Роман Почекаев - Батый. Хан, который не был ханом Страница 12

Источники не сообщают о том, что на трон после смерти Чингис-хана стал претендовать его младший брат Тэмугэ-отчнгин. Но, учитывая, что впоследствии, после смерти Угедея, он пытался занять трон, вполне возможно, что и он мог стать конкурентом Угедэю. Однажды, еще при жизни Чингис-хана, Угедэй усомнился, будет ли его потомство достойно ханского трона, на что его отец ответил, что «уж если у Огодая народятся такие потомки, что хоть травушкой-муравушкой оберни — коровы есть не станут, хоть салом окрути — собаки есть не станут, то среди моих-то потомков уже-так-таки ни одного доброго и не родится?» [Козин 1941, с. 255]. Слова Чингис-хана были истолкованы так, что на трон великого хана отныне могли претендовать только его прямые потомки. И впоследствии любой не-Чингизид, предъявивший претензии на трон (включая потомков братьев Чингис-хана и даже его собственных потомков по женской линии), считался узурпатором и подлежал казни: тот же Тэмугэ-отчигин за попытку захвата власти был осужден Гуюком и казнен «на основании ясы» [Juvaini 1997, р. 255; ср.: Султанов 2001, с. 67, 82-83].

Итак, после долгих интриг, переговоров и соглашений в год земли-коровы (1229 г.) в урочище Худугэ-Арал Угедэй официально был объявлен великим ханом и воссел на трон своёго отца.

По-видимому, Бату играл в церемонии значительную роль как правитель Улуса Джучи. В вышеприведенном фрагменте из «Сокровенного сказания» в списке участников курултая он назван вторым — сразу же после Чагатая, что свидетельствует о его высоком статусе среди Чингизидов: он был вторым из правителей в западных улусах (среди «царевичей Правой руки»). Источники не отмечают, что Бату пытался чинить какие-то препятствия избранию Угедэя или стал на сторону кого-либо из других претендентов на трон. Скорее всего, наследник Джучи прекрасно отдавал себе отчет, что его участие в церемонии избрания — не самая важная цель поездки в Монголию: гораздо важнее ему было получить от нового хана подтверждение своего статуса правителя Улуса Джучи.

Ряд авторов — как современников Бату (Джузджани), так и более поздних (Утемиш-хаджи, Абу-л-Гази) — утверждает, что Бату наследовал отцу по воле Чингис-хана. Другие сообщают, что Бату утверждал уже преемник Чингисхана — Угедэй: «Он (Туши) умер шестью месяцами раньше Чингиз-хана. Место его Угетай-каан дал сыну его Бату-хану сыну Туши-хана», — пишет персидский автор первой половины XIV в. Хамдаллах Казвини; арабский ученый начала XV в. ал-Калкашанди также сообщает, что «когда Чингис-хан умер, утвердился в государстве Дешт-и Кипчак (Маверан-нахр) и на соседних землях Бату сын Джучи сына Чингисхана» [СМИЗО 1941, с. 90; Григорьев, Фролова 1999, с. 84]. Противоречие источников в этом вопросе, на наш взгляд, кажущееся: видимо, Чингис-хан назначил правителем Бату, который должен был явиться к деду для формального утверждения, но этому помешала смерть Чингис-хана, поэтому Бату был утвержден уже решением новоизбранного великого хана Угедэя.

Из сообщений авторов, перечисляющих сыновей Джучи, отправившихся на курултай, вполне определенно следует, что в Монголию прибыли далеко не все потомки Джучи. Хотя на курултай поехали несколько старших сыновей, но в Улусе Джучи оставались: Бувал — возможно, самый старший из Джучидов, Тангут — вероятно, ровесник Бату, а по сообщению Абу-л-Гази— и Туга-Тимур. А между тем всем членам августейшего семейства полагалось в обязательном порядке присутствовать на великом курултае! Выходит, семейство Джучидов не очень-то доверяло своим восточным родичам и подстраховывалось на тот случай, если старшие Чингизиды попробуют расправиться с сыновьями Джучи, прибывшими в Монголию: среди оставшихся дома братьев нашелся бы подходящий по возрасту и положению, чтобы занять место главы семейства и улуса.

