Анатолий Хлопецкий - Русский самурай. Книга 2. Возвращение самурая Страница 12

И теперь уже Василию пришел черед воскликнуть:

– Идет!

Соглашение запили горячим, со странноватым привкусом, чаем, попутно обсуждая, где Василию приобрести простенькую для начала фотокамеру.

Сев на своего любимого конька, Петр Иванович стал таким, как обычно: добродушным, простоватым, веселым. Но теперь Василий уже не мог забыть, какой наблюдательный и аналитический ум кроется за непритязательной внешностью этого вроде бы всего лишь мелкого хозяйчика. И неожиданно для себя спросил:

– Петр Иванович, вы большевик?

– А вы, голубчик, не в обиду вам сказать, уже отличаете большевиков, скажем, от эсеров или кадетов?

– Ну зачем же так? – все-таки обиделся Василий. – Я же не на другой планете живу, вижу, что вокруг делается.

– Я вовсе не хотел вас обидеть, – в свою очередь удивился фотограф. – Просто вы в России не так уж давно и до сих пор интереса к политике за вами не замечалось.

– Так. И с каких пор за мной, так сказать, замечают?

– Ну вот что, – нахмурился Кузнецов, – если вы это насчет слежки, так не по адресу. Мы не охранка. Но дела у нас с вами серьезные, и доверять вовсе неизвестному человеку было бы неразумно. Так что свои справки, конечно, навели. И, как видите, в вашу пользу. А возвращаясь к вашему вопросу, я задам встречный: если я, допустим, большевик – это что-нибудь меняет в наших с вами отношениях? И что вы вообще знаете о большевиках?

– Только то, что говорится в листовках, на которых вы изволили начертать свое первое приглашение сюда, – парировал Василий. – Помнится, там было обращение Ленина.

– А вам, оказывается, палец в рот не клади! – рассмеялся фотограф. – И все же, если ваш интерес к большевикам – не праздное любопытство, это предмет для серьезного разговора. Предлагаю его отложить для менее позднего времени.

Поняв это предложение как сигнал к окончанию чаепития, Василий поднялся:

– До свидания. Надеюсь, не до более подходящего времени?

Петр Иванович снова рассмеялся, и они условились о следующей встрече.

Василий вышел в сырую темень улицы. Он шел, как обычно, не слишком остерегаясь пустых переулков и распахнутой черноты проходных дворов. И все же что-то мешало ему полностью отдаться набегавшим мыслям – что-то еще, кроме звука собственных шагов и шороха ветра в мокрой листве. Он резко обернулся и скорее почувствовал, чем увидел, серую тень, пересекшую тусклый отсвет газового фонаря.

Это больше разозлило, чем насторожило его. И все же стоило выяснить, кто из любителей замечать за ним на сей раз выслал вдогонку соглядатая. Василий не сбавил шага, но и не побежал – он просто нырнул в первый же проходник, но, не продолжая движения, затаился. Услышав шаги преследователя – тот уже не прятался, топал в открытую, – Василий неслышным движением поднял камешек и кинул вперед, обозначая звуком его падения там, далеко, свое присутствие. Соглядатай купился: шумно дыша, протопал мимо.

Неимоверным усилием воли Василий остановил себя, чтобы не кинуться за ним. Между тем фигурка там, вдалеке, остановилась, потопталась и все же ринулась дальше. Василий перевел дух и быстрым, но не торопливым шагом порядочного человека вернулся и продолжил свой путь, пока не затерялся среди прохожих освещенной и многолюдной улицы.

Все еще обдумывая происшедшее, он вошел в вестибюль гостиницы и уже направился к лестнице, когда его остановил портье:

– Господин Ощепков, вас тут дожидаются. Дама…

Нет, решительно сегодняшний день предполагал и закончиться так же, как начался: сюрпризом. Он, не скрывая изумления, обернулся. Портье был прав: эту женщину действительно хотелось назвать дамой – стройная, в черном, может быть, траурном, платье; на маленькой шляпке приколота вуалетка, наполовину скрывающая лицо. Чуть привядший рот не накрашен и как-то горестно сжат. Она заговорила дрогнувшим голосом:

– Господин Ощепков, я понимаю: это не совсем прилично – в такой час, здесь… И мы незнакомы… Но я в безвыходном положении.

Василий смешался: его опыт общения с дамами был, в общем, никаким. Разговаривать с нею здесь? Пригласить в номер? На помощь пришел портье:

– Не угодно ли пройти в гостиную? Я предлагал…

Николай Васильевич Мурашов так записал в своем позднем дневнике об этой встрече:

– Помню, однажды мать вернулась домой поздним вечером, усталая, бледная, но возбужденная. Я еще не спал, дожидаясь ее, и она присела на краешек моей постели. От ее платья пахло туманом и чуть уловимым запахом ее прежних духов. Сейчас я понимаю, что собеседником я был неважным – я даже не все понял тогда из того, что теперь помню. Но ей надо было выговориться.

