Конн Иггульден - Чингисхан. Пенталогия (ЛП) Страница 12

— Не говори с ними, пока они сами не заговорят с тобой, — предупредил сына Есугэй. — Будь бесстрастен, что бы ни случилось. Понял?

Тэмучжин не ответил, но нервно сглотнул. Дни и ночи, проведенные наедине с отцом, были для него странным временем. Никогда еще Есугэй не оказывал Тэмучжину столько внимания. Они путешествовали вдвоем, и другие сыновья не попадались хану на глаза и не отвлекали его. Поначалу Тэмучжин думал, что рядом с отцом будет чувствовать себя униженным. Они не были друзьями. Однако порой он улавливал в глазах отца отблеск какого-то чувства. Гордость за сына? Может быть.

Вдалеке Тэмучжин увидел тучу пыли — это молодые воины хватали оружие и вскакивали на коней. Есугэй сжал губы и выпрямился в седле. Тэмучжин последовал его примеру, глядя, как приближается клубящаяся пыль, поднимаемая воинами, скачущими толпой навстречу двум одиноким всадникам.

— Не оборачивайся, Тэмучжин, — бросил отец. — Они играют, как малые дети, и ты осрамишь меня, если поддашься.

— Понял, — откликнулся мальчик. — Но если мы будем неподвижными, как камни, они сразу поймут, что ты их заметил. Может, лучше беседовать друг с другом и смеяться?

Он поймал на себе гневный взгляд отца и на мгновение испугался. Эти золотистые глаза были последним, что видели в своей жизни десятки молодых наглецов. Есугэй готовился к встрече с врагом. Все помыслы его были направлены на то, чтобы защитить себя и сына. Тэмучжин наблюдал за ним и видел, что отец усилием воли принуждает себя расслабиться. Скачущие на конях олхунуты были еще пока далеко. А день только разгорался.

— Я буду выглядеть глупо, если они скинут нас с коней, — усмехнулся Есугэй, но на мертвеце эта усмешка смотрелась бы куда лучше, чем на его побледневшем лице.

Тэмучжин рассмеялся в ответ. Ведь отец искренне старался его развеселить.

— Тебе худо? Так гордо подними голову, как ты обычно делаешь.

Отец постарался придать себе гордый вид, как посоветовал Тэмучжин, и оба они неожиданно для самих себя расхохотались. Как раз в этот момент и подъехали олхунутские всадники. Есугэй, раскрасневшись от смеха, утирал слезы, а воины тем временем остановились перед двумя веселыми путниками и загородили им дорогу. За ними тянулось облако пыли. Оно настигло всадников и окутало их такой плотной дымкой, что на несколько мгновений пришлось зажмурить глаза.

Олхунуты застыли в молчании, дожидаясь, когда же Тэмучжин с Есугэем справятся с собой и обратят на них внимание. Мальчик постарался сделать бесстрастное лицо, хотя на самом деле едва мог скрыть свое любопытство. Все здесь было другое, и воины были не такие, как в его племени. Кони олхунутов были превосходными, а воины в легких серых халатах и коричневых штанах с золотой нитью выглядели чище и опрятнее сородичей Тэмучжина. И мальчик почувствовал вдруг странное недовольство в душе. Его внимание переключилось на воина, который явно был предводителем. В ожидании распоряжений всадники смотрели на него с почтением.

Молодой воин держался в седле не хуже Хачиуна, как заметил Тэмучжин, но был уже почти взрослым мужчиной. Одет в легкую рубашку без рукавов, обнажавшую его сильные загорелые руки. К его седлу приторочены два лука и хороший метательный топор. Мечей у всадников не было, только топорики. Как же они сражаются с хорошо вооруженными противниками? Тэмучжин считал, что добрый меч превратит их топорики в щепки, только если эти топорики не попадут в цель раньше.

Олхунуты тоже внимательно рассматривали незваных гостей. Один из них подъехал слишком близко. Грязный его палец потянулся было к полам халата Есугэя. Тэмучжин едва успел заметить какое-то движение, а на руке наглеца уже вспухла красная полоса. Воин, так и не успев коснуться Есугэя, вскрикнул и подался назад, разозлившись от боли.

— Ты сильно рисковал, приехав сюда без своих воинов, хан Волков, — сказал воин в рубашке. — Ты привез еще одного сына, чтобы олхунуты сделали из него мужчину?

Есугэй повернулся к Тэмучжину, и глаза его снова странно сверкнули.

— Это мой сын Тэмучжин. Тэмучжин, это твой двоюродный брат Коке. Это его отцу я прострелил бедро в тот день, когда встретился с твоей матерью.

— И он до сих пор хромает, — кивнул Коке без улыбки.

