Юрий Чирков - А было все так… Страница 12

Лагерная библиотека насчитывала около 30 тысяч томов и несколько тысяч переплетенных журналов по всем отраслям знаний. Эта библиотека создавалась с начала образования Соловецких лагерей особого назначения (СЛОН) в 1920 году. Фонды библиотеки сначала складывались из книг, привезенных первыми тысячами заключенных. Многим из них посылали книги из дому. После умертвий или освобождений хозяев эти микробиблиотеки передавались в лагерную библиотеку с экслибрисами и гербами, с дарственными надписями и заметками на полях. Можно было встретить автографы Менделеева и Тургенева, фельдмаршала Милютина и Пржевальского, графа Витте и барона Будберга, Комиссаржевской и Боборыкина… Так создавался, например, фонд иностранной литературы, насчитывающий более 1800 томов, изданных в лучших издательствах Лондона, Парижа, Лейпцига, Берлина.

Я имел удовольствие видеть прижизненное лондонское издание «Орлеанской девы» Вольтера, прижизненные лейпцигские издания Гейне, Уланда, второй том «Отверженных» Гюго, принадлежавший Тургеневу, с его заметками на полях книги на русском и французском языках, экземпляр «Пана Тадеуша» с дарственной надписью Мицкевича графу Тышкевичу и другие ценные книги. В иностранном отделе были книги на 26 языках, в том числе на арабском и японском, но преобладали французские, немецкие, английские.

С 27-го года в библиотеку поступали книги советских издательств. Особенно много книг, журналов и газет стало поступать с начала 1934 года.

В 1935 году заведовал библиотекой Григорий Порфирьевич Котляревский. Недоучившийся, как Сталин, семинарист. Он пошел в революцию, стал членом РСДРП, затем РКП(б), ВКП(б), комиссарил во время гражданской войны, был заместителем начальника политотдела Черноморского флота.

В 1929 году Сталин совершал рекламную поездку на крейсере «Червона Украина» по Черному морю. В прессе эта поездка была подана очень гладко. На самом деле не обошлось без инцидентов. Сталину не понравилась программа матросской самодеятельности. Он оценил ее как политически вредную (много украинского элемента и не показано творчество других народов). Затем кто-то из его свиты нашел в библиотеке среди старой периодики газету десятилетней давности, где был помещен снимок Ленина с Троцким. Кроме того, во время волнения, когда Сталин гулял по палубе, около него упала вентиляционная труба, что сильно испугало вождя. После окончания поездки комиссар крейсера, ряд работников политотдела и штаба Черноморского флота были арестованы.

Котляревскому, кажется, удалось избежать в трибунале обвинения в терроре, но все же он получил десять лет по каким-то пунктам 58-й статьи. Однако в Соловках его прежние революционные заслуги учитывались и должность в масштабе Соловков для заключенного была весьма знатная. Григорий Порфирьевич был очень живой, хитроватый, с чувством юмора, говорил гладко, убедительно, любил приводить латинские пословицы.

Заведующий иностранным отделом библиотеки профессор Алексей Феодосьевич Вангенгейм был тоже (еще до революции) членом РСДРП, лично знаком с Лениным. Организатор, затем до 34-го года начальник Гидрометеорологического комитета при Совнаркоме СССР, он был хорошо образован, прекрасно знал французский и немецкий языки. Во время мировой войны – начальник метеослужбы 8-й армии, потом – Юго-Западного фронта в чине полковника. За организацию газовой атаки против австрийцев награжден золотым оружием. С начала революции сразу же встал на сторону Советской власти и после плодотворной государственной и научной деятельности был осужден на десять лет по статье 58, пункты 7, 10, 11, то есть за групповое вредительство, контрреволюционную агитацию.

Причины для ареста были серьезные. Во-первых, Алексей Феодосьевич нарушил указание Сталина. В Ленинграде в 1933 году в Таврическом дворце собрался организованный Вангенгеймом I Всесоюзный геофизический съезд, на который были приглашены зарубежные ученые из многих стран. Вступительную речь при открытии съезда Вангенгейм решил произнести по-французски, о чем было указано в пригласительных билетах. Примерно за час до открытия съезда Вангенгейму позвонили от Сталина и передали его указание произнести вступительную речь по-русски. Алексей Феодосьевич очень удивился и сказал, что программа съезда согласована во всех инстанциях, опубликована в пригласительных билетах и какие-либо замены недопустимы. Так не принято поступать. В трубке некоторое время помолчали, затем телефон отключился. Вступление было произнесено на французском. Съезд прошел блестяще, но руководство оставило его без внимания.