– Ты знаешь, Николенька, – сказала она, всматриваясь в меня блестящими глазами, – мне, кажется, удалось найти работу! Ах, нет-нет, только бы не сглазить! Ты понимаешь, он ничего не обещал – только разузнать. И какой деликатный – заметил, что я вот-вот расплачусь, и перестал смотреть на меня. И даже не пригласил меня поужинать – ты знаешь, я так этого боялась! Теперь все устроится, вот увидишь. И мы больше не будем голодать и сразу отдадим долги квартирной хозяйке. А может быть, и найдем комнату получше – здесь, на первом этаже, такая сырость… Меня и сейчас бьет озноб.

Она, по обыкновению, размечталась и все строила планы, не замечая, что я уже почти сплю.

Но уже наутро стало ясно, что всем ее планам не суждено сбыться: видимо, промокнув и озябнув прошлым вечером, она простудилась и занемогла, недаром так блестели ее глаза – уже начиналась горячка. Она слегла и болела тяжело и долго.

Так распорядилась на то время судьба событиями жизни моих героев, и они не знали, перекрестятся ли когда-нибудь еще их жизненные пути. А ведь не случись этой болезни – совсем по-другому могла бы сложиться жизнь и матери, и сына.

Нельзя сказать, что Василию пришлась кстати эта неожиданная встреча. Мелькнула даже мысль, не является ли визит неизвестной вдовы нотариуса продолжением утренней проверки? Но, как ни примеряй, не выходило, чтобы можно было извлечь кому-то выгоду из хлопот переводчика о своей соотечественнице. Впрочем, прежде чем хлопотать, следовало провести некоторую разведку.

И следующим же утром он между делом порасспросил девушек из машинописного бюро и из канцелярии, нет ли там свободных вакансий и не собирается ли начальство расширять штаты ввиду срочности работы или увеличения ее объема. Оказалось, что ничего такого не предвидится, но вроде бы шел разговор о новой уборщице.

Василий поморщился: вчерашнюю незнакомку трудно было представить со шваброй в руках. Однако, судя по давешнему разговору, положение там и впрямь дошло до крайности и тут уж не до выбора. В конце концов, его дело – предложить. И взять в руки швабру все же лучше, чем выйти на панель. Он уже собрался было за обеденный перерыв отыскать того, кто ведает наймом гражданской обслуги, когда ему передали, что необходимо срочно явиться к начальству.

Японец – начальник отдела кадров управления – ответил на почтительный (словно сэнсэю) поклон Василия не менее вежливым и учтивым поклоном, а затем долго перебирал на своем столе какие-то бумаги: видимо, дожидался от переводчика вопроса, почто зван. Не дождавшись, одобрительно кивнул и наконец сообщил, что Василий-сан с завтрашнего дня переводится из торгового отдела управления в отдел снабжения японской армии: там его услуги требуются больше.

«Значит, проверку прошел», – подумал Василий и еще раз молча поклонился в ответ.

– Кстати, – добавил японец, – вам не жаль, что находятся без применения знания, полученные вами в Кодокане, у великого Дзигоро Кано? Не согласились бы вы время от времени, разумеется, за отдельную плату, участвовать в тренировках офицеров нашего управления? Мы боимся, что за канцелярской работой они растеряют обязательные для каждого офицера японской армии навыки дзюу-до.

Помедлив секунду, Василий отвесил еще один непременный поклон и скромно ответил:

– Я уверен, что офицерам доблестной армии Микадо нечего почерпнуть у иностранца, допущенного всего лишь прикоснуться к великой сокровищнице знаний Кодокана. Но, разумеется, я буду только рад возможности самому научиться чему-нибудь у благородных самураев.

С этих пор Василий получил еще немного свободного времени для тренировок – что и говорить, работа подчас не давала лишний раз заглянуть в спортивный зал. Теперь заниматься борьбой можно было вполне официально, в рамках службы.

Новое назначение, а также предложение участвовать в тренировках офицеров штаба японской армии открывали немалые возможности, но, выслушав возбужденный рассказ Василия, Петр Иванович решительно охладил его пыл:

– Никаких штучек на манер шпионских романов – кражи документов, попыток проникнуть в сейфы для секретных бумаг, провоцирующих вопросов – особенно на первых порах. Конечно, нам с вами, может быть, удастся узнать немало ценного, но самым ценным для нас является само ваше пребывание в управлении, и рисковать этим нельзя – разве уж в самом срочном безвыходном случае. А вот прислушаться в приватной обстановке к разговорам господ самураев не помешает. Тут из каждой мелочи можно извлечь что-нибудь полезное.