Колин Маккалоу - Травяной венок. Том 2 Страница 13

Но теперь интересно, как Силон нашел, куда обратиться, когда мы в Риме ничего не знали об этой восточной сталелитейной промышленности? И забавное объяснение пришло мне в голову, только его трудно доказать, как я подозреваю. Поэтому я не сообщил его Пизону Цезонину. Квинт Сервилий Цепион жил вместе с Марком Ливием Друзом в течение нескольких лет, пока его жена не сбежала с Марком Катоном Салонианом. Теперь вернемся к тому времени, когда я собирал голоса во время своей первой попытки стать претором. Цепион тогда уехал в дальнее путешествие. Ты в предыдущих письмах уверял меня, что золото Толозы больше не находится в Смирне, что Цепион появился в Смирне во время той самой отлучки из Рима и перевез его, к большому огорчению местных банкиров. Тогда Силон стал часто бывать в этом доме. И завязал значительно более дружеские отношения с Друзом, чем те, что были у Друза с Цепионом. Что, если он услышал о том, как Цепион употребил часть этих денег, вложив их в создание сталелитейных городков в восточной части Италийской Галлии? Силон мог тогда опередить Рим, связав договором эти новые городки, чтобы они делали оружие и доспехи для его собственного народа прежде, чем кому-то в регионе понадобятся заказчики.

Я догадался, что Цепион и есть тот римский сенатор, землевладелец, и что компания в Плаценции принадлежит ему. Однако я сомневаюсь, что смогу доказать это, Публий Рутилий. Во всяком случае, Пизон Цезонин оказал давление на этих сталелитейщиков, в результате чего они не будут делать оружие для италиков, а вместо этого станут поставлять его нам.

Рим готовится к войне. Но никто не может чувствовать себя непринужденно, воюя в Италии, в том числе и противник, как мне кажется. Они могли бы выступить против нас еще три месяца назад, по донесениям моей разведки. О, забыл сказать тебе, что сейчас я занят созданием разведывательной сети и, готов поклясться, что если не этим, то другим путем наша осведомленность об их передвижениях превзойдет их знания о наших.

Эта часть моего письма, кстати, несколько более поздняя по времени, чем первая. Курьер Скавра еще не отправился в путь.

На данный момент мы обезопасили Этрурию и Умбрию. Там, конечно, есть недовольные, но они не могут собрать достаточную ударную силу, чтобы отколоться от нас. И это, главным образом, благодаря экономике латифундий. Гай Марий появляется везде, вербуя и усмиряя население, – и, нужно отдать должное Цепиону, он также очень активен в Умбрии.

Отцы сената все еще плавали в своем уютном старом садке, а моя разведка уже обнаружила, что у италиков примерно двадцать легионов обучены и вооружены. Поскольку у меня имелись доказательства, подтверждающие мою точку зрения, им пришлось мне поверить. А у нас всего шесть легионов! К счастью, мы имеем оружия и доспехов по меньшей мере еще на десять легионов, благодаря тем бережливым людям, которых мы посылаем собирать на полях сражений вещи убитых: как наших, так и вражеских. Так же пригодились и доспехи пленных. Все это собрано в Капуе на множестве складов. Но как нам теперь за то время, которое у нас осталось, набрать и обучить новые войска? Этого не знает никто.

Я должен сообщить тебе, что в конце февраля в палате было решено: примерно наказать италиков так, как это было сделано в Нуманции. Поэтому там открываются северный и центральный театры военных действий. Командование на севере поручено Помпею Страбону. Ему и намечена эта цель – Аскул. И он, как говорят, будет готов выступить к маю. Сейчас еще ранняя весна, но в этом году наш медлительный верховный понтифик наконец добавил еще двадцать дней к концу февраля[12] и поэтому дата этой последней части моего письма – все еще март. Между прочим, я сейчас пишу в одиночку – Скавр говорит, что у него нет времени. Как будто у меня оно есть! Однако, Публий Рутилий, для меня это не лишнее бремя. Много раз в прошлом ты находил время написать мне, когда я уезжал. Я отплачиваю тебе не большим, чем ты сделал для меня…

Лупус относится к тем начальникам, которые не делают ничего, что они считают ниже своего достоинства. Поэтому, когда было решено, что он и Луций Цезарь поделят между собой легионы ветеранов Тита Дидия и каждый получит также по легиону новобранцев, Лупус не взял на себя труда покинуть Карсеоли (где он расположил свой штаб центральной кампании) и отправиться в Капую, чтобы принять свою половину войск. Он послал вместо себя Помпея Страбона. Ему не нравится Помпей Страбон – а кому он, честно говоря, нравится?

Однако Помпей Страбон ему отплатил! Собрав два легиона ветеранов и один легион новичков из Капуи, он отправился не куда-нибудь, а в Рим. Лупус приказывал ему со свежим легионом идти на север к Пицену, а два легиона ветеранов доставить ему, Лупусу, в Карсеоли.

