Юрий Курик - Золото для дураков Страница 11

Вывод из диспозиции: Лукерья-драгоценности-Витюшка-Федька Косорыл, был ясен, как белый день, – жандармы ловят дураков!

***

Глафира Порфирьевна метала гром, молнии и посуду в своего внука, молодого князя Голицына.

– Навуходоносор! Кобель драный! Юбошник рукоблудный!

Князю пока везло. Он ловко уворачивался от летящих в него с обеденного стола бабки тарелок, соусников и прочей утвари. Уворачивался и молча сносил понос от бабки.

– Кукуй ощипанный!

Бабка, очевидно, имела в виду под «кукуем» самца кукушки, а этого стерпеть князь уже не захотел. А зря! Молчать бы уже лучше его сиятельству в тряпочку и всё бы обошлось миром.

Князь решил опровергнуть унизительное звание «кукуя» и на мгновение остановился для выражения своего мнения. Этого для Глафиры Порфирьевны оказалось более чем достаточно. Она, опытная метательница громов, молний и прочего, что под руку попадёт, зафигачила тяжёленьким серебряным кофейником его сиятельству прямо в лобешник.

Князь не успел выразить своего мнения. Как был «кукуем», так «кукуем» и рухнул в полном беспамятстве под ноги бабки.

Глафира Порфирьевна посмотрела свысока на облитое кофием лицо волокиты за ядрёными холопскими ляжками и сплюнула.

– Прости Господи его за грехи вольные и невольные. Кукуй он, как и отец его, и как дед его! Все они кукуи окаянные!

Перекрестилась и крикнула:

– Фёкла!

Дверь моментально отворилась и Фёкла с порога, с плачем, бросилась Глафире Порфирьевне в ноги:

– Матушка заступница! Оборони сироту! Век твоих милостей не забуду!

Глафира Порфирьевна, ещё не отошедшая от разноса внука, отпихнула ногой ключницу:

– Вставай! Спину-то за чужие грехи-то не ломай!

– Не встану. За Витюшку прошу! За кровиночку Вашу!

– Вставай! – голос Глафиры Порфирьевны зазвенел, налился недовольством. – Вставай! Витюшку ко мне в светёлку шугни, а этого жопохвата обиходь. – Она кивнула головой в сторону лежащего без сознания молодого князя – И упреди, чтоб на глаза до Спаса не попадался. Иначе наследства лишу! Поняла?

Слова благодарности застряли у Фёклы в горле. Она утирала слёзы счастья и только кивала головой, как китайский болванчик.

Люди обманываются насчёт серебра – металл, он и есть металл, без всякой души и благородства.

Серебряный кофейник, прилетевший в лоб молодому князю Голицыну, породил три последствия.

Во-первых: линия жизни Витюшки Грехова под ударом серебряного кофейника прогнулась, заложила крутой вираж и выскочила на широкий прошпект цивильных возможностей.

Во-вторых: горячая встреча князева лба с кофейником ознаменовалась огромной шишкой и соскакиванием в его благородном мозгу шариков и роликов с насиженных мест. Шишку уездный светило медицины доктор Вагнер удачно свёл, а вот навести окончательный порядок в мозгах князя, не сумел. Мужчина, ударенный кофейником, всеми фибрами своей благородной души возненавидел своего выблядка – Витюшку Грехова. Прабабка Глафира Порфирьевна, поражённая сходством обличья правнука с её портретом, где она в десятилетнем возрасте чаёвничает в беседке летнего сада, раскинула перед Витюшкой Греховым свою душу.

В-третьих: платье князя, залитое кофием, вернуть к светской жизни не удалось. Фёкла отдала платье портному Соломончику для пошива из него портков и кофты для Витюшки.

***

Пока была жива Глафира Порфирьевна, в сторону Витюши Грехова никто не осмеливался бросить косой взгляд. Правда сказать, и сам пацан для особых неудовольствий поводов не давал. Шкодил не часто и без злобы, учился без азарта, но и без валяния дурака.

Домашний учитель, из пленных французов месье Лернер, Витюшкой даже гордился, мол, смотрите, из выблядков, а успехи, особо в началах физики и химии, у него повыше, чем у господских детей.

Конфузий меж молодым князем Голицыным и Витюшкой не случалось. Князь не признавал Витюшку сыном, а Витюшка не чувствовал в князе отца. Так и жили, без мира и без войны.

Перемены начались со смертью Глафиры Порфирьевны.

Сначала дали отставку месье Лернеру. На его место, молодой князь взял личным секретарём и учителем для детей И. А. Крылова. Новый учитель к точным наукам относился с прохладцей: то ли сам их толком не знал, то ли ими пренебрегал. Он налегал больше на словесность и письмо. Сам грешил написанием вирш с моральным наказом в конце. В связи с чем, мнил себя русским Эзопом. Для домашнего театра сподобился господин Крылов написать шутотрагедию «Триумф и Подщипа».

