Александр Козенко - Джон Голсуорси. Жизнь, любовь, искусство Страница 12

Путешественник останавливается, пораженный чэдною живописною картиной, которую представляют эти два острова Новой Зеландии. Он может видеть дикие и грозные в своем величии горы, первобытной красоты леса, прелестные цветущие поля и луга, аккуратные дома колонистов. Внутри острова действуют вулканические силы и образуют горячие ключи – гейзеры возле озера Ротомагана. Кипящая вода то высоко поднимается вверх в виде грандиозных фонтанов, то ниспадает каскадами по террасам, которые покрыты белыми и цветными слоями кремнезема. Наиболее удивительным чудом Новой Зеландии считается исполинский кипящий водяной вулкан, по краям которого спускаются к озеру террасы из кремнистых и известковых осадков. Кипящий вулкан возвышается на 25 метров над озером. Его размеры 25 метров в длину и 18 в ширину при правильной овальной форме. Он до краев наполняется совершенно чистою прозрачною водою солоноватого вкуса и имеющей чудный голубой цвет с температурой 84 °C. Иногда вся масса воды выбрасывается из кратера, и тогда он стоит пустой, и видна его глубина порядка 10 метров, но постепенно он снова наполняется кипятком.

Нельзя, однако, сказать, что все это сильно понравилось Джону. Он сказал Теду при встрече, что «в окружающей природе был максимум необычайного и минимум прекрасного».

28 февраля Джон был в Веллингтоне, сразу же начав 14-часовое путешествие в Крайстчерч. Но идущее туда судно было так переполнено, что ему предложили импровизированную постель в салоне.

К 18 марта Джон и Тед прибыли в Мельбурн, где Джон приятно провел время. Он по утрам играет в королевский теннис, отличающийся от большого тенниса, чему его обучает профессиональный инструктор. Обедает с партнерами в ресторане отеля Мензис. Посещает скачки в Каулфилде, приблизительно в шести милях от города, находя лошадей весьма неплохими в целом.

Через три дня они прибыли в Аделаиду. Этот ночной переезд из-за большого количества пассажиров не дал им как следует выспаться, Тед спал всего 20 минут, да и Джон не намного больше. Его угнетает, что во время длительного обратного пути они будут отключены от мира. Чтобы как-то скрасить плавание к Южной Африке, он купил небольшую книгу соответствующей тематики «История африканской фермы». И еще, отправляя письмо домой перед отплытием, он среди родственников, которым посылал свою любовь, почему-то упомянул и Аду.

Глава 8

Друзья выбрали для возвращения в Англию клипер (быстроходный трехмачтовый парусник с удлиненной корабельной линией) «Торренс» – одно из лучших этого типа судов своего времени. Это парусник водоизмещением 127 тонн имел очень длинную корму в 100 футов, обеспечивающую устойчивость движения под парусами. Кроме того, они получили хорошую каюту.

Плавание прошло без приключений, если не считать двух сильных штормов, с которыми парусник успешно справился. Первый шторм произошел, когда клипер проходил мыс Лиувин (Cape Leeuwin) на юго-западном побережье Австралии, очень опасное место. Шторм не стихал 36 часов. Правда, было потеряно 7 парусов. Движение не такое быстрое, как у парохода, всего около 100 миль за сутки, зато это компенсируется отсутствием запахов, вибрации, шума и «черных». Все же условия пребывания на судне подчас портили путешественникам настроение. Так, завтраки показались Джону отвратительными. Это было странно, так как на судне имелись корова, теленок, в большом количестве овцы, гуси, индейки, утки, куры, свиньи и капуста. Для каких-то других целей, явно не для употребления в пищу, на судне везли кенгуру, двух кенгуру-валлабис (мелкой породы), пять попугаев, собаку, двух кошек, несколько канареек и двух громко кричащих ослов. Джон называл корабль Ноевым ковчегом.

Были у них и собственные продовольственные запасы. Теду перед отплытием подарили 3 больших коробки фруктов – груши, виноград, яблоки, апельсины, орехи и лимоны. На судне плыло 22 человека, включая экипаж. Пассажиры – все англичане, возвращающиеся домой. Среди них нашелся неплохой шахматист, и они с Тедом, который играет вполне прилично, разыгрывали партию за партией. С доктором, молодым человеком с писклявым голосом, Джон и Тед играли в вист. Он сильно раздражает, когда является партнером, и развлекает, когда противник. Пассажиры устраивали даже концерты, так как на судне имелось фортепиано. Джон спел «Дину Дод» и «Подпевают Самбо». Он снова прочитал Монте-Кристо на французском языке и перечитал историю африканской фермы, к тому же по утрам в воскресенье пассажирам читал капитан. В один из вечеров Джон уже был в постели, а Тед все еще на палубе, к ним в каюту проникла вода, не выше 4 дюймов. Проснувшись, Джон быстро собрал коробки и вещи, а стюард вычерпал воду, и никакого вреда причинено не было.

Капитан судна лет 50, с седыми волосами, бакенбардами и усами. Каждый день, сразу после завтрака, он вместе с Джоном устанавливает хронометр, и они по солнцу определяют долготу. В полдень они определяли широту, исправляли долготу и отмечали место судна на Диаграмме. В 3 часа пополудни капитан занимается с Джоном вопросами навигации, маневрирования и другими аспектами судовождения. Джон также изучал морское право, так что время в плавании для него не тянулось и скучать было некогда. Капитан в ясные ночи знакомил его с созвездиями южного звездного неба. Он говорил Джону, что тот неплохо все усваивает, да и сам Джон считал, что постепенно начал разбираться, что к чему.