Конь его вдруг тронулся с места, похоже, без малейшего приказа, и воин оказался на расстоянии вытянутой руки от Есугэя. Тот позволил похлопать себя по плечу, хотя сам даже не пошевелился. Так он давал понять, что всегда решает сам, позволять до себя дотронуться или нет. Когда Коке отъехал, всадники вздохнули с облегчением. Их предводитель показал, что не боится хана, а Есугэй признал, что не правит теми землями, где олхунуты поставили свои юрты.

— Дорога была долгая, и вы наверняка голодны. Нынешним утром наши охотники привезли жирных весенних сурков. Не разделите ли вы с нами нашу еду?

— Разделим, — ответил Есугэй.

С этой минуты их защищали законы гостеприимства, и напряженность Есугэя, говорившая о том, что он в любой момент готов выхватить меч, исчезла. Он спрятал оружие в подбитый мехом халат. А у Тэмучжина в животе вдруг похолодело. Он начал понимать, как одиноко ему будет среди чужаков. Пока они ехали к юртам олхунутов, он не отрываясь смотрел на отца и с ужасом представлял себе то страшное мгновение, когда тот уедет и оставит его одного.

Юрты олхунутов напоминали юрты племени Тэмучжина, но были не такого грязно-белого цвета. Лошади стояли в огромных загонах рядом с жилищами. Их было так много, что и не пересчитать. Коровы, козы и овцы паслись на холмах, и, судя по их количеству, олхунуты процветали. Да и само племя было многочисленным. Правду говорил Есугэй. Тэмучжин увидел мальчишек — ровесников его братьев. Они носились на лошадях вокруг улуса. У каждого был маленький лук, и целились они как будто в землю, постоянно при этом переругиваясь и смеясь от радости. В эти минуты Тэмучжину остро захотелось, чтобы Хасар и Хачиун были рядом.

Его двоюродный брат Коке спешился, бросил поводья худенькой женщине с лицом морщинистым, как осенний лист. Тэмучжин с Есугэем тоже спешились. Их коней увели, чтобы напоить и накормить после долгой дороги. Остальные всадники разошлись по улусу. Одни отправились в свои юрты, другие подошли к сородичам, чтобы обменяться новостями. Чужаки в племени не были обычным делом, и Тэмучжин чувствовал на себе взгляды сотен людей, пока Коке вел двоих Волков сквозь толпу в юрту отца.

Есугэй недовольно хмыкнул, так как ему пришлось идти позади какого-то юнца. В отместку хан шел медленно, останавливался и рассматривал узоры на юртах менее знатных семей. И Коке был вынужден ждать, пока гости удовлетворят свое показное любопытство, иначе ему пришлось бы идти одному. Тэмучжин внутренне ликовал: отец и в чужом племени показал всем, кто тут главный. Он не спешил за младшим. Нет, он вел себя так, чтобы всем стало понятно — высокие гости осматривают олхунутские жилища. Есугэй даже заговорил с парочкой простых воинов, но не задавал вопросов, а лишь бросал короткую похвалу или делал небольшое замечание. Олхунуты смотрели на двоих Волков, и Тэмучжин знал, что отец наслаждается затаенной злобой чужого племени не меньше, чем жаркой битвой.

Когда они наконец подошли к юрте с ярко-синей дверью, Коке уже кипел от злости, хотя и сам не мог понять почему.

— В добром ли здравии твой отец? — спросил Есугэй.

Молодой человек вынужден был остановиться, хотя уже собирался войти в юрту.

— Он силен, как всегда, — отвечал Коке.

— Скажи ему, что я здесь, — кивнул Есугэй и ласково посмотрел на племянника.

Коке покраснел и поспешил скрыться в темноте юрты. Есугэй и Тэмучжин остались вдвоем, хотя вокруг было полно чужих глаз и ушей.

— Прояви уважение, когда войдем, — прошептал Есугэй. — Эти семьи тебя не знают. Они отметят все твои промахи и не обрадуются.

— Понял, — ответил Тэмучжин и, едва шевельнув губами, спросил: — Сколько зим моему двоюродному брату Коке?

— Тринадцать или четырнадцать.

Тэмучжин посмотрел на отца с любопытством.

— Значит, он живет только потому, что ты попал стрелой его отцу в бедро, а не в сердце?

— Я не в бедро целил, — пожал плечами Есугэй. — Хотел его убить, но другой брат Оэлун уже метнул топорик, и у меня не было времени, чтобы прицелиться.

— Он тоже здесь? — огляделся по сторонам Тэмучжин.

— Разве что башку себе приставил, — усмехнулся Есугэй.

Тэмучжин молча обдумывал его слова. У олхунутов нет причин любить его отца, зато для ненависти причин много. Однако именно к олхунутам Есугэй посылал сыновей за женами. Уверенность, которую Тэмучжин чувствовал среди людей своего племени, быстро улетучивалась. Он вдруг ощутил себя одиноким и испуганным мальчишкой. Однако ему удалось взять себя в руки. В конце концов, выдержал же Бектер целый год среди чужих. Убить не убьют, а все остальное стерпеть можно, в этом Тэмучжин был уверен.