-демократы второй Думы.

Именно поэтому Герасимов и не торопился на вечернее заседание суда, а обдумывал новую комбинацию, ту, которая должна будет вознести его. На меньшее, чем товарищ министра внутренних дел, он теперь не согласен…

Обедал Герасимов у себя на конспиративной квартире, в маленьком кабинетике для отдыха. Подали стакан бульона из куриных потрохов, — эскулапы рекомендовали лечить почки и печень старым народным способом: вареной печенью и почками цыплят, ибо птицы и животные созданы по образу и подобию человеческому. Само собою разумеется, их органы содержат те же вещества, что и человеческие, — вот вам и дополнительное питание для пораженных регионов организма, Герасимов страдал почечными коликами и увеличением печени, потроха помогали, стал чувствовать себя легче после визита к доктору Абрамсону вот бы жидовне и заниматься медициной, а ведь нет, все в политику лезут, змеи проклятые.

На второе Герасимову была приготовлена вареная телятина, овощи на пару и немного белой рыбы, готовил обед старик Кузнецов, в прошлом агент охраны, большой кулинар, мастер на выдумки, пописывал стихи, кстати.

Заключив обед чашкой кофе (несмотря на запрет врача не мог отказать себе в этой маленькой радости), поднялся, отчего-то явственно вспомнил лицо мужчины с блокнотиками сидевшего рядом в зале судебного заседания, и чуть не ахнул господи, да уж не Доманский ли это?!