Над тем, что сделал Страбон, Скавр смеялся целую неделю. Он послал легион новобранцев под командованием Гая Перперны в Карсеоли Лупусу, в то время как сам с двумя ветеранскими легионами поспешил на север по Фламминиевой дороге! Он сделал не только это. Когда Катул Цезарь прибыл в Капую, чтобы занять свой пост, то обнаружил, что Помпей Страбон также покопался на складах оружия и доспехов и извлек оттуда достаточное их количество, чтобы экипировать четыре легиона! Скавр все еще смеется. Однако, мне не до смеха. Что мы сейчас можем с этим поделать? Ничего. Помпей Страбон взял на себя бремя стража. В нем слишком много от галлов.

Когда Лупус сообразил, как ловко его надули, он потребовал, чтобы Луций Цезарь отдал ему один из двух своих ветеранских легионов! Естественно, Луций Цезарь ответил отказом, заявив, что если Лупус не может контролировать своих собственных легатов, то ему лучше не ходить плакаться по этому поводу к старшему консулу. К несчастью, Лупус вымещает обиду на Марии и Цепионе, заставляя их производить набор и обучение с удвоенной энергией. Сам он сидит в Карсеоли и дуется.

Целий и Серторий в Италийской Галлии сворачивают горы, чтобы доставить оружие, доспехи и войска, и каждая кузница и сталелитейня на римских территориях, где бы они ни находились, занята по горло. Поэтому я полагаю, что в действительности не имеет большого значения то, что сталелитейные городки Цепиона работали на италиков все эти годы. Не нужно особой сообразительности, чтобы в любом случае обнаружить, что работа идет для них. Теперь они работают для нас столько, сколько могут.

До мая мы должны получить шестнадцать легионов. Это означает, что мы должны создать десять легионов в придачу к тем, что имеем сейчас. О, мы сделаем это! Чем всегда отличался Рим, так это умением завершать свое дело, когда обстоятельства складываются не в его пользу.

Добровольцы приходят отовсюду и из всех слоев. И люди, обладающие латинскими правами, доказали, что могут быть поддержкой для нас. Из-за спешки мы не делаем различия между римскими и латинскими добровольцами, так что это выглядит как своеобразная гегемония, создавшаяся непроизвольно. Тем самым я хочу сказать, что в этой войне не будет вспомогательных легионов. Все они будут считаться и рассматриваться как римские.

Мы с Луцием Юлием Цезарем выезжаем в Кампанию в начале апреля, примерно дней через восемь. Квинт Лутаций Катул Цезарь уже находится на посту коменданта Капуи и, по моему мнению, справляется со своей работой хорошо. Я в глубине души доволен, что он не будет командовать никакой армией. Наш легион рекрутов разделится на две части по пять когорт каждая – Луций Цезарь и я думаем, что они понадобятся в качестве гарнизонов для Нолы и Эзернии. Войска смогут выполнять эту задачу, им не нужно завоевывать венок. Эзерния – это настоящий аванпост на вражеской территории, но она остается лояльной к нам, и нам это известно. Сципион Азиаген и Луций Ацилий – оба младшие легаты (и оба не самых лучших качеств) – сразу берут пять когорт в Эзернию. Претор Луций Постумий забирает другие пять когорт в Нолу. Что касается Постумия, то это твердый человек. Мне он нравится. Ты скажешь, что это потому, что он не из Альбинов.

Ну вот, дорогой Публий Рутилий, на данный момент это все. Курьер Скавра уже стучит в мою дверь. Когда будет возможность, я напишу еще, но, боюсь, нам придется поддерживать обмен новостями через наших женщин, Юлия обещала, что будет писать часто.»

Сулла со вздохом отложил перо. Письмо получилось длинным, но он испытал что-то вроде катарсиса. Это стоило затраченных усилий, даже если пришлось пожертвовать сном. Он знал, что тот, кому он пишет, никогда этого не забудет, хотя и считал, что только на бумаге способен высказать такие вещи, которые никогда не смог бы сказать Публию Рутилию лично. Это, разумеется, потому, что Публий Рутилий Руф был слишком далеко, чтобы представлять какую-либо опасность.

Однако он не упомянул о своем внезапном возвышении в сенате при поддержке Луция Юлия Цезаря. Оно было слишком ново и слишком тонко сбалансировано, чтобы искушать судьбу, говоря о нем, как о свершившемся факте. Всего лишь случай послужил поводом для него, Сулла был в этом уверен; недолюбливая Гая Мария, Луций Цезарь искал кого-нибудь другого, чтобы задать свой вопрос. По правилам он должен был спросить Тита Дидия или Публия Красса или какого-нибудь другого триумфатора. Но взгляд его остановился на Сулле, и он решил, что ответить должен Сулла. Разумеется, он не ожидал от него такого понимания ситуации, но получив ответ, Луций Цезарь поступил вполне логично; он выделил Суллу в качестве эксперта в палате. Консультации с Марием или Крассом не пошли бы ему на пользу – он выглядел бы как новичок, постоянно спрашивающий совета у своих хозяев. Спросив же бывшего «никем» Суллу, консулар проявил свой гений. Теперь Луций Цезарь мог заявлять, что он «открыл» Суллу. А когда он опирался на Суллу, это выглядело как покровительство с его стороны.