Но наибольшее впечатление и, возможно, влияние оказала на Джона встреча во время этого плавания с Джозефом Конрадом. Джон с Тедом поднялись на борт «Торренса» еще до того, как прозвучала Рында. Не успели они сойти с трапа и все еще держались за фалреп, как к ним подошел с приветствием первый помощник капитана.

– Доброе утро, джентльмены! Рады видеть вас пассажирами на нашем судне, – сказал он с каким-то непривычным сильным иностранным акцентом. Выслушав наше ответное приветствие, он снова вернулся к руководству погрузкой, внимательно следя за тем, чтобы продовольствие аккуратно закладывали в ахтерлюк. На палящем солнце его лицо казалось Джону очень темным – загорелое лицо с острой каштановой бородкой, почти черные волосы и темно-карие глаза под складками тяжелых век. Он был худ, но широк в плечах, невысокого роста, чуть сутулый, с очень длинными руками. Странно было видеть его в такой должности на английском корабле.

Джон и Тед сразу прониклись к Джозефу Конраду симпатией. Это было вполне естественно, так как его главной чертой было обаяние – обаяние богатой одаренности и вкуса к жизни, по-настоящему доброго сердца и тонкого разностороннего ума. Он был на редкость впечатлителен и восприимчив.

Джон плыл с ним пятьдесят шесть дней. И он видел, как эти черты его характера проявлялись по отношению к людям. Так, один юнга – несчастный долговязый бельгиец – плохо переносил море и до смерти боялся лазить на мачты, и Конрад по возможности избавлял его от этого. И матросы его любили: для него они были живые люди, а не просто команда. И сам он в разговорах с Джоном вспоминал то одного их них, то другого, особенно старого Энди: «Хороший, знаете ли, был старик». Конрад дружески относился ко второму помощнику – веселому толковому молодому человеку, типичному англичанину, почтительно, хоть и чуть насмешливо – к англичанину-капитану, бородатому, толстому и старому. Капитан, как уже говорилось, занимался с Джоном навигацией, чтобы подготовить его к изучению адмиралтейского права. Ежедневно, сидя с ним по одну сторону стола в кают-компании, они сверяли свои наблюдения и найденные координаты корабля с данными Конрада, который, сидя напротив, поглядывал на них не без лукавства.

На паруснике наибольшие тяготы ложатся на помощника капитана. Почти всю первую ночь Конрад тушил пожар в трюме. Все семнадцать пассажиров узнали об этом лишь в конце рейса. Ему досталась львиная доля работы и во время другого шторма. Он был отличный моряк – чуткий к погоде и быстрый в управлении кораблем. Несмотря на свою чрезвычайную занятость, Конрад находил время для общения с понравившимся ему молодым джентльменом. Много вечерних вахт провел он с Джоном в хорошую погоду на юте. У Конрада, великолепного рассказчика, уже было за плечами около двадцати лет, о которых стоило рассказывать. То были рассказы о кораблях и штормах, о революции в Польше, о том, как в юности он контрабандой переправлял оружие карлистам в Испанию, о малайских морях, и о Конго, и о множестве разных людей; а Джон в двадцать пять лет был ненасытным слушателем…

В Кейптауне в последний вечер пребывания Джона на корабле Конрад пригласил его к себе в каюту, и Джон тогда же почувствовал, что из всех впечатлений этого путешествия он останется для него самым памятным. Он кратко рассказал Джону историю своей жизни: «Я старше тебя, Джон, на десять лет, родился 3 декабря 1857 года, и мое настоящее имя Теодор Юзеф Конрад Коженевский. Мой отец, польский дворянин Аполлон Коженевский, служил тогда управляющим имениями своих богатых родственников в Бердичеве. В сороковых годах он учился в Петербургском университете, переводил на польский Гюго и Шекспира, сам писал стихи. Он принимал самое деятельное участие в подготовке Польского восстания 1863–64 гг. Но еще до его начала был сослан с семьей в Вологду, затем переведен на Украину в Чернигов. В 1865 г. умерла моя мама, она происходила из семьи польских помещиков Бобровских. Отец со мной переезжает во Львов, затем в Краков, получив на это разрешение как безнадежно больной, где вскоре умирает. С 12 лет я жил в семье дяди Тадеуша Бобровского. Решив осуществить свою давнюю мечту, я в 17 лет бросил обучение в гимназии и уехал во Францию, в Марсель, изучать морское дело. Поверь мне, мой дорогой Джон, – говорил он с такой проникновенной искренностью, что в ней нельзя было сомневаться, – в Марселе я по-настоящему начал жить. Там у щенка открылись глаза. В Марселе я прожил три с половиной года и уже неплохо изучил французский язык. Но еще в Польше я мечтал об Англии – стране Чарльза Диккенса, капитана Кука и полярника Франклина. В 1878 г. я нанялся матросом на английский корабль, идущий к Британским островам. Я приплыл туда, не зная ни слова по-английски. Учиться читать по-английски я начал по газете “Стандарт”, а впервые услышал английскую речь от рыбаков, моряков и судовладельцев восточного побережья. Мне удалось устроиться на торговый флот и плавать на парусниках и пароходах, перевозящих уголь и тропическое дерево, джут и шерсть. Последовательно сдавая экзамены, мне удалось через два года стать штурманом, а еще через шесть лет – капитаном Королевского флота. В 1884 г. я получил английское подданство». Но то, что он уже написал свой первый роман «Каприз Олмейера» и работал над рукописью, он не сказал Голсуорси. Поэтому его советы Конраду стать писателем, так много интересного он знал и так хорошо говорил, несколько запоздали. Зато, возможно, общение с Конрадом впоследствии наряду с другими обстоятельствами и подтолкнуло Джона к литературному творчеству.