Основания для подозрений у Джучидов имелись. У Чингис-хана было четверо сыновей от главной жены — Борте-хатун, а также несколько сыновей от других жен: Дзочибэй от Есуй-хатун, Харачар, Хархаду и Чахур от Есуген-хатун и Кулугэ (Кулькан) от Хулан-хатун. Рашид ад-Дин упоминает следующих сыновей Чингис-хана от младших жен: Джаур от Есукат-хатун, Джурчитай от наложницы из племени найман, и Урджакан от наложницы из племени татар, которые, по его словам, «умерли в юности» [Алтан Тобчи 1973, с. 243; Рашид ад-Дин 19526, с. 71-72]. Таким образом, помимо четырех «кулуков» (так именуются сыновья Чингис-хана и Борте в монгольской исторической традиции), только самый младший, Кулькан, упоминается, как достигший зрелости, имевший детей и как-то проявивший себя после смерти отца. Остальные умерли в детстве или молодости, не оставив потомства, но ни один источник не сообщает, что они скончались раньше отца. Напротив, у Джувейни есть сообщние, что перед смертью Чингис-хан «призвал к себе своих сыновей Чагатая, Угедэя, Улуг-нойона, Колгена, Джурчетея и Орчана» и что ко времени прибытия участников на курултай 1228 г. «младшие братья Улуг-нойона» уже находились в ставке Чингис-хана на Керулене [Juvaini 1997, р. 180-184]. Поскольку Улуг-нойон (Тулуй) был последним сыном Чингис-хана от Борте, Джувейни, несомненно, говорнт о сыновьях Чингис-хана от других жен. Это дает основание предположить, что старшие сыновья Чингис-хана вскоре после его смерти вполне могли избавиться от своих младших сводных братьев, конкурентов в борьбе за трон и при распределении уделов. Подобная участь вполне могла ожидать и сыновей Джучи во главе с Бату, учитывая серьезные разногласия их отца с Чагатаем и Угедэем, сосредоточившими теперь в своих руках всю полноту власти в Монгольской державе.

Оба старших сына Чингис-хана были не прочь увеличить собственные владения за счет Улуса Джучи. Так, Чагатай, вероятно, после смерти Джучи и отца полностью сосредоточил контроль над такими важными регионами, как Самарканд и Бухара, которые по распоряжению Чингис-хана должны были находиться под совместным управлением его сыновей. А под властью Угедэя оказались земли к востоку от Иртыша — области, которые Джучи получил еще при первом разделе Монгольской державы [Егоров 1985, с. 45; Сафаргалиев 1996, с. 293; ср.: Ускенбай 2003, с. 13-14]. Расставаться с новоприобретенными землями ни Чагатай, ни Уге-дэй, несомненно, не пожелали бы, и Бату необходимо было проявить большую гибкость, чтобы не потерять еще больше.

Полагаю, улаживая эти непростые вопросы, Бату проявил дипломатичность и оказал всемерную поддержку новому хану, который на начальном этапе своего правления остро нуждался в поддержке и не доверял даже самым близким родичам. Весьма красноречив эпизод, описанный Рашид ад-Дином: Чагатай, пожелав принести извинения Уге-дэю за какой-то проступок, «выступил с эмирами большой толпой и прибыл во [дворец] раньше урочного времени. [Очередные стражи] доложили [казну], что Чагатай прибыл со множеством людей. Угедэй-каан хотя и имел к нему полное доверие, но все же забеспокоился, что могло быть тому причиной; он выслал к нему людей расспросить». И только после долгих переговоров через посланцев Чагатай был допущен в ставку великого хана [Рашид ад-Дин 1960, с. 95-96].

Возможно, именно лояльность Бату способствовала тому, что вражда Угедэя и Чагатая с Джучи ни в коей мере не распространилась на сыновей последнего, и в дальнейшем сыновья Чингис-хана поддерживали Бату даже в его конфликтах с их собственными детьми. Так, например, после ссоры на пиру по случаю окончания похода на Русь, когда сын Угедэя Гуюк и внук Чагатая Бури позволили себе грубо оскорбить Бату, он обратился с жалобой к дядьям, те встали на его сторону, осудив своих отпрысков [Козин 1941, 175-276].

Об алтайских и восточно-сибирских территориях, отошедших к Угедэю, вопрос на курултае так и не поднимался, в отношении Самарканда и Бухары политика старших Чингизидов подверглась пересмотру: в этих городах, формально оставшихся под контролем Чагатая, появились также представители Улуса Джучи, Тулуидов и самого великого хана Угедэя. Впоследствии именно к Бату прибыл наместник Мавераннахра Масуд-бек, когда над ним сгустились тучи немилости со стороны каракорумских властей — несмотря на то что его отец Махмуд Ялавач нашел прибежище у Годана, сына Угедэя [Juvaini 1997, р. 241-243; Рашид ад-Дин 1960, с. 116]: видимо, всесильный даруга Мавераннахра признавал власть наследника Джучи. Возможно, тогда же, на курултае, Бату получил от Угедэя город Термез, асположенный во владениях Чагатая: обнаружены монеты начала 1230-х гг. с тамгой Бату, которая надчеканена поверх тамги самого Угедэя. Следовательно, великий хан передал Термез в личное владение Бату с правом получения доходов с него [см.: Петров 2003, с. 109].

Кроме того, уже на курултае 1229 г. новоизбранный хан принял решение об активизации военных действий на западном направлении, причем одной из первоочередных задач стало расширение Улуса Джучи. Вполне возможно, что намерение было продиктовано желанием старших Чингизидов позволить сыновьям Джучи компенсировать территориальные потери на Востоке новыми приобретениями на западе [ср.: Сафаргалиев 1996, с. 293]. Поэтому Угедэй отправил в Иран «Джурмагун-нойона с несколькими эмирами и тридцатью тысячами всадников. Кокошая и Субэдэй-бахатура послал с таким же войском в сторону Кипчака, Саксина и Булгара» [Рашид ад-Дин 1960, с. 21].