Вангенгейм, по роду службы часто бывавший в Совнаркоме, ЦК ВКП(б), в Главнауке, почувствовал: отношение к нему в верхах изменилось к худшему.

Через несколько месяцев началась подготовка к подъему стратостата «Осоавиахим». От Гидрометкомитета требовали обеспечения полета прогнозами погоды по вертикали. Эти требования были чрезмерными, так как единственным средством исследования верхних слоев тропосферы и нижних слоев стратосферы были весьма несовершенные тогда шары – радиозонды Молчанова. Как известно, полет окончился катастрофой вследствие обледенения стратостата. И это была вторая причина для ареста. Вангенгейм был арестован и обвинен в умышленном неверном прогнозировании условий полета. Одновременно были арестованы еще несколько руководящих ученых-метеорологов в Москве и Ленинграде.

В конце 1935 года Алексей Феодосьевич уже адаптировался и успешно работал в библиотеке. По внешнему виду он напоминал известный портрет А.И. Герцена художника Николая Ге: коротко стриженная седая голова, седые усы и бородка. Носил серую стеганку, серые ватные брюки, обмотки и грубые кожаные ботинки.

Библиотеки-передвижки, посылаемые в другие лагпункты Соловецкого архипелага, а также в СИЗО № 2 и № 3, комплектовал Пантелеймон Константинович Казаринов – президент Сибирского отделения Географического общества, профессор Иркутского университета. У него также было десять лет за подготовку к вооруженному восстанию, вредительство и т. п. Это очень деликатный, кроткий человек лет пятидесяти, с хорошей улыбкой на тонком румяном лице, что при густой седоватой шевелюре выглядело весьма оптимистично.

В числе библиотекарей была и дама лет шестидесяти – Ольга Петровна, заведующая кафедрой иностранных языков Военной академии имени Фрунзе. Ей по должности подходила статья 58, пункт 6 – шпионаж, срок – десять лет. До реабилитации она, конечно, не дожила. Эта очень шустрая, капризная старушка жила в женском бараке за кремлем, но проводила часов двенадцать – четырнадцать в библиотеке. В библиотеке жили только заведующий и оба профессора. Они помещались в небольшой комнате, в башенке, выходящей на Святое озеро.

В штате состоял и переплетчик Какалин. Тихий, пожилой, он целый день любовно реставрировал потрепанные книги, переплетал журналы.

Колоритная фигура в библиотеке – дневальный отец Митрофан. Монах, архимандрит, настоятель какого-то небольшого монастыря на Урале, он получал по пять-шесть посылок в месяц от своих бывших прихожан и использовал это обилие продуктов не для помощи сирым и убогим, коих было в кремле достаточно, а для найма. Почти всю работу по уборке обширных помещений библиотеки, доставке воды и прочее за него выполняли какие-то тощие, бледные старички. Он за это давал им зацветшие сухари, свои талоны на обед и другое, что ему не по вкусу. Он был хром, чернобород, увертлив, льстив и удивительно необразован. В частности, он не верил, что земля шар, а доказывал, что это бесовское наваждение. Вот таков коллектив соловецкой лагерной библиотеки.

После прощания с лазаретом я появился в библиотеке, и Котляревский представил меня сотрудникам, хотя все были со мной знакомы. Григорий Порфирьевич объяснил мне систему классификации книг (по Кеттеру), правила обработки поступивших книг, заполнения каталожных карточек и абонементов. Затем он привел меня в кабинет журналов и технической литературы, закрыл дверь и, сделав таинственное лицо, сообщил, что дает ряд рекомендаций.

Рекомендации сводились к следующему. Все работники библиотеки – люди пожилые, нервные, их надо уважать. Особенно Ольгу Петровну и Алексея Феодосьевича. У них характер тяжелый. Они были против приглашения мальчика. Говорили, что он будет неаккуратен, небрежен в работе, шумен и т. п. Так вот, я должен вести себя так, чтобы сразу почувствовалось, что я не такой. Далее, дневальный отец Митрофан может заставлять меня делать за него работу. Так я это делать не обязан и должен вежливо отказываться. В разговорах с ним следует быть осторожным. Он человек лукавый.

В заключение Григорий Порфирьевич сказал, что, если в течение месяца все мной будут довольны, он организует мой переход на жилье из колонны в библиотеку. Я буду спать в этом кабинете, а на день убирать постель в шкаф. Кабинет открыт пять часов в сутки, а остальное время это будет моя комната, где я могу заниматься, читать и вообще жить.