Виктор Бычков - Рассвет над Деснянкой Страница 12

А тут вдруг Данила решил заставить отца Василия плясать для них? Диво, да и только! Хорошо бы согласился, и то слава Богу!

Тропинка петляла среди вётел, сосен, что подбежали к самой реке, остановились, любуются открывшимися вдруг перед ними далями на том, низком берегу.

А вот и омут, то место, где когда-то родители девушек не смогли устоять перед житейскими трудностями, перед жестокими реалиями жизни. Вода здесь тёмная, почти чёрная, то тут, то там образовываются из ниоткуда воронки, бурлят, устрашающе притягивают к себе путника.

Некоторые жители Вишенок старались пробегать это место не задерживаясь, иные отводили глаза в сторону, чтобы не поддаться пугающей притягательности страшного омута. А он на самом деле манил к себе, звал, зачаровывал жутким колдовством своих бурлящих воронок, ещё и ещё раз подтверждая и без того страшную силу нечистого места.

Только деревенский рыбак Мишка Янков не верил в нечистую силу, смело ставил мордушки, сети, таскал со дна омута пудовых сомов. Он же и обнаружил утопленников – мужа и жену Назара и Прасковью Домниных, родителей Глафиры и Марфы.

И сегодня он сидел в лодке на краю омута у берега, дымил самокруткой, неотрывно уставившись в неподвижные поплавки. Заслышав людские голоса, повернул бородатое лицо, прищурившись, старался рассмотреть из-под ладошки путников.

– До отца Василия? – вместо приветствия вдруг спросил Мишка. – Венчаться?

– Здорово, леший! – Данила даже подпрыгнул от такой проницательности рыбака. – Вроде с тобой не делились новостями, а поди ж ты…

Девчата, прижавшись друг к дружке, постарались быстренько пробежать мимо, а парни остановились перекинуться парой слов с нелюдимым молчуном.

– Ты с чего это решил, что венчаться? – воскликнул Ефим. – Хотя твоя правда: до отца Василия мы.

– Обратно этой дорогой? – и, не дождавшись ответа, продолжил: – Я хорошего сома на отмели за кустом положу. Если меня вдруг к тому времени не будет, сами заберёте. Это от меня к вашему столу. На жарёху. А можно и ушицу.

И снова уставился на поплавки, совершенно забыл о разговоре.

Парни переглянулись, недоумённо пожали плечами, двинулись вслед девчатам.

– Вот и пойми этого молчуна, – не сдержался Данила. – Как будто ему на ухо нашептали о нас или с нами за одним столом сидел.

– Да-а! А вообще-то мужик неплохой.

– Ничего худого никому не делал, это факт, – поддержал Гриня Кольцов.

К Слободе подошли уже во второй половине дня.

Церковь расположилась на перекрестке дорог и хорошо была видна на подходе изо всех окрестных сёл, её чистый колокольный звон одинаково долетал до самых отдалённых деревень прихода.

Отца Василия застали в огороде, где он подкапывал картошку, а матушка Евфросиния выбирала вместе с младшей дочерью Лизой.

– Ох, как не во время, – воткнув лопату в землю, батюшка подошёл к гостям. – Что привело вас? Хотя и так ясно. У вас что, другого времени не было? Ох, эти женихи да невесты! Что, уж замуж невтерпёж? – лукавая улыбка озарила лицо священника. – Хотел, было, заставить вас выкопать картошки с пол-огорода, но потом передумал. Так и быть: ждите, я скоро освобожусь.

Такое игривое, весёлое настроение тут же передалось молодым. У девушек как будто гора с плеч свалилась. Всю дорогу они не до конца верили, сомневались, что батюшка вот так сразу согласиться венчать. Да и само предложение парней казалось сном, в это с трудом верилось даже здесь, на пороге церкви.

Всю дорогу от Вишенок до Слободы девушки боялись говорить о свалившемся вдруг на них счастье. Боялись сглазить, вот потому-то и пошли вдоль реки, чтобы поменьше людей видело и знало о таком событии в их жизни. До последнего мгновения боялись: вдруг что-то помешает, парни передумают, скажут, что они пошутили. Такой позор сёстры вряд ли бы пережили, они понимали это, потому и боялись. Всё казалось, что вот сейчас проснутся и это кончится: не станет Ефима и Данилы, и отца Василия, и церкви, они опять одни в своей избе. Но слава Богу!

Конечно, не о такой свадьбе мечтали: кони с лентами в гривах, колокольчики под дугой, столы ломятся. Но понимали и другое: и девушки, и парни сироты. Как бы ни мечталось, но они си-ро-ты! Этим всё сказано.

А Данила с Ефимом не нашли в родительских сундуках гражданской одёжки, чтобы переодеться, скинуть солдатское обмундирование, так и пришли в нём. То, в чём они ходили до армии, оказалось маленьким, коротким, годным разве что подросткам, а не мужикам.