Пьесу поставили. Всем понравилось. Все смеялись. Более всех сам автор и Витюшка Грехов. Первому слава признания щекотала тщеславие, а второй был приобщён к театру.

Волшебный обряд перевоплощения из обыкновенного мальчишки в участника сценического действа, навсегда пленил Витюшку. Не важно, какова роль, выход ли на сцену без слов или настоящая игра со словами, Витюша растворялся в образе без остатка, чем радовал публику и срывал каждый раз громкие аплодисменты.

У молодого князя Голицына успехи побочного сына перед его законными детьми, вызывали изжогу, а слава начинающего актёра Витюши и каждое его появление из-за кулис домашнего театра, было ему как серпом по ноге – принародным тыканьем мордой в прошлые грехи.

Состояние «ни войны, ни мира» первым нарушил князь. Он через ближних своих настроил окружающую пацанву против Витюшки. Жизнь для него вернулась в прежние берега. Начались зуботычины, поджопники, подзатыльники и откровенные драки. Особливо перед спектаклем. Хромой артист с разбитыми губами и синяками под глазами, показу публике противопоказан.

Витюшку отлучили от театра, но страсть к перевоплощению истребить в нём не смогли.

В учёбе начались постоянные придирки: не так встал, не так сел, не туда и не так посмотрел, не о том думаешь, и не то говоришь.

Витюшка Грехов от князя Голицына унаследовал острый ум, а от матери природную деревенскую хитрость. Он точно знал, его малиновая жизнь в поместье окончится опять восхвалением Христа под чужими окнами.

Молодой князь после смерти бабки Глафиры Порфирьевны почувствовал безнаказанность и выживет Витюшку из усадьбы.

Откровенно выгнать его он не мог. Грехов прожил возле Глафиры Порфирьевны долго. Всё приличное общество уезда и даже кое-кто и в столице, знали о прямом родстве его к молодому князю, и сочли бы подобный афронт настоящим move tone.

Молодой человек с положением и толстым кошельком мог себе позволить залезть в пылу страсти на дворовую девку. В конце концов, он не виноват, что в нужный момент поблизости принцессы не прогуливались. Это можно понять, похихикать в платочек и простить в глазах общества.

Но выгнать своего ребёнка, даже незаконнорожденного, на улицу, без средств существования, без куска хлеба, конечно варварство, дикость! Бывать с таким человеком за одним столом не прилично, а раскланиваться с ним, вообще зазорно!

Другое дело, ежели этот грех внезапной страсти, в силу своего строптивого нрава, сам взбрыкнёт и решит самовольно покинуть даденный ему по милости кров…, то Бог ему навстречу и ветер в спину.

Ждать до последнего, когда каждый прожитый день в поместье обернётся страданиями, Витюшка не стал. Он решил покинуть поместье князей Голицыных по своей воле. К этому решительному шагу по-хозяйски начал готовиться.

Для известной только ему цели, он начал тырить с хозяйского стола серебряные приборы и мелкую посуду. На столь мелкие пропажи ни господа, ни обслуга внимания не обращали. На кражу не похоже, а ради пропажи двух-трёх вилок, солонки или пары ножей подымать хай – люди засмеют. На это и держал свой расчёт Витюшка.

Весьма скоро в его захоронке, подле поломанного Купидона в саду, скопилось больше пуда фамильного серебра Голицыных.

Превращать свой уход от Голицыных в тайный побег Витюшка не собирался. Он хорошо помнил исчезновение из усадьбы шорника Федьки Косорыла. На него повесили воровство всех драгоценностей Натальи Александровны. Поэтому, покрывать своим тайным побегом возможные пропажи ценностей от чьих-то проказливых ручонок, Витюша не хотел.

Совсем наоборот.

Он вежливо-покаянным голоском испросил у молодого князя разрешения на отхожую работу в уездном городке, в доме купцов Мещеряковых, младшим счетоводом. Разрешение с рекомендательным письмом Витюшка благополучно получил.

На радостях, молодой князь Голицын одарил сына двадцатью пятью рублями ассигнациями и наказом больше никогда не появляться на пороге его дома. Предложил ещё свою пролётку до уездного городка, но Витюшка скромно, но решительно отказался.

Ещё бы ему не скромничать!

Интересно, как бы он объяснил хозяйскому кучеру нескромный багаж скромного юноши – тюк серебра в пуд весом, полный костюм корнета из костюмерной домашнего театра и мешок съестных припасов от тётки Фёклы с мамкой Миланьей.

***

К купцам Мещеряковым Витюша Грехов не собирался. Уездный город он проехал транзитом. Добрался до столицы и снял по сходной цене крепкий небольшой домишко с высокой оградой.