Понимал это и отец Василий. И по внешнему виду молодых, особенно парней в солдатской форме, и по их робким словам он видел, что привело эти две пары под венец. Но словом не обмолвился в укор, и молодые были безумно благодарны ему за это.

Прижавшись друг к дружке, с замиранием сердца ожидали венчания. Но доброжелательное, по-отечески ласковое отношение священника к молодым вселило в их души оптимизм, твёрдую уверенность, что всё у них получится, будет не хуже, чем у людей. Сёстры заулыбались, приободрились, куда девались те страхи, что мнили себе всю дорогу. Да и парни повеселели. Данила так вообще ходил гоголем.

– А я что говорил, а вы боялись?

– Не говори гоп, – осадил его товарищ. – Мы даже не подумали, чем отблагодарить батюшку, а ты…

– Ой, и правда, – спохватились сёстры. – Там, дома, у нас и денежек немного есть, надо было взять, а мы и не догадались. Вот стыдно-то как!

Но, к счастью, батюшка почему-то даже не заикнулся об этом, но всё равно на душе было как-то нехорошо, тягостно. Уже в последний момент перед тем, как зайти в церковь, отец Василий спросил:

– Колец, конечно, нет. Но хотя бы подножие взяли?

– Так, это, – девушки растерянно пожали плечами. – Мы, это…

– Понятно, – подозвал матушку и что-то шепнул ей на ухо. – Так спешили под венец, что всё позабыли. Эх, молодо-зелено!

Матушка тут же убежала и вскоре вернулась с выбеленным домотканым широким полотенцем, сунула в руки Марфы.

– Возьми, дева, как раз сгодится на подножие.

Решили, что первым венчаться Ефиму с Глафирой.

Пока стояли в притворе, с волнением наблюдали за действиями священника. Вот, наконец, тот епитрахилью соединил руки молодых, благословил с зажжёнными свечами.

– Отныне служите Богу и друг другу, – совершал обряд батюшка.

Данила с Марфой стояли позади, от нетерпения парень уже начал пританцовывать. Это не осталось незамеченным отцом Василием. Несколько раз тот выразительно посмотрел в сторону Данилы, продолжая обряд.

Вот уже молодые встали на подножие у аналоя, а Данила с Марфой застыли с венцами над головами жениха и невесты.

– Отныне двое должны стать одним целым, одной пло-о-тию-у-у, – вёл отец Василий.

Руки у Данилы занемели, несколько раз он менял их, дальше терпеть не мог и вдруг обратился к батюшке:

– А нельзя ли, отец родной, повеселее? Руки устали, да и наливочка наружу просится, а ты тут развёл своё кадило.

Священник от неожиданности даже поперхнулся, но тут же взял себя в руки.

– Терпи, сын мой, – и продолжил читать «Отче наш».

Марфа уже несколько раз одёргивала Данилу, но того вдруг понесло. То ли выпитая наливка ударила в голову, то ли благодушный вид батюшки сбил его с толку, но парень не остановился.

– Мог бы и сократить, – с вызовом произнес Данила. – Кто её слушает, твою молитву? Кому она нужна?

– А вот за это я тебе, неразумное дитя моё, могу и по башке съездить, – батюшка вплотную приблизился к парню, смерил того взглядом. – Помни, где находишься!

– Ох, напугал! Да я на штык немца в рукопашной нанизывал, не боялся, а тебя и подавно!

– А вот это видел? – перед носом Данилы замаячил огромный волосатый кулак священника. – Ты штыком, а я япошек косорылых вот этим кулаком на тот свет отправлял без причастия, понял, овца заблудшая? Они были с винтовками, а я вот этим снарядом!

Парень отпрянул назад, глядя на кулак батюшки, и тут до него дошло, что на самом деле с таким кулаком штык не нужен!

– Молчу, молчу!

– Вот так-то лучше. Стой, не буянь, Аника-воин нашёлся, – отец Василий продолжил читать молитву.

Дальше всё прошло гладко, без сбоев. После Глашки и Фимы обвенчались Данила с Марфой.

А вокруг церкви в это время выплясывал юродивый Емеля. Ему очень уж нравились свадьбы: шумные, пышные, со множеством гостей, с тройками и бубенцами, щедрыми сватовьями, что одаривали его, Емелю, разными сладостями, а то могли и денежку даже кинуть. Но он ничуть не удивился этому тихому, безлюдному венчанию, что вот сейчас вершилось в церкви отцом Василием.

Он плясал за недостающих гостей, выкидывая кренделя обутыми в лапти ногами, пытался пойти в присядку, но тут же падал, не удержавшись, и заходился хохотом. Его переполняло ощущение благодати, что исходило из церкви, он радовался жизни, солнцу, очередному осеннему дню.